на работу, в галерею на Набережной. – Я заканчиваю в десять.
– Мы тебя встретим, – проговорил Холден, и я кивнул.
Частенько по вечерам мы втроем гуляли по Набережной, ловя взгляды и шепотки учеников Центральной старшей школы. Но мы не парились на этот счет. С той вечеринки у Ченса Холден стал одним из нас, и теперь наша странная группа казалась полной.
Тем вечером у костра он немного рассказал нам о своем прошлом. О некоем «лагере в дикой местности», на Аляске, куда родители отправили его в пятнадцать лет. Чем бы ни был этот лагерь, он сильно подействовал на парня. Жестко. Холден провел целый год в каком-то модном санатории в Швейцарии, чтобы прийти в себя, но последствия никуда не делись. Независимо от погоды он носил пальто, шарфы и свитера. Словно случившееся с ним врезалось в плоть, заставляя постоянно мерзнуть.
И я старался поддерживать для него большой костер.
Сегодня он уселся в один из трех шезлонгов, стоявших вокруг костровой ямы, пока я собирал дрова.
– А что насчет тебя? – спросил он, когда Миллер ушел. – Ты работаешь?
– Перебиваюсь случайными заработками.
– Значит, ты фрилансер.
– Точно.
– И живешь со своим дядей?
Я не смотрел на него, уделив все внимание огню.
– Я же вот почему спрашиваю, – продолжил Холден. – Прежде я тоже жил с родителями, а теперь переехал к тете и дяде. Мы похожи.
Мне хотелось расхохотаться. Холден был миллиардером, чей IQ перевалил за сто пятьдесят, а одежда стоила больше, чем мое имущество, приобретенное за всю жизнь. Более разных людей и представить сложно… Но я вдруг вспомнил, как он обнажил грудь перед Фрэнки, призывая того бить прямо в сердце.
– В Висконсине случилось кое-что дерьмовое, – проговорил я. – Мне пришлось оттуда выбираться.
Холден задумчиво кивнул и поднес ко рту фляжку с водкой, которую всюду таскал с собой. Костяшки пальцев на его левой руке скрывались под белыми бинтами. Я тут же непроизвольно коснулся пальцами пореза на предплечье, который промыла Шайло. Она хорошо потрудилась, и рана быстро заживала. Я надеялся, что мне в напоминание останется шрам. Не о том, что Фрэнки меня порезал, но что Шайло помогла мне восстановиться.
– Что случилось? – присаживаясь, спросил я и кивнул на руку Холдена.
– Ах, ты об этом? – Он пошевелил поврежденными пальцами. – Или ты спрашиваешь, почему сегодня подходящий день для водки?
– У тебя, кажется, каждый день подходит для водки.
Наряду с холодом, который мучил Холдена в двадцатичетырехградусную жару, у него, похоже, имелись весьма серьезные проблемы с алкоголем.
– Сегодня выдался особенный денек. – Он неуверенно посмотрел на меня. – Ты хочешь об этом узнать?
– Если пожелаешь рассказать.
Он взглянул на океан, который обрушивался на берег метрах в восемнадцати от нас.
– Алкоголь помогает мне согреться, потому что Аляска кое-что отняла у меня. А взамен оставила ночные кошмары, воспоминания, дабы я не забыл, что уже никогда не смогу это вернуть.
– Лагерь?
Он кивнул.
– Он чертовски сильно повлиял на меня, а я и с самого начала был не совсем цельным. Нас набралось семеро. Нас ломали, пока не довели практически до смерти. Или желания умереть. – Я слушал, стиснув зубы. – Так или иначе, вот почему большинство дней годится для водки. И я порой луплю кулаком по зеркалу в ванной. – Он кашлянул. – Или призываю пырнуть меня в грудь на вечеринке.
Он снова взглянул на меня, в глазах его читалось сомнение. Когда я рассказывал Миллеру свою историю, то чувствовал то же самое. Холден будто бы боялся, что я выгоню его из нашей группы. А у меня не находилось слов, способных объяснить ему, что этого никогда не случится.
«Но я мог бы дать ему что-нибудь взамен».
– Я не живу с родителями, потому что они умерли.
Холден, уже собравшийся отхлебнуть из фляжки, уронил руку на колени.
– Что случилось?
Я ему рассказал. И хотя не стал вдаваться в подробности, Холден слушал, почти не двигаясь.
– Я был в полном смятении, – проговорил я, глядя в огонь. – Мне пришлось заново пойти в четвертый класс и десять лет жить в приемных семьях. В конце концов социальные службы разыскали брата моего отца. Поэтому я оказался здесь.
Холден помолчал с минуту, а затем сказал:
– Жаль, что так случилось с твоей матерью, Ронан.
Я кивнул. Какое-то время мы почти не разговаривали, лишь смотрели на садившееся за океан солнце.
– Ну, разве мы не замечательная пара, – наконец проговорил Холден; как раз вовремя, пока молчание не стало слишком давящим. – Расскажи, что хорошего случилось с тобой сегодня, Венц. Хоть что-нибудь. Пока я не бросился в океан.
«Случилась Шайло Баррера».
Я кинул камешек в огонь.
«Завязывай с этим».
Невозможно. Я помнил каждое чертово слово нашего разговора. Я беседовал с ней дольше, чем с кем-либо еще за последние годы. Я вспоминал каждый взгляд скользивших по мне карих глаз. И каждое ее прикосновение. Ощущал на коже ее нежные пальцы и жжение алкоголя, когда она промывала мне рану. Мягкость и резкость в одно и то же время, подобно самой Шайло…
Она стала чем-то хорошим, но, чтобы так было и впредь, я должен оставить ее в покое.
– Меня не отстранили, – наконец проговорил я.
– Эй, так держать! Уже два дня.
Холден протянул неповрежденную руку, чтобы «дать пять». Я ненавидел этот жест. Я сильно шлепнул его по ладони, и он зашипел от боли, а потом рассмеялся.
– Полегче, тигр.
– Твоя очередь. Что-нибудь хорошее.
– Хм-м, не знаю насчет хорошего… Скорее это безнадежно и обречено на неудачу, но… – Он делано вздохнул. – Есть один парень.
– Ладно.
– Не могу сказать кто, так что не спрашивай.
– Я и не собирался.
– Ну конечно нет. Это одна из твоих самых милых черт характера. Как бы то ни было, есть парень, а мне вовсе не хочется, чтобы он был. По крайней мере, не такой, чтобы мне…
– Хотелось его трахнуть?
– Это само собой разумеется.
– Позаботиться?
– Именно. Я не могу ни о ком заботиться. Для меня плохо, для остальных – еще хуже. – Он покачал головой, наблюдая, как огонь боролся с налетевшим ветерком. – Это глупо. И слишком скоро. Я приехал сюда не для того, чтобы все мои мысли тут же занял тот, кого знаю всего несколько дней. – Заметив, как я удивленно раскрыл глаза, он рассмеялся. – Нет, это не Миллер. И, как ни жаль мне разбивать тебе сердце, ты тут тоже ни при чем.
– Так в чем же проблема?
– А в том, что парень, о котором идет речь, мягко говоря, не в моем вкусе. Типичный пай-мальчик.
