Лоренцо, или же «трусиха», как считаю сама.
Но теперь это было необходимо. Требовалось набраться смелости.
– Через эту фальшь Анна берет реванш у жизни. И на самом деле мы все постоянно занимаемся тем же самым, так ведь? Когда делаем селфи и выкладываем с какой-нибудь красочной подписью.
Я спустилась с кафедры и пошла между рядами.
– Надо вам сказать, что у меня есть три соседки, которые живут в квартире сверху. Они на несколько лет моложе меня, работают – кто в офисе, кто в супермаркете, а одна учится, как вы. Каждый раз, когда я к ним захожу, я обязательно застаю их в трениках и тапках, без макияжа и в дурном настроении. По вечерам они почти никогда не выходят, потому что слишком устали после работы, или потому что надо экономить, или потому что потеряли надежду встретить кого-то достойного, в кого можно было бы влюбиться. Но иногда они все-таки оживают. Красятся, одеваются понарядней, идут прогуляться в центр, заходят в хороший бар и, подняв бокалы, с широкой улыбкой чокаются и делают селфи. Снимки, естественно, сразу отправляются в интернет. Как выстрел в сторону бывших парней, подруг, которые предали, сплетен провинциального города, из которого они приехали. «Видите, как нам весело? Какой счастливый у нас вид?»
Я замолчала, прикусив губу. Подумала, что, если Клаудиа, Фабиана и Дебора узнают, они меня убьют. И что я сама, в отличие от них, даже иногда не пробовала куда-то ходить, знакомиться, менять свою жизнь. Максимум, что я делала, – это сидела на трибунах стадиона и читала. Вот что для меня высшая степень социализации.
Но зато мой партер забыл о тебе. Пусть и всего на пять минут. И я должна была довести игру до конца.
– Десять лет назад один человек сказал мне, что литература скоро отомрет, потому что зачем нужны книги, если жизнь других здесь, перед тобой, на экране. И это жизнь настоящих персонажей, а не вымышленных. Тех, кого ты знаешь, за кем, казалось бы, можешь шпионить своими глазами, словно через замочную скважину. Можешь завидовать коллекции счастливых моментов, которыми они делятся, или сформировать свою, тоже на зависть другим; запереться у себя в комнате и делать селфи, писать самой себе любовные письма, как Анна Массиа-ди-Корулло. Очевидно, тот человек был прав, и все же… Ни он, ни кто-либо другой никогда не сможет убедить меня в том, что три фотографии моих соседок заслуживают большего интереса, чем дни, месяцы и годы их жизни, на протяжении которых они никем не притворяются, не испытывают никакого желания на кого-нибудь походить и брать какой-то там реванш. – Я перевела дух, сглотнула, стараясь не волноваться. – Поэтому я не могу любить изображения, я могу любить только личность человека, его содержание.
* * *
После этого я убежала к себе в кабинет, ужасно злясь на себя.
«Ты совсем как Марки стала!» – упрекала себя я. Старая дева, неудачница, маразматичка в тридцать лет! Используешь занятия, за которые тебе платят, чтобы выпускать пар! Не стыдно? Потом подумала о Валентино: интересно, они с Микеле еще сидят за одной партой или совсем разругались?
Неожиданно я осознала, почему их отношения всегда казались мне неубедительными. Потому что они похожи на наши. Поскольку я уже прошла через это и знаю, каковы разрушительные последствия неудачной дружбы, я хочу уберечь от них сына. Мне вспомнились слова Давиде: «Дай им жить спокойно». Пришлось мне признать и такое: чтобы жить и взрослеть, нужно пройти и через неудачную дружбу.
Я пообедала двумя пакетиками чипсов прямо за столом. Из-за тебя у меня весь аппетит пропал. Я только тем и занималась, что пыталась прогнать из головы новости «Коррьере». Включив компьютер и стараясь не подключиться случайно к интернету, я открыла файл слева вверху полная решимости потрудиться как следует.
Дело в том, что перед тем как я начала писать эту историю, я работала над очерком на тему женских персонажей в книгах Эльзы Моранте, на который возлагала определенные надежды. И хотя по вторникам с 14:00 до 17:30 я принимаю студентов, в тот день у меня не было сомнений, что никто не посмеет постучаться ко мне в дверь после моей утренней истеричной выходки. И у меня будет время понежиться в теплых объятиях литературы (которая, не будем забывать, все же сродни наркотику).
Я принялась за работу, задав верный курс, но с 13:55 пошла непрерывная вереница посетителей. Студентки – воодушевленные или терзающиеся, студенты – задетые за живое, сомневающиеся; и все просили литературу, какую-то отправную точку, чтобы разобраться в противоречиях между реальным и изображаемым.
Мы призвали на помощь Шопенгауэра, разумеется, потом Мерло-Понти, Капрони с «Графом Кевенхюллером», «Мадам Бовари» и даже «Мою гениальную подругу» Элены Ферранте. Гениальной подругой ты несомненно не была. Мой несчастный очерк так и висел забытый на экране, но меня это не особенно заботило: ведь я сумела что-то зацепить в этих молодых умах, мои внутренние противоречия оказались присущи и им, отчего я пришла в эйфорическое состояние. Один блондин, похожий на Лоренцо, даже спросил меня, можно ли писать диплом на такую тему.
– Значит, по-вашему, они абсолютно несовместимы? Литература и соцсети?
– Абсолютно, – ответила я. Но потом смягчила удар: – Но, возможно, у них все-таки имеется секретная точка соприкосновения… Попробуй ее найти.
Ко мне вернулось хорошее настроение, и я смогла не думать о тебе. Но как только ко мне перестали стучаться и я осталась одна в четырех тесных стенах кабинета, с темным окошком, выходящим на виа дель-Гуасто, с мигающим впустую курсором компьютера, ко мне снова подступил этот вопрос.
Где ты, Беатриче?
Почему ты спряталась?
Как это возможно, что никто не может тебя найти?
Я чувствовала себя как во сне, когда проваливаешься куда-то и не можешь остановить падение. Против воли я начала припоминать фразы из прочитанной в «Бараччо» статьи. Может ли молчание представлять собой новость? Самую главную новость? Ведь молчание – это пустота, так ведь? Полное отсутствие содержания. Как удобно было бы верить, что ты снова – как всегда – блефуешь. Или даже что это продуманный, умный шаг. Может, я бы и сама тебе это посоветовала: нельзя ведь спустя тринадцать лет продолжать в том же темпе – шесть-семь фотографий в день, и на них всегда только ты; рискуешь надоесть всем до смерти. Но я не могла убедить себя. И чувствовала, что меня это душит.
Ну, хватит. Я все выключила, схватила с вешалки пальто, подобрала со стола книги, распечатки, сброшюрованные дипломные работы. И тут у меня кровь застыла в жилах: а вдруг с тобой что-то случилось?
Что-то плохое?
Я
