что-то важное. Церковь принимает всех грешников: ее мать, отца, ее саму, людей, ни разу не задумывавшихся о рае. Вера — это луч света в темном и жестоком мире.
Вскоре после скромной регистрации брака в мэрии, где присутствовали только мать Джеральда и двое друзей, Пегги узнала, что ее отец умер от рака горла. Она поехала в Англию на похороны, покорно отстояла службу рядом с матерью, робкой и несчастной незнакомкой с редеющими волосами. Когда девушка пожала руку пожилой женщине, та повернулась к ней. Светившаяся в ее глазах благодарность вызвала у Пегги всплеск жалости — чувства, которое не давало ей покоя в течение многих месяцев после этого.
На следующий год молодая семья, счастливая и влюбленная, вернулась в Ливерпуль. Их любовь была тихой и немногословной. Он готовил для нее ванну, чтобы она расслабилась после долгого дня. Она ощущала себя в полной безопасности, завернувшись в его свитер. Вскоре после этого случилось обыкновенное чудо.
Пегги снова забеременела.
***
Эти девять месяцев сильно отличались от ее первой беременности. Ее счастье было омрачено страхом, первобытным, почти суеверным. Джеральд окружил ее настойчивой уверенностью, что на этот раз все будет по-другому — их ребенок никуда не денется.
Кристин родилась в роддоме на Оксфорд-стрит в Ливерпуле, с помощью веселой акушерки из Глазго по имени Агнес и сидевшим рядом Джеральдом. Молодой отец притворялся, что его посиневшим пальцам не больно, когда она сжимала ему руку. После, когда туманное зимнее солнце заглянуло в окно, молодая мать посмотрела в глаза своему новорожденному ребенку и впервые разрешила себе поверить, что ее муж прав.
— Мы до сих пор не придумали имя, — произнесла она.
— Любое, кроме Филиппа.
Она хихикнула.
— Не думаю, что оно ей подойдет, а?
Джеральд приготовил имя для девочки задолго до родов, но боялся предложить его.
— Как тебе имя… Кристин?
Пегги замерла, и мужчина сразу пожалел о своих словах. Он предполагал, что, возможно, имя, созвучное имени утраченного сына Кристофера, будет для жены утешением. Теперь же это предложение казалось ему грубым и бестактным. Но на губах жены появилась усталая улыбка.
— Я думаю, это прекрасное имя.
***
В детстве у Кристин были пронзительные голубые глаза, тонкие ноги и рот, напоминающий бутон розы, к тому же способный издавать самые громкие вопли, которые когда-либо слышала Пегги. Девочка была постоянно голодна и редко хотела спать. Каждый раз, слыша хныканье дочери, молодая мама очень хотела взять ребенка и прижать к своей груди, но она не поднималась, надеясь, что дочка заснет сама.
Кристин научилась читать раньше всех своих сверстников. Она была умным, сообразительным ребенком, с развитым чувством юмора. Корча рожицы и придумывая шутки, она заставляла родителей хохотать до слез.
Достигнув половой зрелости, дочь превратилась в сильную, красивую и своенравную девушку — головную боль для других родителей, но не для Пегги и Джеральда. Несколько раз Кристин попадала в неприятности в школе. Например, однажды накричала на учителя за то, что он неоднократно называл ее подругу Саику «маленькой чужеземкой» несмотря на то, что одноклассница родилась всего в двух милях от школы. После жарких споров на тему расизма, Пегги и Джеральд были вызваны к директору школы. Но там они признали, что дочь права.
Пегги позже говорила: «Мы не согласились с директором». И Кристин была отстранена от занятий на один день. Они с Пегги пошли по магазинам, а после обеда зашли в кафе, чтобы попить чай с пирожными. Мать гордилась дерзостью своей дочери. Она желала видеть ее смелой и умной девушкой, умеющей заступиться за себя. То есть полной своей противоположностью.
Кристин интересовалась музыкой, вкус ее был разнообразен. Каждую субботу она ходила в музыкальный магазин и тратила все карманные деньги на новую пластинку, постепенно пополняя коллекцию. Она постоянно организовывала и реорганизовывала ее — иногда по алфавиту, иногда по цвету, — лишь бы был повод перебрать свои сокровища.
Страсть к музыке привела к тому, что она присоединилась к панк-группе в четырнадцать лет — The Rancid Peacocks. У нее был роман с непрерывно курящим, покрытым тату солистом. Пегги старалась хорошо к нему относиться, но еле сдерживалась, чтобы не попросить его хорошенько помыться. После панк-певца у Кристин было еще два коротких романа: один с самовлюбленным мальчиком, отец которого был банкиром, а другой с мальчиком, который, даже в присутствии Джеральда, не отводил взгляда от ее груди, словно это была булочка с кремом.
Когда Кристин исполнилось шестнадцать, она шокировала всех, начав встречаться с милым порядочным мальчиком, который полюбил все ее недостатки. Пегги впервые познакомилась с Джо на крыльце их дома, где он стоял, сжимая керамический горшок с желтыми крокусами, плотно перевязанными нейлоновой лентой. Его мальчишеское лицо было усыпано веснушками и увенчано копной густых светлых волос. Но плечи, широкие и сильные, выдавали взрослеющего мужчину.
— Здравствуйте, миссис Калпеппер, — поздоровался юноша.
Судя по голосу, он не нервничал, но шея парня покраснела, когда он произнес:
— Приятно познакомиться. У вас красивый дом.
Пегги не любила готовить, но могла быстро настругать салат с ветчиной или испечь лимонный пирог. К тому же под рукой всегда был магазин «Марк и Спенсер».
— Она убиралась с семи утра, — прошептала Кристин.
Мать шлепнула дочь чайным полотенцем, и Джо впервые со дня знакомства расслабился. Втроем они отлично провели время за приятной беседой. Обед вышел неплохим несмотря на то, что Пегги забыла купить заправку для салата, а сливочное масло было слишком твердым и тяжело размазывалось на бутербродах.
Чем больше времени Джо проводил с Кристин, тем очевиднее становилось, что он сделает для нее все, что угодно. По субботам она работала в небольшой аптеке. В конце дня, — дождь ли, снег ли, — в любую погоду он встречал ее, чтобы проводить до дома. Долгие часы они проводили в ее комнате. Джо такой же меломан, как и Кристин, был единственным, кому разрешалось прикасаться к ее коллекции пластинок.
Он часто появлялся в доме с потрепанной акустической гитарой, которая досталась ему от брата. Джо поначалу стеснялся гитары, пытался соскрести с нее наклейки, но пятна от клея никуда не исчезали. Постепенно он подался на уговоры Кристи, и пел ей песни, которые она любила слушать.
— Когда-нибудь у меня будет хорошая гитара, — говорил он Кристин. — Gibson Les Paul или 335, как у Би Би Кинга.
Для нее не имело значения, на чем он будет играть. Он играл, и с каждым аккордом она влюблялась в него все сильнее. Его добрый уравновешенный характер прекрасно уживался с
