Он умеет мыслить логически, подумала Силла. Как в своих рисунках, которые он выстраивает в жесткой последовательности.
— Да, это похоже на правду. Жаль, потому что было бы проще и легче, если бы это была она. Значит, есть кто-то другой. И этот другой меня ненавидит.
Она сдвинула кепку на затылок и рассеянно смотрела, как Спок гоняется за одной из своих кошек на заднем дворе.
— Сегодня я подозревала Бадди, потому что он стал насвистывать одну из песен моей бабушки. И я подумала: а не он ли воспылал к ней безумной страстью в один из вечеров, когда она пригласила его устранить течь? Или она отвергла его притязания, и теперь он хочет отомстить мне? Я подумала о Добби, который был, конечно, слишком стар. Но у него есть сын, а у его сына тоже есть сын. У меня все перепуталось в голове, и я начала думать, что любой парень мог прострелить голову моему пластмассовому двойнику из-за того, что произошло между ним и моей бабушкой тридцать пять лет назад. А может, прав мой отец, и так проявляется чья-то жестокая и патологическая ненависть к Кэти.
— Твой отец считает, что тебя преследует человек, возненавидевший персонаж телесериала?
— Нет. Не совсем. Он предположил, что тот, кто это делает, испытывает неприязнь лично ко мне. Но это тоже бессмысленно, — она опустила отвертку. — И поскольку все это бессмысленно, я продолжаю ходить по кругу и от этого злюсь и нервничаю. Кроме того, через несколько дней я собираюсь принимать тут несколько десятков человек. Подавая человеку картофельный салат, я буду думать, не он ли это. Может быть, тот, кто улыбается мне и благодарит за отличное угощение, на самом деле с радостью прострелил бы мне голову.
Форд встал и подошел к ней.
— Возможно, в детстве меня немного замучили дисциплиной, но это — как говорит моя мама — воспитывает характер. А этот характер означает, что я могу тебе сказать, а ты можешь мне поверить, Силла, что никто не посмеет обидеть тебя, когда я рядом.
— До сих пор никто еще не считал своей главной задачей оберегать меня от обид. И я тебе верю. С тобой я чувствую себя в безопасности, и такого со мной еще никогда не было.
Он поцеловал ее, очень нежно, потом отстранился и спросил:
— Ну?
— О, черт! Я сама напросилась. Сама дала тебе повод, — она отвернулась и взяла шуруповерт. — Послушай, сегодня такой длинный день. Я просто не хочу сейчас об этом говорить.
Он взял ее за подбородок, слегка приподнял его и вопросительно заглянул в глаза.
— Я не знаю. Я не знаю. Я еще не составила списки.
— Какие такие списки? — он погладил ее по щеке.
— Аргументы «за» и «против». И я предупреждаю тебя, что, если сейчас ты начнешь настаивать, это закончится десятиминутным перечислением пунктов «против». Те, что я тебе уже называла, и еще многие другие.
— Назови мне один «за», — она тряхнула головой, но он не отпускал ее. — Всего один.
— Ты меня любишь. Я знаю, что любишь, и я знаю, что ты искренен. Но не зря же это называется «потерять голову». Ты будешь колебаться, когда очнешься, спрашивать себя, какого черта ты тут делаешь, и искать пути к отступлению. Это непрактично, — продолжила она, когда он улыбнулся и еще раз погладил ее по щеке. — Один из нас должен быть практичным. А что, если я скажу: да, давай уедем в Лас-Вегас — как поступили мои мать и бабушка — и там обвенчаемся? Что…
— Я скажу, что ты собираешь чемоданы, а я заказываю билеты на самолет.
— Не смеши меня, — она пыталась казаться раздраженной, но у нее не получалось. — Тебе не нужна эта пошлая поездка в Лас-Вегас. Ты серьезен. Ты серьезно относишься к дружбе, к работе, к семье. Ты серьезно относишься к «Звездным войнам», и ты действительно ненавидишь Джар Джар Бинкса.
— Но послушай. Каждый, кто…
— Ты серьезно относишься к тому, — перебила она его, — чтобы жить собственной жизнью, и твое добродушие нисколько этому не мешает. Ты серьезен, когда рассуждаешь о том, какой тип криптонита смертелен для супермена.
— Следует выбрать классический зеленый. Я уже объяснял тебе, что золото может временно ослабить его силу, но…
— Форд.
— Прости. Пропустим это и вернемся к Лас-Вегасу.
— Мы не поедем в Лас-Вегас. Боже, у меня голова идет кругом. Ты не думаешь о практических вещах, о реальности.
— Можешь проверить. Приведи пример.
— Отлично. Отлично. Где мы будем жить? Бросим монетку, спросим твой Волшебный шар. Или мы…
— Ради всего святого, Силла, мы будем жить здесь. Здесь, — повторил он, постучав костяшками пальцев по стене дома.
Его мгновенный ответ ошеломил ее.
— А как же твой дом? Ты любишь свой дом. Он замечательный. Приспособлен специально для тебя.
— Да, для меня. Но не для нас. Конечно, я люблю свой дом и много вложил в него. Но это всего лишь дом для меня и Спока, — он оглянулся как раз в тот момент, когда Спок поймал и прикончил ненавистную невидимую кошку. — Споку хорошо везде. Я не связан с моим домом так, как ты с этим, Силла. Этот дом для тебя. Я видел, как ты его строила, — он взял ее шуруповерт. — Это не только инструменты, гвозди и галлоны краски. Это твой дом. Я хочу, чтобы он стал нашим.
— Но… — ее голова была переполнена тысячами «но». — А как же твоя студия?
— Да, мне потребуется много места. Ты что-нибудь придумаешь, — он протянул ей шуруповерт. — Составляй списки, Силла, если хочешь. Любовь? Это зеленый криптонит. Он побеждает все остальное. Я иду на задний двор и начинаю жарить мясо.
Ошеломленная, она стояла неподвижно, сжимая в руке инструмент, и смотрела, как за ним захлопывается обтянутая сеткой дверь. Что? Любовь — это криптонит? Могла ли она себе представить такое?
Разве можно понять мужчину — не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж, — у которого так странно работают мозги? Который делает такие заявления, а потом идет жарить мясо? Где его гнев, страх, волнение? Это бессмыслица. Полная бессмыслица.
Конечно, если она пристроит домашний спортзал с южной стороны дома, как хотела вначале, то потом можно будет достроить второй этаж. Немного наклонить крышу, чтобы было интереснее. Туда прекрасно впишется винтовая лестница. Их рабочие кабинеты будут разделены, чтобы они не мешали друг другу. Плюс южная сторона обеспечит прекрасное освещение в студии. Тогда она сможет…
Боже, она строит планы. Радужные планы, добавила она, отложила инструмент и принялась расхаживать по веранде. Спок, выполнивший дневную норму по уничтожению кошек, присоединился к ней.
Это будет не только удобно и не испортит существующую постройку, поняла Силла, но, напротив, улучшит ее. Разорвет линию крыши, завершит ее маленьким балкончиком. Потайные окна.
Черт бы его побрал! Теперь она все это видела. Она этого хотела.
Она сбежала по ступенькам и обогнула дом с южной стороны. Спок весело трусил за ней. Да, да, это не только осуществимо, подумала она. Это должно стать именно так.
Она сунула руки в карманы, и ее пальцы нащупали коробочку с кольцом, которую она носила с собой. Криптонит, подумала Силла, вытаскивая коробочку. Это страшно, очень страшно. Она понимала его. И — это пугало и радовало ее еще больше — он понимал ее.
Доверял ей. Любил ее. Верил в нее.
Когда она пришла на задний двор, огонь в гриле уже горел. Кукурузные початки прямо в кожуре были погружены в большую миску с водой — Силла не поняла зачем. Форд принес вино. Она ждала, пока он нальет ей бокал, вдыхая аромат роз, сладкого горошка и жасмина. Солнце просвечивало сквозь деревья, отражаясь от поверхности пруда.
На мгновение она вновь подумала о празднике, который когда-то царил здесь, о разноцветных огнях, о красивых людях, скользивших по лужайкам, подобно облакам духов. Потом она подумала о нем, стоявшем на камнях, которые она помогала устанавливать, и протягивающем ей бокал вина, и о жизни, которой она не знала, но о которой мечтала.
Она подошла к нему, спрятав одну руку в карман, и сделала первый глоток из бокала.
— У меня несколько вопросов. Во-первых — чтобы больше не отвлекаться — зачем ты вымачиваешь кукурузу?
