Джейми и Майя как-нибудь сами справятся, – говорит мама. Стоит Майе отвернуться, она мне подмигивает.
Отлично, новое достижение разблокировано.
Теперь и мама в моей группе поддержки.
Я смотрю на экран телефона и вижу три сообщения. Одно от Джейми: он уже едет. Второе от мамы: она спрашивает, ночую ли я сегодня у папы. Третье от Шелби: на этой неделе в кинотеатре совершенно нечего смотреть, но, если кто-то хочет пойти сегодня в лазертаг, она все организует.
От Сары ни слова.
Я и не ожидала другого. Но она скоро уедет. Может, уже уехала. Меня так и подмывает отправить ей быстрое сообщение. Просто напомнить о себе. Но как быть, если она на него не ответит?
Джейми подъезжает к дому и машет мне. Садясь в машину, я чувствую прилив легкого смущения. Может быть, это из-за того, что в прошлый раз мы виделись, когда я примчалась к нему домой вся в соплях и слезах.
– Как дела с тостом? – спрашиваю я.
– Не очень. Был так занят, что ничего не написал.
– Понимаю… – Я краснею. – И то, что я вломилась к вам с парнями посреди игры, вряд ли помогло.
– Да забудь. Парни тебя обожают.
– Даже несмотря на то что наши взгляды на перекус не совпадают?
– Представь себе. Только в следующий раз тебе придется присоединиться к «Колонизаторам».
– Я ни разу в нее не играла, но готова попробовать.
Джейми иногда жалуется на то, насколько шумно и многолюдно у него дома, но это-то мне и нравится. Пробковые доски с планами на бат-мицву в углу кухни. Груды декоративного скотча на столе. Друзья и крекеры на диване. Это не хаос. Это рай.
Сегодня в штаб-квартире народу больше, чем обычно. К дамам в шелковых расписных шарфиках и привычным студентам колледжа присоединились две мамы с детьми в слингах и целая группа мужчин и женщин того же возраста, что мои родители: они читают брошюры и нервно смотрят по сторонам.
– Новички! – шепчет Джейми.
– Именно, – улыбаюсь я.
Гейб, казалось бы, должен был прийти в восторг при виде новых лиц, но он сосредоточенно потягивает кофе со льдом и вид у него… встревоженный.
Это не мешает ему, впрочем, как всегда, произнести речь о важности агитации и о том, как Ханна поможет решить все проблемы с приложением для обхода домой. Я жду традиционного финала со скандированием лозунга: «Россум крутой!», но сегодня Гейб решает закончить на более торжественной ноте.
– Соратники, – говорит он, отставив в сторону стаканчик с кофе. – Я не могу в достаточной степени подчеркнуть, насколько важными станут для избирательной кампании эти несколько дней накануне выборов. – Он хлопает в ладоши. – Нужно обойти все дома. Нужно убедиться, что все демократы придут на выборы. Нужно заставить сторонников независимых партий тоже собраться и прийти голосовать. Мы выходим на последний бой, и сейчас самое время показать противнику, – он вскидывает руки, – наши когти!
Зрители удивленно моргают.
– Приложение показывает мне гораздо больше домов, чем обычно, – говорит одна из пожилых дам.
– Все верно, – кивает Гейб. – Нужно обойти их все.
– «Все» – это сколько?
– Не так и много. У каждого из вас сегодня примерно 200 адресов.
По толпе разносится возглас недоумения. Одна из женщин с ребенком в слинге поднимает руку.
– Простите, но это очень много. Я планировала посвятить агитации два-три часа.
– А мне нужно сына на тренировку по футболу везти, – вмешивается какой-то мужчина.
– Моей маме нужно на терапию в четыре часа!
– Ребенка нужно к полудню уложить спать…
Гул разрастается.
– Невероятно! – восклицает Гейб. Его лицо медленно заливает краска. – Ребенка можно уложить и после выборов! Да. Да, работы и правда много. Но Россум должен победить! Разве вы не этого хотите? Или вы вспоминаете о нем, когда вам это удобно?
Выпалив все это, он резко разворачивается и уходит в свою кладовку для особо важных персон, с грохотом захлопнув дверь.
Я бросаю быстрый взгляд на Джейми. Это что вообще было?
Ханна прочищает горло и торопливо выходит в переднюю часть комнаты.
– Всем привет! – говорит она с широкой улыбкой. – Мы очень рады, что кампания в поддержку Россума выходит на финишную прямую! Давайте каждый поставит себе на сегодня целью обойти 100 адресов, а если не получится – что ж, сделайте столько, сколько успеете. Неважно, сколько домов вы посетите, – любой результат будет превосходным. Когда вы вернетесь в штаб, мы синхронизируем все данные приложения. – Она косится на дверь кладовки. – Мы с Гейбом хотим сказать, что очень уважаем ваше желание пожертвовать своим свободным временем и знаем, насколько это время для вас ценно. Не забудьте взять с собой бутылки с водой. Сегодня жарко! Когда вернетесь, в штабе можно будет перекусить пиццей.
Волонтеры немного расслабляются. Постепенно комната пустеет.
– Ханна-спасительница, – говорю я.
– Да уж, все могло закончиться очень плохо, – кивает Джейми.
Мы подходим к кладовке. Джейми стучит в дверь и заглядывает внутрь. Гейб ходит по крохотной комнатушке, не сводя глаз с экрана телефона. На лбу у него блестят капельки пота.
– Ты в порядке? – спрашивает Джейми.
– Ну ты и устроил, – добавляю я.
– Слишком жестко обратился к ним? – спрашивает Гейб, поднимая на нас глаза. – Нужно выйти и что-нибудь сказать.
Он направляется к двери, но Джейми останавливает его.
– Ханна со всем разобралась. Что с тобой такое? Ты весь красный. Тебя отвезти в больницу?
– Нет. – Гейб смахивает капельки пота со лба. – Просто тут нет вентиляции, вот и все. Понимаешь… эта кампания… У нас заканчиваются деньги: финансирование поступает гораздо хуже, чем мы рассчитывали. Я уже написал всем знаменитостям Атланты, но только двое перевели нам пожертвования. Не понимаю этого.
– Сегодня пришло много волонтеров, – напоминаю я.
– Всего двадцать четыре человека – ерунда, – бросает Гейб. – Если мы хотим обойти всех избирателей, нам нужно в четырежды четыре раза больше. – Он потирает виски. – Не знаю, что делать. Как ни кинь, всюду клин. С рекламой не выходит. У людей уже глаз замылился. Со знаками та же история. Нам нужно, чтобы какая-то новость стала вирусной. У нас еще двое волонтеров пострадали от троллей с Фифи во время агитации. Я написал об этом на все местные радиостанции, но никто не заинтересовался. Говорят, об этом они уже рассказывали несколько недель назад. И что? Это же контент, люди!
– Да, ужасно, – медленно говорю я. – Волонтеров жаль.
– Все из-за того, как последователи Фифи зашифровывают свою мысль. – Гейб продолжает мерить шагами комнату. – Стоит вмешаться, как тебе говорят, уж простите за каламбур: «Не твое собачье дело». Весь антисемитский посыл на наклейке понятен только тем, кто знает значение этих символов. Разве обычный человек в курсе, что цифры 88 заменяют лозунг Heil Hitler? Или вот знак «Окей» – разве кто-то догадается о его антисемитском подтексте? Была бы там свастика, все тут же зашевелились бы.
– Гейб, – я смотрю на него очень внимательно, – ты что, хотел бы увидеть на наклейке свастику?
– Слушай, – он понижает голос. – Я знаю, это неполиткорректно. Но она сместила бы чашу весов в пользу Россума. Я просто говорю честно.
– Ты говоришь страшные вещи, – перебивает его Джейми.
– Вот только не важничай, Большой Джей, – хмурится Гейб.
– Ты просишь, чтобы они на чашке Фифи свастики рисовали. Ты сам-то себя слышишь?
– Дело не во мне. Я пытаюсь переломить выборы в пользу Россума.
– Но выборы рано или поздно закончатся, – возражает Джейми. – И когда они закончатся, тебе придется продолжать жить. Убедись, пожалуйста, что тебе не придется делать это с чувством стыда.
Потом он поворачивается и выходит из комнаты. Я сверкаю на Гейба глазами.
– Он прав, – говорю я и ухожу к машине вслед за Джейми.
– Ты в порядке? – спрашиваю я, опускаясь на сиденье.
Я думала, он будет расстроен. Но на лице Джейми сияет широкая улыбка.
– Все отлично, – отвечает он. – Не могу поверить, что мне удалось заставить его лишиться дара речи, а ты?
– Не уверена, что видела Гейба в таком замешательстве. – Я вытираю со лба пот. – Ханна права, между прочим: сегодня и правда жарко. Может, заедем и возьмем кофе со льдом?
– Мне
