Молча выхожу из салона. За всю дорогу мы не проронили ни слова. Ни звука. Мне Илье больше нечего сказать. Всё, что я хотела, уже озвучила на кухне. Ему, видимо, тоже добавлять ничего не хотелось. Молчали и не срались, уже хорошо. И на том радость.
Мерс быстро скрывается из виду, а я грустно иду внутрь. Шикарное место, богатое на архитектуру и скульптурное оформление. Ещё недавно я жила в одном секторов, где располагались общежития блочного типа, а теперь вот меня попёрли. Дяде Володе с тётей Мариной я наплела про то, что устроилась на работу в вечернюю смену рядом с домом и отсюда ездить туда неудобно. Вроде поверили.
— А вот и наша цаца, — откуда‑то из‑за колон выныривает Артём Гордеев, тот самый муда… та самая мычащая утка, из‑за которой меня, собственно, и попросили.
Неужели я с ним реально встречалась? Дура. И где только глаза были? Залипла на смазливую можорскую мордашку и поплыла. Ещё бы, один из самых завидных парней на потоке, богатенький мальчик, сынок местного председателя и просто очаровательный разгильдяй обратил внимание именно на меня! Ещё и так красиво ухаживал. Кто уж тут уши не развесит.
Это потом вскрылось, что у таких, как он не бывает только «одной», однако даже при наличии гарема отпускать кого‑либо подобные персонажи не любят. Когда я послала его куда подальше настал черёд мести за задетое самолюбие. Уж не знаю, приплёл ли он папашу или сделал всё сам, но учёба начала скатываться семимильными шагами, а от красного диплома остались одни мечты.
В прямом смысле слова меня начали валить чуть ли не на каждом экзамене и прикапываться до малейшего пустяка. Как итог — лишение стипендии, места в общаге и нескончаемая головная боль. И всё лишь по тому, что я не дала какому‑то уроду. Кто рассказал бы, не поверила, а тут на собственной шкуре всё прочухала.
Порой складывается впечатление, что я проклята. В школе Князев не давал покоя, даже после его поступления в кадетское я долго не могла разгрести то, что он за собой оставил, тут этот доморощенный прЫнц приклеился. Вот и надо было ему именно ко мне прицепиться? Я‑то мимо него за километр ходила, понимая, что «элитные» орешки мне не по зубам. На том и прокололась. Надо было, видимо, висеть на шее, чтоб он сам мечтал поскорее избавиться от пиявки.
Прохожу мимо, ничего не отвечая, но Гордеев не отлипает.
— И чё это мы нос задрали? Даже не здороваемся.
Ааа! Взять бы за шкирман эту сволочь и вместе с Ильёй запихнуть куда‑нибудь в закрытое пространство без света и интернета, чтоб они от скуки поубивали друг дружку и оба, наконец, оставили меня в покое. Всё чаще задумываюсь над тем, чтобы после выпуска уехать в другой город. Сил никаких уже не осталось.
— Артём, мне некогда. Иди подоставай кого‑нибудь ещё.
— Не хочу других. Хочу тебя, — вырываюсь, когда меня пытаются приобнять.
— Клешни подобрал. Я тут недавно научилась метко бросаться тушёнкой, так что не буди лихо.
— Не посмеешь, — зашкаливающее самомнение может соперничать у него только с такой же зашкаливающей наглостью. — Ты же не хочешь усугубить своё положение ещё сильнее.
Опять угрозы? Его любимое средство.
— Не напугал. Мне терять нечего.
— Ну так давай исправим? Я ж сколько раз предлагал: развлечёмся разок‑другой и, считай, золотая медалька у тебя в кармане.
Считаю мысленно до пяти, чтобы не всадить ему каблук промеж глаз.
— Удобно, скажи, когда есть авторитетный папочка? — желчно интересуюсь я. — Жаль, без него сам ты ничего из себя не представляешь.
— Не груби.
— А то что? Побежишь жаловаться? — сворачиваю, не доходя до памятника Менделееву, величественно украшающему конец коридора. — Тогда поспеши. А то у меня как раз тест, успеешь устроить, чтоб он потерялся, — Артём наверняка бы продолжил свои ядовитые серенады, но я успеваю нырнуть в аудиторию. Почти не опоздала, две минуты не считается.
Настроение испорчено, но треклятый тест кое‑как нацарапан. В целом я даже уверена, что там почти всё правильно, но на хороший балл давно не рассчитываю. Порой появляется мысль вовсе не стараться. Какой смысл готовиться и зазубривать, если один фиг занизят? А по специальности я так и так не собираюсь идти, к этому душа не лежит абсолютно. Нет. Я хочу вернуться в художественную гимнастику. Хотя бы учителем, раз у самой мечта в своё время накрылась из‑за травмы.
К обеду лучше не становится. В рабочем чате приходит сообщение о просьбе подменить. Причём не от девчонок, а непосредственно от администратора. Её просьба, что приказ — начнёшь отмазываться, потом не единожды припомнят. Блин, законный выходной же. Был. Я так рассчитывала просто лечь спать. И проспать сутки.
— Чего такая кислая? — спрашивает сидящая рядом в столовке Диана, замечая моё выражение лица.
— А? Да ерунда. Очередные загоны, — лишь отмахиваюсь я. Мы более‑менее общаемся с ней, как и с другими сокурсницами, но за столько лет так и не сблизились настолько, чтобы я могла хоть кого‑то назвать «подругой». В таком месте друзей не заводят, тут все с понтами и себе на уме.
Да и вера в женскую дружбу закончилась, когда бывшая «подружка», которую я знала с песочницы и доверяла секреты, жёстко кинула меня, растрепав всему свету то, что было нельзя произносить даже шёпотом. Как после обнаружилось, желая выслужиться перед Ильей. Нравился он ей, видите ли. Он тогда, помнится, никак не среагировал, оставив её без внимания, а я впредь зареклась кому‑либо рассказывать что‑то личное.
Тот урок я усвоила хорошо, так что дальше общедоступной информации больше ни с кем не делюсь по сей день. Ну и про мою «работу» никто, естественно, не знает. И слава богу. Я специально для этого устроилась в клуб практически в другом конце города. Чтоб даже случайно ни на кого не наткнуться. И схема вполне себе работала, пока не объявился Князев.
Князев… что с ним делать? Скорее бы уже всё закончить и уехать. Или хотя бы погасить остаток долга за оплату семестра и перебраться на съёмную квартиру. Куда угодно, лишь бы подальше от него. Надеюсь, его не будет дома, когда придётся заскочить домой за шмотками. Знала бы, сразу взяла.
Обломись, Крамер. Сегодня явно не твой день. Все звёзды этого мира сошлись на небосводе в единое созвездие одного большого жирного… среднего пальца. Тут уже не только чёрная кошка, тут чёрная кошка верхом на ведре проскакала мимо, устраивая фейерверк из рассыпанной соли.
Князев сидит возле своей тачки, на заборчике, что отделяет парковочную зону от детской площадки. Рядом топчутся Огурцов и Лопырёв. Рядом развернулся стандартный набор автомобилиста спальных районов: поставленное на крышу машины прохладительное в алюминии, окурки под ногами, поднятый капот мерса и распахнутые дверцы. На заднем сидении, высунув ноги наружу, лежал, судя по всему, Мартынов. Утомился, лапушок. Отдохнуть захотел.
— Эй, фашистка, — окликает меня по дороге к подъезду Илья. — Как тест? Отрицательный, положительный?
Опять пошлые шуточки?
— Боишься стать папочкой? — парирую я.
Тот аж чихает в свою банку с энергетиком под дружный хохот верных пёселей.
— Я ж с миром, а ты опять за старое.
— С миром?
— А то. Мартынов, — зовёт Князев друга. — Ты что‑то хотел сделать.
— Что, прям сейчас? — скулит тачка и подёргиваются неодобрительно ноги.
— Сейчас. Давай, давай.
Нелепая полукривая физиономия оказывается в поле зрения и смотрит на меня исподлобья, соскребая остатки гордости по углам.
— Прости за вчерашнее, — цедит он без особой охоты. Раскаянья ноль, зато послушание на высшем уровне. Какой натренированный щеночек. Слушается хозяина. Поразительно то, что даже несмотря на годы отсутствия Князев продолжает быть среди них авторитетом. Как ему это удаётся?
— Прощаю, — максимально миролюбиво киваю. — Но в следующий раз буду прощать, вооружившись ножницами.
— Почему ножницами? — заинтересовался Князев.
— Глаза удобно выкалывать, — под очередной гогот поскорее скрываюсь в подъезде. Хотя я, конечно, удивлена. С чего бы такая щедрость?
