В конце концов, я понял, что так даже лучше.
Свет из окна отражался в ее глазах, когда она смотрела на меня. Я хотел бы видеть в них что-то другое, не ту боль, которая казалась такой же глубокой, как моя. Как мы могли так страдать, будучи вместе и в то же время врозь?
– Я уезжаю сегодня днем… и не знаю, когда вернусь. Можешь быть уверена, что я больше никогда не прикоснусь к тебе, Ноа.
Ноа сделала глубокий вдох, словно пытаясь набрать воздуха в легкие, чтобы убежать от того, что ясно читалось в ее глазах.
– Хуже всего то, что, несмотря на то, что случилось, я не хочу, чтобы ты уезжал, – сказала она, пытаясь взять себя в руки. Моя рука снова действовала сама по себе, и вот мои пальцы уже ласкали ее щеку. Ее глаза закрылись на секунду, а затем остановились на моем запястье.
Прежде чем я успел что-либо сделать, она взяла мою руку и повернула так, что обнажилась татуировка, которую я сделал полтора года назад. Она посмотрела на меня, и мы вместе перенеслись в ту ночь… когда Ноа написала признание на моей коже.
«Ты мой», – написала она, и я побежал делать татуировку, будто эти слова, навсегда выгравированные на моей коже, сделались реальностью. Без предупреждения Ноа приложила свои губы прямо к татуировке, и я задрожал, будто меня ударило током. Хуже всего то, что я это заметил. Заметил, как стена начала рушиться, и я стал бояться снова упасть, снова совершить ту же ошибку. Боялся снова быть незащищенным.
«Ты пожалеешь, что сделал ее, я знаю. Ты пожалеешь и возненавидишь меня, потому что она будет напоминать тебе обо мне, даже если ты этого не хочешь».
Слова, которые Ноа сказала мне после того, как узнала, что я сделал татуировку, прозвучали в моей голове, как будто были сказаны вчера. Уже тогда казалось, что она знала, что сказанное в конечном итоге окажется правдой.
– Мне пора.
Мне захотелось убежать, выйти за эту дверь и не возвращаться до тех пор, пока в этом не будет крайней необходимости, но Ноа, казалось, запаниковала, и ее руки вцепились в мои руки.
– Нет, нет, нет, нет, – начала повторять она. Слезы мешали ей видеть, глаза так опухли, что медовый цвет превратился в жидкий растаявший эликсир, которым она изо всех сил пыталась предотвратить невозможное. – Пожалуйста… пожалуйста, давай попробуем еще раз. Давай попробуем еще раз, Николас, – умоляла она, впиваясь ногтями в мою кожу.
Я крепко сжал челюсти. Я не хотел этого. Черт, зачем она все усложняет?
– Нечего и пытаться, Ноа, все кончено.
– Я знаю, ты можешь снова полюбить меня… Я знаю, ты не любишь Софию, ты любишь меня, только меня, помнишь? Ты сказал, что всегда будешь любить меня, что бы ни случилось. Я не просила тебя, потому что надеялась, что время исцелит нас, но этого не случилось. Теперь я прошу дать нам еще один шанс.
– Не проси меня о том, чего я не могу тебе дать, – перебил я, хватая ее за запястья и отодвигая от себя. Я крепко держал ее руки и пристально смотрел на нее, чтобы она поняла меня лучше. – Я не могу любить… Этот корабль уже уплыл, понимаешь? Тогда я открылся тебе, понимая, что иду против всех своих привычек. Я пытался, действительно пытался, но я не создан для любви, и я не тот, кого можно любить, и ты ясно дала это понять.
– Я люблю тебя, – прошептала она, глядя мне в глаза. Я не хотел думать о том, какими мы оба могли бы казаться со стороны, полными неудачного опыта и разочарования. Мы не знали, что такое любить, ни один из нас не знал, потому что мы были травмированы в детстве, и теперь мы делали то же самое с теми, кто пытался стать ближе.
– Ты не любишь меня, Ноа… Ты взяла единственное оружие, способное победить меня, и нажала на курок.
– Я здесь! Я все еще здесь, и ты тоже! Ты всегда хочешь быть со мной рядом. Это что-то значит, это должно что-то значить! Мы все еще ищем друг друга… Ты действительно хочешь, чтобы я была с кем-то другим? Подумай об этом, Николас, потому что если ты уйдешь, если ты снова уйдешь, оставив меня, то, когда вернешься, меня может не быть!
– Это угроза?
Одно упоминание, что Ноа будет с другим, сводило меня с ума.
– Я ждала тебя, ждала тебя с тех пор, как мы расстались. Прошло почти полтора года, и я все еще жду, когда ты вернешься ко мне, и ты вернешься, но пока ты на полпути. Я не могу этого вынести, сейчас или никогда, Николас. Потому что, если ты уйдешь и оставишь меня, мы расстанемся навсегда.
В кабинете воцарилась тишина, и я увидел недоверие и разочарование в ее глазах. Я сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить.
– Прощай, Ноа, – сказал я, чувствуя ужасную боль в груди.
Ноа отстранилась от меня, словно мои слова обожгли ее. Она знала, чего лишится, если выпустит меня за эту дверь, но я не мог дать ей то, что она хотела. Она сделала шаг назад, и печаль уступила место чему-то другому, чему-то более темному, трудно поддающемуся расшифровке.
– Прощай, Николас.
Она ушла, не оглядываясь, и я поступил так же.
Третья часть
Обратный отсчет
Библиотека была переполнена, близилась сессия, и все готовились к экзаменам. Я понятия не имела, как долго я там пробуду. Я сидела за столом, расположенным подальше от окон, чтобы не отвлекаться и не впадать в депрессию при виде людей на улицах, наслаждающихся последними днями зимы.
Дженна была рядом со мной и глядела куда угодно, только не в учебник биологии, лежащий перед ней.
– Все? – спросила она в восьмой раз.
Я раздраженно посмотрела на нее.
– Давай, Ноа, за это время даже я бы все выучила.
Я беспомощно рассмеялась, глубоко вздохнув.
– Хорошо, по кофе, но только быстро, Дженна, я серьезно.
Моя подруга широко улыбнулась, мы собрали вещи и покинули это добровольное заточение.
Выйдя на улицу, я поняла, что скоро стемнеет, и обняла себя за плечи, чтобы защититься от ледяного ветра, раскачивающего деревья. Я провела в библиотеке так много часов, что потеряла счет времени.
Два месяца, что я работала в «ЛРБ», многому научили меня, но теперь, когда приближались экзамены, я была счастлива, что могу посвятить все свое время учебе. Я накопила достаточно, чтобы продержаться, по крайней мере, несколько месяцев. Саймон предложил подыскать мне подобную должность в другой компании, за что я была ему бесконечно благодарна, но пока так было лучше. К тому же между нами было… ну, в некотором роде напряжение. Я была честна с ним и объяснила, что еще не покончила с Ником, что мне нужно немного побыть одной. Мы виделись время от времени, но как друзья: он заезжал за мной, и мы шли куда-нибудь поесть, или встречались компанией, чтобы поужинать с друзьями и потусоваться.
Дженна прижалась ко мне на выходе из библиотеки, взяла за руку, и мы пошли к ближайшей кофейне. Я заказала тройной кофе с пончиком, а Дженна – горячий шоколад. Мы сели на одну из скамеек в парке и попытались насладиться небольшим перерывом.
– Я хотела пригласить тебя на день рождения Лайона. Собираюсь устроить вечеринку у нас дома. Будет круто, потому что он совсем этого не ожидает. Я сказала ему, что смогу прийти только на ужин, потому что на следующий день у меня очень важный экзамен… Солгала, учитывая, что я заканчиваю послезавтра, поэтому, когда он вернется домой, я сделаю ему сюрприз.
Я улыбнулась, представляя эту сцену.
– Когда? – спросила я, делая глоток кофе.
– Через пару недель. Я тебя заблаговременно предупредила, так что ты должна прийти!
Было забавно видеть, как она применяет на мне всю силу своего убеждения, но, в конце концов, я ответила, что приду, и она, казалось, облегченно вздохнула. Я не была особенно взволнована, скорее больше измотана, так что даже кофе не мог меня взбодрить, поэтому немного поразвлечься мне не помешало бы. Мы еще немного поболтали о всяком. Дженна сказала, что Лайон несколько дней назад очень рассердился, потому что увидел ее с молотком в руке и явным намерением что-то починить. Кому-то это показалось бы несущественным, но Дженна недавно сломала себе палец именно этим молотком, и муж строго-настрого запретил ей приближаться к инструментам.
Меня забавляло, как Дженна следовала
