откинулась на столешницу, проглотив последние слезы и оставшись наедине со своими чувствами, он поднялся, достал кипятильник, которым она прижгла влагалище Аски, и, включив в сеть, опустил металлическую спираль в ведро с водой. Затем Синдзи встал перед Мари, медленно расстегнул и снял свою рубашку, открыв шрамы, рубцы и кровоподтеки по всему телу, надел на руки медицинские перчатки, а затем взял со столешницы хирургический зажим на длинных ножках с изогнутой браншей и, развернувшись, наклонился к красному контейнеру.
— Да, кстати, — он остановился, положив руку на крышку. — Почему ты зовешь меня жаворонком?
Девушка, что со все нарастающей тревогой в глазах внимательно следила за каждым его действием, застыла с недоуменным взглядом и с легкой запинкой произнесла:
— Я зову тебя жаворонком? Нет… Это не так, жаворонком называл тебя Нагиса, я лишь подхватила за ним.
— Каору? — Синдзи от неожиданности даже распрямился.
— Да. Подожди, а ты еще не понял? Все это придумал он — череда насилия над твоими близкими, шантаж, безумная игра. Это он мне открыл глаза, что именно ты сможешь стать человеком, кто исполнит мое желание, благодаря нему я узнала о тебе, о том, что мы схожи.
— Схожи?
— Брось, Синдзи. У нас есть дар затмевать разум людям противоположенного пола, сбрасывать их в пучину страсти, приковывать к себе цепями порочного и ненавистного обожания, вынужденной привязанности, сколь жестоко не было бы наше обращение с ними. Как собачки, они делают то, что мы им прикажем, одним щелчком разбивая их сопротивления и вынуждая терпеть и желать большего. Почему все твои девушки так легко тебе отдаются? Почему они так нелепо и немощно сопротивляются? Почему чувствуют постыдное удовольствие, даже когда ты их грубо насилуешь? Неужели ты этого еще не заметил?
«Упс. Она разгадала наш маленький секретик, один-один по очкам».
Выдохнув, Синдзи сел на пол и провел пальцами по лицу.
— Просто это… истинные надежды и мечтания…
— Что?
— Ладно, это уже не так уж важно. Будь то Каору или сама судьба, но сейчас ты лежишь на столе, и я собираюсь тебя уничтожить.
Мари притихла, перестав дышать, и даже взгляд ее застыл, словно покрывшись инеем.
— Я не собираюсь тебя пытать или мучить до смерти, тем более что боль ты все равно не воспринимаешь. Вместо этого я излечу тебя от нашей общей болезни одним не очень приятным способом.
Открыв красный контейнер, из которого сразу же донеслось плескающееся барахтанье, брезгливо скривившийся Синдзи погрузил в жидкость зажим, схватил небольшой извивающийся объект, и вернулся с ним к девушке.
— Это какой-то мутировавший вид миксины, названный местными рыбаками морским демоном. Несмотря на их мерзкий вид, большой опасности не представляют, однако даже один такой красавец, попавший в трюм вместе с рыбой, способен погубить весь улов за пару дней.
В браншах зажимов был зажат крупный извивающийся червь, толстый, длинный и абсолютно прозрачный, словно состоящий из одного бесцветного желатина. Существо диной в 15 сантиметров обладало неким подобием рта на одном конце, похожим на присоску пиявки, без зубов, но с мягкими шевелящимися жвалами, а внутри его прозрачного трубчатого тельца не виднелось ничего, что напоминало бы внутренние органы, лишь одна мутная прозрачно-белесая масса с канальцем от головы до хвоста. И червь непрерывно извивался, скручиваясь в узел, распрямлялся и снова сворачивался в клубок, беспрестанно источая просто огромные порции слизи, потянувшиеся на пол вязкими тягучими нитями, напомнившими чем-то плавленую карамель. Или сопли.
— Их находят на затопленных руинах — обычные падальщики, что питаются разлагающимися останками людей и рыбы. Вроде бы обычный безобидный обитатель морей, коих там несчетное количество. Вот только даже один такой глист, а точнее его слизь, заставляет рыбаков поминать морских богов и делать все возможное, лишь бы не прикасаться к нему. Все дело в том, что эти черви выделяют неприятный токсин — не яд и не жгучую химию, а странное вещество, разжижающее любую плоть. Это их защитный механизм и их пищеварительная система — они кушают только разложившуюся плоть, поэтому, попав в рыбу или встретившись с еще свежим трупом, начинают активно заливать все вокруг своими выделениями. Она смягчает и растворяет любые ткани, делая их похожими на губку или желе, причем токсин настолько сильный, что способен размягчить даже кости. Но на этом вся их опасность и заканчивается, слизь со временем растворится, и плоть обретет свою былую твердость и упругость, главное — избегать травм со стороны, к которым ткани становятся очень чувствительными. Особенно к чрезмерному растягиванию — кожа делается словно жеваный ирис.
В глазах Мари мелькнул неподдельный страх, смешанный с инстинктивным отвращением. Чувство неприязни, ужаса перед чем-то мерзким, тошнотворным, а главное — способным сотворить с телом нечто кошмарное, заполнило душу девушки, и ее лицо не смогло скрыть тень все усиливающейся паники, попытавшейся спрятаться за бодрым самоуверенным голосом.
— Ну, это просто скользкий червяк, хех. Видела и пострашней. А вот медуза, например, может обстрекать так, что потом полдня корячиться будешь, если не потонешь. Я думала, у тебя там кальмар с гигантскими пятиметровыми щупальцами, которые бы бойко насиловали меня, помещенные в матку.
Синдзи тепло улыбнулся.
— Нет, кальмара, увы, я с собой не захватил. Но ты можешь не переживать, у меня этих ребят на тебя хватит с избытком.
И, развернув ногой контейнер к Мари, он продемонстрировал его содержимое — наполненное да краев прозрачными извивающимися червями всех размеров, от крошечных в полсантиметра, до каких-то жирных монстров в десятки раз длиннее, и все они шевелились, барахтались, сворачивались в один отвратительный клубок, обливаясь слизью и переливая густую бесцветную массу через край.
Девушка, лишь только увидев этот клубок паразитов, уже не способная скрыть ужас отвращения, побледнела, содрогнулась от рвотного спазма, к своему счастью, уже опорожнившая желудок заранее и потому совладавшая с тошнотой, но притом, кажется, окаменевшая и будто провалившаяся в прострацию.
— Представляешь, их тут столько, что, помести тебя в одну ванную с ними, они сожрут тебя за какие-то сутки, живьем, растворив до состояния клейкого, слизистого и очень милого пудинга.
Переведя на Синдзи свой обледеневший взгляд, Мари вдруг сильно задрожала, сжала лицо, будто откусив дольку лимона, на глазах ее сверкнули бусинки слез, и из груди ее донесся неожиданно жалобный слабый голосок:
— Синдзи… Мне страшно. Я боюсь умирать. Я очень, очень боюсь…
Замерев, чтобы в последний раз насладиться великолепным телом девушки, ее ровными линиями бедер, изгибом талии и округлостями подрагивающих от испуганной
