здесь? – спрашиваю я, медленно отпивая из бокала.
Он качает головой, похлопывая себя по правому уху.
– Извините, милая, не повторите еще разок? – Справа от меня сидит шумная компания мужчин, и один из них каждые несколько секунд громко хохочет.
Я наклоняюсь ближе.
– Хозяин бара. Он здесь?
– А, да. Извиняюсь. Вы, должно быть, его подружка.
– Нет-нет, – быстро говорю я и замолкаю, нервно теребя край рукава. – Не подружка. Но мне нужно… с ним поговорить, если он свободен.
– Да, конечно. – Он смотрит в сторону кухни. – Подождите минутку. Пойду поищу его.
Дэниел может материализоваться в любой момент, и что тогда? Я делаю еще глоток, соль обжигает мне губы, и мои мысли снова обращаются к Нику. Сначала я отгоняю воспоминания, злясь на себя за то, что позволила своим мыслям блуждать во времени. В конце концов, я уже выплакала все слезы, их больше не осталось. Так почему же я думаю о нем сейчас? Я вспоминаю книги по самопомощи, которые пачками читала после ухода Ника, и мне приходит на ум отрывок из одной из них. «Травма – это не единичное событие, а непрерывный процесс. Мозг желает поскорее двинуться дальше, избавившись от любых воспоминаний, связанных с травмой. Но сердце хочет разобраться».
Может быть, именно этим и объясняется мой сегодняшний шквал воспоминаний, именно поэтому я то и дело ловлю себя на мыслях о нашем первом свидании – его подстроил когда-то наш общий приятель по колледжу, с которым, по иронии судьбы, мы оба потеряли связь. Мы тогда встретились в пабе, очень похожем на этот. Я пришла на десять минут раньше, Ник опоздал на десять минут. Эта маленькая деталь в то время казалась несущественной и быстро забылась. Но обладай я достаточной мудростью, поняла бы, что на самом деле это предупреждающий знак.
Несколько минут спустя я чувствую, что кто-то похлопывает меня по плечу. Я оборачиваюсь и вижу высокого мужчину атлетического телосложения. Он улыбается.
– Мне сказали, что меня ищет красотка-американка, – говорит он; широкая улыбка открывает небольшую щель между двумя его передними зубами. Он примерно моего возраста, симпатичный, с темными волосами, бледно-голубыми глазами и легкой россыпью веснушек на носу.
Волосы у меня все еще влажные, и я нервно провожу рукой по кончикам в последней отчаянной попытке взять себя в руки.
– Да, привет, – говорю я. – Меня зовут Валентина.
Он машет бармену, который быстро наливает ему виски со льдом и садится на пустой стул рядом со мной.
– Ну, – говорит он. – Пожалуйста, удовлетворите мое любопытство и скажите, как случилось, что такое прекрасное создание материализовалось из ниоткуда и хочет меня видеть.
– В общем… – мнусь я. – Я… нашла одну вашу вещь, то есть когда-то она была вашей, и хотела встретиться лично, чтобы вернуть ее.
– Нашли? Что? – Он замолкает. – Стоп, вы что, нашли мой бумажник? На той неделе я потерял его на стадионе Уэмбли. Вы просто ангел.
Я качаю головой.
– Увы, нет. Насчет бумажника сочувствую. Но я пришла… из-за другого. – Я лезу в сумку, протягиваю ему книгу и смотрю, как он перелистывает страницы.
– Видите ли, Дэниел, эта книга…
– Постойте, вы сказали Дэниел?
– А разве не так вас зовут? Не Дэниел Дэвенпорт?
Он качает головой.
– Ужасно жаль, но думаю, вы ошиблись парнем. Я Дэвид Дэвенпорт.
– О, – разочарованно говорю я. Профессор, как видно, вбил в базу данных выпускников не то имя.
Он кивает кому-то на кухне, поворачивается ко мне и ухмыляется.
– Слушайте, мне нужно бежать. Но… если вы не найдете этого своего Дэниела, почему бы нам как-нибудь не сходить куда-нибудь вместе? – Он усмехается. – Дэниел, Дэвид, Дональд – готов стать кем угодно ради вас, детка.
Я заставляю себя улыбнуться, и он исчезает на кухне. Рядом со мной пустой барный стул.
Все, приплыли.
Выйдя на улицу, я с радостью обнаруживаю, что дождь прекратился. Холодный ветер пробирает до костей, я плотнее запахиваю куртку, огибаю соседний дом и машу рукой, ловя такси. «Примроуз-Хилл», – говорю я водителю, плюхаясь на заднее сиденье машины.
Сообразив, что еще нет пяти, я решаюсь позвонить в Университет Куин Мэри и попросить соединить меня с профессором Эллисоном, который, к моей радости, оказался еще на месте. Я рассказываю ему о путанице с Дэниелом и Дэвидом, и он тут же извиняется.
– Сейчас поищу еще раз, – говорит он и на пару секунд прерывается. – Ах да, в базе есть и Дэниел Дэвенпорт, его специальностью была литература. Группа девяносто восемь. Но, к сожалению, больше о нем тут ничего нет. Понимаете, база данных выпускников сейчас почти полностью обновляется. Но вы же знаете, как все затягивается в университетах. – Он вздыхает. – Бюрократизм убивает! Через пару месяцев можно попробовать еще раз.
– Нет, – говорю я. – Все в порядке. И большое вам спасибо за то, что уделили мне время.
Я вздыхаю и слышу, как в кармане жужжит телефон. Быстро смотрю на экран: СМС от… Ника. С замиранием сердца я читаю: «Вэл, даже не знаю, с чего начать. Могу только сказать, что совершил самую большую ошибку в своей жизни. Мы можем поговорить? Я скучаю по тебе. Прости».
Элоиза
Девять месяцев спустя
Валентина Элизабет Бейкер родилась солнечным утром, во вторник. Вскоре после трех утра у меня отошли воды, и Фрэнк запаниковал, как школьник во время учебного воздушного налета. По дороге в больницу он трижды проехал на красный свет. К тому времени схватки шли быстро, одна за другой. Два часа спустя, когда я увидела совершенное личико девочки, родовые муки остались далеким воспоминанием.
Фрэнк тоже влюбился в дочку с первого взгляда. Когда медсестры унесли ее в палату для новорожденных, он сразу начал безумно скучать по ней.
– Вы только посмотрите на эту прелестную малышку! – расплакалась Бонни, когда мы привезли ее домой. Она взяла ее из моих рук, воркуя и шепча фразы на родном языке.
– Все готово? – спросил Фрэнк, неся наши сумки наверх.
– Да, мистер Бейкер, – ответила Бонни. – Все как вы говорили. – Она улыбнулась мне.
Фрэнк показал мне кроватку из красного дерева с постельным бельем в желтую клетку, примостившуюся у боковой стены. Я провела рукой по планкам, разглядывая висящий над изголовьем мобиль с гроздью плюшевых звезд пастельных цветов и заводной музыкальной шкатулкой.
– Он играет «Лондонский мост», – сказал Фрэнк, гордо улыбаясь.
– Скоро станет ее любимой песней, – сказала я, опускаясь в кресло-качалку, обитое бежевой льняной тканью в желтых и золотых звездах. – Это… потрясающе, – сказала я, понимая, что он ждет
