проникал внутрь ее, он отчаянно пытался сделать хоть что-то, чтобы услышать ее жалобный слабый голосок, ее стон, дыхание, трепет. Синдзи прижимал ее голову все сильнее, он бил и бил пенисом во влагалище, увеличивая темп только за счет скудной смазки из крови, но ничуть не укрощая крепко напряженные, стиснутые стенки лона, и под свое горькое скуление он даже не успел заметить, что противный, отталкивающий в своей дурноте оргазм подобрался к основанию живота. Ничуть не сладкий, не вожделенный, не окунающий в океан эйфории, он повис в основании пениса, в любую секунду готовый выплеснуть все свое отвращение во чрево девушки.
Но не он заставил Синдзи резко остановиться на самом краю. Взгляд Рей, выражение ее лица, возникшее на повернувшейся к нему голове, будто окатили ушатом холодной воды. Синдзи замер, не в силах сделать и малейшего движения, вымолить хоть слово, чувствуя лишь бесконечное падение внутри. Голубовласка улыбалась во все лицо. Она сияла с маской торжества, благостного наслаждения, никак не связанного с чувственным удовлетворением тела. Наоборот, где-то глубоко искрилась боль от разорванной девственности и рези ануса, но девушка будто не замечала ее, не обращала никакого внимания. В ее глазах, развратных глазах змеи сочилась лишь неприкрытое желание, жажда, голод и мания, обращенные прямо к его сердцу.
— Икари-кун… — произнесла она леденящим душу тихим колючим голоском. — Почему ты остановился?
Синдзи, чувствуя, что не может даже вдохнуть из-за сковавшей грудь тяжести, отстранился и вытащил из ее влагалища блестяще-красный от крови член, однако Рей лишь сильнее прищурила глаза и шире улыбнулась.
— Икари-кун, пожалуйста, продолжай. Я твоя, Икари-кун. Ну же, овладей мной, я так этого хочу. Я принадлежу тебе, я твоя игрушка, Икари-кун. Я желаю тебя, Икари-кун. Ты мой и только мой. Ты принадлежишь мне. Мы будем с тобой вечно, Икари-кун, везде и всегда. Мы станем одним целым.
Вдруг ловко юркнув, девушка с неожиданной силой выскользнула из его хватки, крутнулась на простыне с широко расставленными руками, словно ящерица, а затем внезапно уцепилась своими тонкими холодными пальчиками в яички Синдзи, не позволив тому в страхе отскочить назад. Держа его мошонку одной рукой, второй Рей обхватило основание ствола члена и со сладкой улыбкой, облизав губы, накрыла ртом испачканный ее выделениями член. Алые, пробирающие насквозь глаза не сводились с его лица, пока язычок девушки заелозил вокруг головки, размешивая по себе смазку со слюной, и из ее носа, наконец, раздалось волнительное сопение, смешанное с глухим чавканьем внутри, однако Синдзи был готов закричать от ужаса, сколь пугающе выглядела эта Рей. Его голова закружилась от абсурдности происходящего, от невозможности поверить в то, что он видел и чувствовал, от щекочущих движений язычка, от ее хватки, крепко оттягивающей яички и только приливающей возбуждение. Он вцепился в ее волосы, силясь отодрать от себя всосавшуюся в пенис девушку, но она лишь выпустила его изо рта и с вожделенной миной стала тереться лицом о ствол, размазывая по щекам и губам свою же девственную кровь, так ужасающе контрастирующую с ее белоснежной кожей и ледяного цвета волосами.
А через мгновение Синдзи, согнувшийся и застонавший от резко вспыхнувшего наслаждения и опустошение в душе, а также от острого сладостного чувства оттягиваемых яичек, резко кончил — так и не испытав ни капли наслаждения. Голову затмила тошнотворная белая пелена, струя спермы брызнула прямо в лицо Рей, смешавшись с кровью, густые вязкие разводы, провиснув нитями, медленно потекли по ее щекам и подбородку, залившись брызгами в глаза, нос и рот, а сама голубовласка, замерев на секунду, блаженно растянулась в улыбке, все же отпустив его, проникновенно выдохнула в удовлетворенном стоне и начала слизывать с себя семя.
Синдзи больше не мог этого выносить. Шатаясь, он соскочил с кровати, почти ничего не видя мутным взглядом, и рванул к выходу, с дрожью расслышав ее голос за спиной:
— Икари-кун... Только я принадлежу тебе. Мы будем вместе, Икари-кун, ничто не сможет нас разлучить!..
И она засмеялась звонким переливающимся голоском, живо и счастливо — как обычная полная юной энергии девушка. Но совершенно не являющейся тихой и кроткой Рей.
И тогда Синдзи побежал без остановки, на ходу застегнув брюки и едва сдержавшись, чтобы не выблевать накопившуюся желчь. Его изнутри будто разъедало, жгло и скручивало, он задыхался и ничего не видел, его мысли вихрем закрутились в голове, разбив сознание на тысячи ничего не понимающих осколков, и за всей это гремящей массой чувств и эмоций где-то далеко на дне души сквозь тихую мелодию одиночества зазвучал его бесстрастный голос:
«Ты знал это с самого начала. Неужели ты забыл?»
«Нет… Теперь я вспомнил…»
«Я хотела увидеть это снова».
«Мы идем за тобой, Икари Синдзи».
Влетев в кабинет доктора Акаги, на его лице уже не осталось ни тени ужасающей сумятицы или спутанного волнения. Синдзи выглядел собранно, сосредоточенно, и он буквально испепелял взглядом сидящую за своим столом женщину, однако не произнес ни слова.
— Полагаю, ты требуешь объяснений, — в голосе Рицко, кажется, мелькнула неожиданная грустинка, почему-то показавшаяся обреченной, неизбежной и оттого долгожданной, даже радостной. — Что ж, я готова. Идем.
Надев халат и положив что-то в карман из ящика стола, женщина проплыла мимо Синдзи к выходу, двигаясь бесшумно, словно приведение, но притом тяжело, будто пробираясь через невидимую вязкую массу. Что-то изменилось в ее лице. Взгляд посветлел и сделался глубже, напомнив собой тихое глубокое озеро, губы больше не сжимались в напряжении, словно облегчение от давившей тяжести наполнило ее душу, но не из-за их исчезовения, а потому, что ей больше не нужно было о них волноваться. Одиноко и обреченно идущая по коридору женщина показалась отстраненной, добровольно выпавшей из общей картины мира и оттого умиротворенной, успокоенной, так что Синдзи даже успел позабыть об объявшей его тревоге и молча последовать за доктором.
Они шли долго — по большей части потому, что Рицко никуда не спешила, пока не оказались у одного из мрачных, обитых железом и устрашающими механизмами лифтов. Это был тот сектор, к которому пилотам был закрыт доступ, и, насколько представлял Синдзи, вел он к таинственным недрам базы, хранящим свои самые важные секреты. По крайней мере, именно так он думал, когда хмурые охранники вежливо давали ему от ворот поворот при приближении к лифту, так он думал и сейчас, проходя через вереницу гигантских бронебойных дверей с перегруженной системой доступа.
Впрочем, изнутри лифт оказался обычным элеватором, только глухим настолько, что его движение ощущалось лишь по
