я. Мой голос звучит скучающе, но мне и правда скучно. Я не хочу быть здесь. Хочу быть в машине посреди долгой скучной дороги обратно во Фресно и подпевать любимым песням на Spotify.
Джозеф кивает с холодным выражением. Будто я ничего для него не значу, хотя в его бледно-голубых глазах виден нескрываемый интерес. Я нервно отворачиваюсь.
– Похоже, мы единственные ровесники на этом провале под названием вечеринка, – комментирует он.
Я оборачиваюсь, мысленно отмечая, что он прав.
– Почему провале?
– Да эти розы. Мисти, как обычно, переборщила. У нее нет чувства меры. Не то что у мамы. – Он отпивает из низкого бокала напиток золотисто-коричневого цвета. Явно не шампанское. – Отец с первого взгляда их возненавидел. Говорит, это безвкусица.
– Полностью согласна.
Джозеф едва заметно улыбается:
– Мисти выросла в маленьком городке на севере. Они женаты уже два года, но она к такому до сих пор не привыкла.
– Она подружкам рассказывает, что твой отец любит цвет крови и что он напоминает ему о деньгах.
Чувствую себя стукачкой, но вдруг он посчитает это забавным.
– О да, похоже на нее, – он закатывает глаза, – но давай сменим тему.
Мой тон сразу же меняется:
– О чем поговорим?
Я так легко возвращаюсь к старым привычкам. Флиртую с парнями. Прикидываюсь скромницей. Он же мне совсем не интересен.
– Я надеялся, что мы поговорим в клубе, но ты исчезла с Сорренто.
Он словно не заинтересован, но глаза…
Они выдают все. Как будто он понял, что наш с Тони побег был тайным.
Я выпрямляюсь, стараясь не выражать эмоций. Не уверена, что у меня получилось. Его замечание задело меня за живое, а это ему и было нужно.
– Я уехала одна.
Он лукаво улыбается и подносит бокал к губам:
– Неа. Я вас видел.
Я молчу, перебираю варианты ответа. Нужно придумать объяснение.
– Я был в холле, когда вы вдвоем вышли из клуба, а потом сели на заднее сиденье такси.
Теперь Джозеф ухмыляется во весь рот и самоуверенно перекатывается на пятки, пока я пытаюсь увильнуть.
– Вот это твой папа разозлится, когда узнает, что ты ушла из клуба с сыном его врага.
– А ты-то откуда знаешь, что Сорренто и папа – враги? – спрашиваю я. Бесит, что я ничего про эту ситуацию не знаю. Наверное, так бывает, когда уезжаешь учиться и совсем не интересуешься делами отца.
Хотя я, вообще-то, и раньше не особо интересовалась. В школе мне также было все равно, хотя он и пытался что-то объяснять. А сейчас и подавно. Я сбежала от отца при первой же возможности.
Хотя, когда речь заходит о Тони и его семье, мне становится любопытно. Что они с папой не поделили? Почему ненавидят друг друга? Не понимаю.
– Лори сказала, – объясняет он и поджимает губы. Понимает, что этого не следовало говорить.
– Вы двое, похоже, очень дружны.
Теперь и у меня есть кое-что на него.
– Она дружит с Мисти, – отвечает он, но звучит неубедительно.
– И как это у вас получается сохранять отношения, пока ты учишься в Гарварде? – спрашиваю я, словно сама невинность.
– Я… у меня были… хм… небольшие проблемы, и в этом семестре я дома. – Он выпрямляется. – Вернусь к учебе весной.
– Какая жалость.
Мужчины так хорохорятся и выделываются, а внутри полны дерьма. Мне надоело, что мной играют.
Наверное, поэтому меня так тянет к Тони. Он не врал мне. Хотя мог придумать какую-нибудь чушь, будто учится в Стэнфорде или Калтехе [18], или наврать, что он известный спортсмен или сверхгений и готов стать следующим Стивом Джобсом. Мужчины вечно так делают, хотя это никому не нужно.
В мужчинах я люблю честность.
А еще люблю запретные плоды, к которым мне нельзя прикасаться.
Такие, как Тони Сорренто.
Тони
Я ЛЕГ СЛИШКОМ ПОЗДНО. Встал уже в одиннадцатом часу, и дома было жутко тихо. Здесь же живут две маленькие близняшки, и из коридора всегда доносятся их крики и лепет.
Я выползаю из кровати и иду в смежную с комнатой ванну помочиться. Мою руки. Обдаю лицо холодной водой, чтобы проснуться. Волосы торчат, и я безуспешно пытаюсь их пригладить влажными руками. На мне черные трусы-боксеры, а вода такая ледяная, что по коже бегут мурашки. Вспоминаю мурашки, которыми покрылась Хайден. Вчера вечером, на детской площадке, когда расстегнула платье, обнажив усеянную мурашками кожу.
Она дразнила меня словами и дьявольской улыбкой. Кокетливая юбка ее платья развевалась на ветру, танцуя вокруг стройных бедер. Ее скомканные стринги все еще лежат в переднем кармане брюк, которые я ночью кинул на пол.
Я почти поверил, что все произошедшее, этот сюрреалистичный момент и вообще прошлый вечер, было ненастоящим. Хотя знаю, что это не так.
Ее трусики тому доказательство.
Я выхожу из ванной, и в этот момент дверь моей спальни распахивается. На пороге стоит Хелена, одетая в тонкую ночную рубашку из шелка и распахнутый халат. Она удивляется:
– О! Не думала, что ты проснулся.
– Ты не постучалась. – Я раздраженно почесываю грудь. Моя мачеха ворвалась ко мне в комнату, когда я практически голый.
Будто специально.
– Прости. – Она кладет руку на грудь, привлекая к ней внимание. Глубокий вырез рубашки открывает чудесный вид, но это мне не интересно.
– Я хотела узнать, не хочешь ли ты позавтракать.
– Ты собираешься приготовить мне завтрак? – спрашиваю я.
Она кокетливо смеется приятным звонким смехом. Она флиртует со мной еще активнее, чем вчера.
– Нет, глупенький. У нас для этого есть повар.
– Где отец?
Она погрустнела. По ее сценарию я не должен был спрашивать о нем.
– Затаился у себя в кабинете.
– А сестры?
– Легли подремать. Ты поздно вернулся. – Она проходит в комнату, закрывая за собой дверь. – Тебе было комфортно спать?
Что у этой женщины на уме?
– Конечно.
– Хорошо. – Она останавливается передо мной, и я вижу слегка больше, чем требуют приличия, хотя и сам почти раздет. Она с интересом изучает меня. Обычно, когда меня рассматривает привлекательная женщина, я волнуюсь.
Но сейчас никакого волнения. Слава богу!
– Просто хотела сказать, твой отец очень рад, что ты здесь. Что все, кого он любит, собрались под одной крышей, – сообщает она низким голосом, а ее глаза горят при взгляде на меня.
– Уверен, что он без ума от радости.
Это все, что я могу ответить. А что еще говорить? Он хочет меня контролировать. Вчера я это понял.
– Я должна предупредить тебя, – начинает она, но поджимает губы и смотрит неуверенно.
– О чем?
– Твой папа
