дна влагалища, наполнившись мутной полупрозрачной жижей лишь наполовину, и упереться в выпятившуюся шейку матки. Мари подала признаки жизни, издав дрогнувший в истощении стон, пропитанный мольбой о прекращении этой кошмарной пытки, но Синдзи, лишь добродушно улыбнувшись и поплотнее придавив край колбы к плоти, включил насос, и тут же стеклянную трубку с шипяще-булькающим звуком словно втянуло внутрь влагалища, и его полость наполнила обильная порция густой слизи вперемешку с копошащимися червями.
— Мха-а-а… ха-а-а… ха… — надсадно, давясь от обессиленного плача, протянула сокрушенно скривившая лицо девушка, и живот ее на несколько секунд чуть втянулся вглубь, из рыхлого, но еще ровного сделавшись впалым.
Однако Синдзи успел отключить насос, пока колбу не переполнила слизь, вытащил ее из влагалища и выплеснул содержимое на пол, стараясь не глядеть, как в вязкой клейкой массе запрыгали и забарахтались прозрачные паразиты. Повторив процедуру, он еще несколько раз вычистил матку Мари от червей, с каждой попыткой задерживая насос включенным все дольше и следя, как опасно втягивались внутренние органы под гладью ее живота, образовывая сначала небольшую, но потом все больше вырастающую воронку на коже. И каждая процедура сопровождалась тяжелым вымученным стоном девушки, невыносимо извивающейся на столе и бьющейся от судорог из последних сил.
— Нет… — промямлила она после очередной попытки, утопая от слез на красном лице. — Не надо больше… Хватит… пожалуйста…
Но Синдзи ее не слушал и вновь включал насос, пока, наконец, не превратил влагалище девушки в размятую губку с куском мяса в основании, но почти без червей. А затем, удовлетворенно хмыкнув, подытожил:
— Ну вот, большая часть вышла. Остались лишь самые проворные, но это меньшая из бед. Твоя плоть пропиталась слизью и, если ее не вывести, скоро растворится вместе со всем животом. Я это исправлю, но… В общем, что бы ни случилось, просто держись.
Подбодрив вымученно и с ужасом взглянувшую на него девушку легкой улыбкой, Синдзи подтащил к центру комнаты стул с высокой спинкой, взял столешницу за изголовье и, перевернув, опустил на него. Тело Мари оказалось подвешенным над полом на привязях под небольшим углом животом вниз, ногами едва не касаясь земли. Взяв полотенце, Синдзи пододвинул к ее бедрам ведро с все еще кипящей водой, обдав кожу горячим паром, а затем взял колбу, вновь протиснул его во влагалище и включил насос. Только на этот раз он не отключал мотор ни через десять секунд, ни через минуту и не стал останавливаться, даже когда Мари громко со стоном выдохнула и с ужасающей гримасой на лице натужно закричала. Животик ее вмялся внутрь, бугорок лобка осунулся, словно исхудав за считанные минуты, кожица вдруг осела, образовав широкую ямочку почти во всю гладь живота, и тогда Синдзи, крепко ухватившись за окончание гудящей и запотевшей трубки, с силой потянул ее назад.
— ЙИ-А-А-А-А!!! — вдруг заревела девушка, выпучив глаза, и внутри ее чрева раздался сочный хлюп с легким треском, живот вдруг резко вмялся, будто в его центре образовалась пустота, и из влагалища, выворачивая его ярко-красные опухшие стенки наизнанку, показалось наполовину всосавшаяся в помпу темно-багровая матка.
Мари заглохла и бешено забилась на столе, моментально утратив всякую осмысленность во взгляде и только начав болтать выкатившимся языком из захрипевшего рта, а Синдзи все продолжал тянуть шипящий насос, постепенно вырывая матку из чрева, а вместе с ней — выкатившееся и собравшееся складками влагалище, и вдруг раздувшаяся от давления плоть хлопнула где-то внутри, и скомканный красный мешочек, вывернутый наизнанку, вырвался из лона, забившись в основание трубки и перекрыв насос. Выключив аппарат, Синдзи снял с повисшей на одной коже кусок плоти, мощный, длинный и гладкий, напоминающий невероятно тяжелую и толстую кишку длинной с локоть, где в основании проглядывались бугорок мочевого пузыря и раздувшиеся яичники с обратной стороны кожицы. Настоящий, чудовищный по своей силы пролапс матки заставил Мари заглохнуть и издать невероятной по своему ужасу стон, расколовший ее разум в буре нестерпимых ощущений, но Синдзи не становился на достигнутом. Держа этот ярко-алый гладкий рукав плоти, в который превратилась выпавшая матка и вывернутое наизнанку влагалище, образовав в животе натуральную впалую дыру, он осторожно поднес его к ведру и бросил прямо в кипящую воду.
Мари, вдруг замерев на секунду, выпучила глаза и внезапно разразилась диким воплем:
— ГЬЯ-А-А-А-А-А-А-А!!!
И Синдзи показалось, что это был не просто крик ужаса, смешанного с отвращением и экстазом, а настоящий рев боли. Исказив лицо, Мари орала не переставая, пока ее матка и влагалище варились в кипятке, затвердевая и сморщиваясь, словно ливер в приготавливаемом бульоне. Взяв за изголовье стол, он начал медленно поднимать и опускать его, окуная кусок плоти в бурлящую воду, пока та за полминуты практически не сварилась вместе с закравшимися в маточные трубы червями и яичниками и не превратилась в кусок ошпаренной колбасы, а девушка не стала захлебываться в обезумившем вопле диких ощущений. И только тогда Синдзи приподнял стол, вытащив дымящуюся кишку из кипятка, и поставил его обратно. Девушка, похоже, потеряла сознание окончательно, трясясь в судорогах и лишь истекая слезами из пустых, слабо подрагивающих зеленым светом глаз, и Синдзи бережно взял ее обжигающе горячую, окрепшую съежившуюся матку, дурно пахнущую вареным мясом, и осторожно погрузил обратно в живот, чтобы не травмировать плоть еще больше, оставив часть снаружи остудиться. А затем он ласково провел пальцами по ее воспаленной и мокрой от слез щеке, бережно погладил волосы и, склонившись, нежно поцеловал в лоб, произнеся:
— Поздравляю тебя. С пришествием в новый мир. А теперь просто отдыхай.
Оставив девушку, Синдзи плюхнулся на пол, чтобы перевести дух. Тело начало наполняться ненавистной тяжестью, что переливалась прямо в душу и давила своей чернотой, да и боль в сломанном пальце и ранах после такого марафона вновь начала давать о себе знать, однако сам он ощутил облегчение. Мари, что сейчас сломлено покоилась на столе, очевидно, больше никогда не способная вернуться к прежней жизни, подтвердила его мысли и чаяния, стерев все сомнения и дав надежду на завершение его долгого пути. Теперь, когда препятствий больше не оставалось, он был готов, как никогда.
Восстановив силы, Синдзи провел уборку в комнате, убрав все инструменты и приспособления, сняв простыню и целлофановую пленку с пола, очистив комнату от слизи и червей, смыв прочих в ванную, поставил мебель на место, а после перенес обмякшую, но притом дрожащую, горящую жаром и учащенно дышащую Мари на диван, накрыл ее простыней и только тогда достал сотовый.
— Акаги, —
