ты вообще почту проверяешь? – неожиданно спрашивает он.
– Что?
Все еще тяжело дыша, Рид откидывается на кровать и улыбается.
– Постой, ты что, прислал мне что-то?
– Не-а.
Он ухмыляется.
– Что-то я запуталась.
Я ложусь рядом, и Рид поворачивается ко мне.
– Я тебе ничего не отправлял, – говорит он. – Но думаю, что кое-кто другой мог.
– Спасибо за информацию, – отвечаю я и зарываюсь лицом ему в грудь.
Забавно. Не думала, что смогу быть собой в такой момент. Но это так. Сейчас я чувствую себя собой.
Вау! Ого. Никто не говорит, насколько приятно твоему рту после поцелуя.
Целовалась. Я.
Я трогаю губы кончиками пальцев и сразу же включаю камеру на телефоне, чтобы их изучить. Опухли – как будто пчелы искусали. Я выгляжу как какая-то другая Молли. Теперь непонятно, как люди целуются, но никто этого не замечает. Может, это как зубная нить. Чем больше целуешься, тем больше губы привыкают. Думаю, и я смогу. Смогу сделать поцелуи новой привычкой.
Несколько сообщений от Рида. Отправлены в четыре пятнадцать утра.
Теперь официально
Это лучшее, что случалось с моим ртом
Даже лучше Кэдбери
И теста для печенья (без обид!)
Я хихикаю и прижимаю колени к груди.
Я и не думала обижаться!
Он отвечает мгновенно.
Фух! – Три точки. – И привет.
Привет. – Смайлик с довольной улыбкой.
Такое ощущение, что я состою не из клеток, а из крошечных бабочек.
Все это было наяву, – пишет он, – ведь правда?
КАЖЕТСЯ.
Надеюсь.
Я тоже.
Так странно, – отвечает он. – Но по-хорошему.
Так странно хорошо, – улыбаясь, печатаю я. – Никогда не думала, что буду целоваться с парнем, у которого карта Средиземия на футболке.
Три точки.
Так, Молли. Ладно. Нам стоит поговорить.
Я взволнованно сажусь в кровати.
Он снова что-то печатает.
По сути, это не такая уж БОЛЬШАЯ ОШИБКА, но, думаю, тебе стоит знать, что у Толкина в этом слове был мягкий знак: «Средиземье». – Нервно улыбающееся эмодзи с каплей пота на лбу.
Так вот о чем Рид хочет поговорить наутро после нашего первого поцелуя. Я ухмыляюсь и отправляю ему:
Эй, а ты милашка.
Ты тоже.
Кто-то тихо стучится ко мне в комнату.
Секс! Кто-то пришел.
ОМГ, ОЗАБОЧЕННЫЙ АЙФОН… Сек. Не секс.
ПОЗДНО! – пишет он. Три точки. – Это считается секстингом?
Наверное…
Еще один стук, и дверь приоткрывается. Патти.
– Котик, ты уже проснулась?
Боже.
– Проснулась.
– О, отлично.
Она заходит и закрывает за собой дверь. Я не знаю, что и думать. Она в курсе про алкоголь и в курсе про Рида – по лицу видно. И как мамы всегда все замечают?
Я стараюсь вести себя спокойно и поджимаю ноги, освобождая место.
– Садись, если хочешь.
Она опускается на постель и опирается спиной о стену. И вдруг я замечаю конверт у нее в руке.
– Кто-то тебе прислал.
Она передает конверт мне, и я краснею. Размером он с поздравительную открытку. Ни адреса, ничего, лишь надпись: Молли.
Значит, бросили прямо в ящик.
Так вот зачем Рид провожал Оливию до моего дома.
И теперь я ужасно хочу посмотреть, что внутри. Но сначала Патти должна уйти. Я пытаюсь намекнуть ей взглядом, мол: хорошо, мам, спасибо, что зашла.
Но это никогда не срабатывает.
– Итак, котик, нам правда надо поговорить о том, что случилось в понедельник.
О.
Сердце екает.
Патти опирается на одну руку.
– Я рада, что вы с сестрой завели новых друзей. И понимаю, как вам тяжело после отъезда Эбби.
Я киваю.
– И, кажется, все они славные ребята.
– Прости за историю с Уиллом и алкоголем, – бормочу я. – Знаю, мы тупицы. Можете посадить меня под домашний арест. Правда.
– Котик, никакая ты не тупица. Не говори так, пожалуйста.
– Прости.
– И домашнего ареста не будет. Конечно, мы не одобряем то, что вы с сестрой пьете. – Она на секунду замолкает, и губы ее растягиваются в улыбке. – Но, насколько я поняла, ты ничего и не пила.
– Это Кэсси сказала? – я раскрываю рот от удивления.
– Она что-то напутала?
– Нет, просто… – Просто я повела себя с ней как последняя сучка, а она продолжает меня прикрывать. – Кэсси под домашним арестом?
– Она отделалась предупреждением. В общем, ладно. – Патти подтягивает колени к подбородку и обхватывает их руками. – Я хотела у тебя кое-что уточнить.
– Давай.
– Знаю, мы с тобой уже обсуждали контрацепцию…
К лицу приливает тепло.
– Ой, я не хочу об этом говорить.
– Знаю. – Патти улыбается. – Но это важно. Особенно учитывая, что что-то уже… происходит.
Боже мой.
– Что-то, – повторяю я.
– Ну, я знаю, что твой друг Рид заходил вчера в гости.
Да блин, они ВСЕГДА знают.
– Мы не занимаемся сексом, – быстро отвечаю я.
– Котик, я понимаю. Но это пока. – Она пододвигается ближе. – Думаю, нам пора задуматься о противозачаточных таблетках. Знаешь, иногда я забываю, что тебе уже семнадцать.
Я зажмуриваюсь. Весь этот разговор… Не могу. Разговор о гипотетическом сексе – да пожалуйста. Но когда Патти лезет в мою сексуальную жизнь? Вот уж пипец.
Ни. За. Что.
Она смеется.
– Что ты так морщишься?
– Я не занимаюсь сексом, – повторяю я.
– Хорошо. Слушай, я тебя и не тороплю. Уж поверь. Просто считаю, что такую возможность надо учитывать.
– Окей… Думаешь, мне нужны противозачаточные?
– Думаю, об этом стоит задуматься, – говорит Патти. – Я вот начала принимать таблетки в старших классах и пила их весь колледж, а перестала только когда встретила твою маму.
Сложно представить, что было до их знакомства. Наверное, они встречались с другими людьми. Вероятно, Патти даже гуляла с парнями. Я никогда их об этом не спрашивала.
Бывшие… Как это странно. У меня никогда не было ничего «бывшего». Даже сама мысль об этом кажется мне невыносимой. Разлюбить. Стать чужими людьми. Только представив, что это может случиться со мной и Ридом, я хочу плакать. А я ведь даже не успела его полюбить. Кажется.
Не знаю.
Забавно – если не брать в расчет поцелуи, то именно так оно и было с Надин и тетей Карен. Теперь их отношения испорчены. Близость пропала.
Бывшие сестры. Звучит как глупость, но ведь это правда, иначе и не скажешь. Именно так все и происходит: со временем вы становитесь совсем чужими и живете порознь, хотя когда-то были не разлей вода. При мысли об этом у меня колет в груди. Я пытаюсь прогнать это чувство.
Патти улыбается.
– Так что, расскажешь мне о нем?
Я закрываю лицо руками.
– Не-а.
– Все официально? Он твой бойфренд? Просто «да» или «нет».
– Мам.
– Ладно.