глажу ее животик. Вдруг, если она вспомнит, как хорошо нам было вместе, мы сумеем вернуть то время. – Ты хоть знаешь, как сейчас одиноко у нас дома, Слоун? Без тебя там все уныло. Аж бесит.
Она снова закрывает глаза, а я улыбаюсь.
Мягко целую ее в губы.
– Я думал, что забыл тебя, – говорю, вспоминая вчерашний день и припадок ярости, через который прошел с Иисусом на перекладине. – Я ненавидел тебя, Слоун. А мне не нравится ненавидеть тебя, малыш.
Я наклоняюсь так низко, что Слоун, сделав резкий и глубокий вдох, часть воздуха втягивает прямо у меня изо рта. И я целую ее, глубоко, с языком. Она не отвечает, не целуется.
– Слоун, – шепчу, ведя губами по ее губам. – Малыш, я хочу, чтобы ты целовала меня в ответ. Мне надо знать, что я для тебя еще хоть что-то значу. – Терпеливо жду, продолжая ласкать ее, рассматривать.
Наконец Слоун все вспоминает. Подается ко мне, разжимает губы.
Она еще помнит, как я для нее старался. С какой силой я любил ее. И когда она запускает язычок мне в рот, я чуть не плачу.
– Малыш, как мне тебя не хватало, – говорю и сразу же затыкаюсь, потому что она целует меня по-старому, как до того, когда ее совратили. Как целовала меня в ту первую ночь, в переулке, где впервые познала со мной радость.
Она начинает двигаться, гладит меня по шее. Как же мне этого не хватало. Ради такого стоило рискнуть и снять следящий браслет. Очень даже стоило. Да, я шел сюда с другими намерениями, я был зол. Ненависть к Люку туманит голову, чувства к нему переходят на Слоун. Я думал, что она – зло, но это не так.
Она жертва.
Она просто жертва Люка и без меня не вспомнила бы, что в моих объятиях чувствует себя совершенно иначе. Мне нужно было войти в нее, напомнить, что ей промывают мозги.
Она еще помнит меня, не забыла.
– Эйса, – полным вожделения голосом шепчет Слоун. – Эйса, прости.
– Малыш, не надо, – говорю, приподнявшись и убирая ей со лба волосы. Ебать, как у меня еще трепаться получается? Желание такое, что даже трудно дышать. – Все хорошо. Мы прорвемся. Это он заставил тебя ненавидеть меня, и я ненадолго тоже тебя возненавидел. Но это не мы, Слоун. Ты же меня любишь.
– Да, Эйса. Я люблю тебя.
У нее очень виноватое выражение лица. В голосе сожаление, сожаление в слезах, которые так и текут по щекам.
Охваченная страстью, Слоун кое-как выдавливает улыбку.
Неслабо я нагрянул и воссоединился с ней. Вижу, как она скучала по мне… Такой страсти я еще не испытывал. Не зря терпел все последние месяцы.
Вот он, рай. Вот она, компенсация свыше.
– Я тебя прощаю, – шепчу я. Кого прощаю? Слоун? Господа? Хер проссышь. Может, и ее, и Его – мне не жалко. Воссоединиться со Слоун – это так охуенно, что я, наверное, и Люка простил бы.
Хотя нет, вру. Этого гондона я никогда не прощу. Впрочем, о нем я позабочусь позже. Прямо сейчас я занят любовью всей жизни.
– Больше не бросай меня, Слоун, – тихо прошу я и притягиваю ее к себе. Мои чувства сейчас никакими словами не описать. Я-то думал, что раньше ее любил, однако те ощущения – фигня рядом с этими, с тем, какой огонь у меня в жилах. Мое сердце бьется ради нее. Благодаря ей оно вообще до сих пор бьется, просто сейчас я сознаю это с поразительной ясностью. – Больше ни хуя не смей бросать меня. Нарушишь слово – и на доброту не рассчитывай.
Возможно, чувства такие острые, потому что я люблю не одну только Слоун. Я люблю и то, что растет сейчас в ней. Нашу детку. Теперь я люблю Слоун вдвое сильнее: ее и наше мелкое благословение. А Люк пускай на хуй идет. Он бы не создал жизни, которая появится на свет в самое, мать его, Рождество.
Ребенка точно заделал я, иначе не испытывал бы сейчас таких чувств. Они от Бога, который через них дает знать, что внутри Слоун частичка меня и нужно всеми силами защищать их обоих от Люка.
Я прижимаюсь щекой к животику Слоун. Зажмуриваюсь, а из глаз все равно текут слезы. Поверить не могу, что расплакался. Неужели, узнав, что скоро станешь отцом, ты из мужика превращаешься в бабу?
Я крепко обнимаю мою малышку и целую ее. Я всю ее покрываю поцелуями. Животик у нее зачетный, и лялька у нас тоже родится зачетная, вся будет в Слоун. А она гладит меня по голове и произносит слова, которые навсегда запечатлятся в моей душе:
– Ты станешь папой, Эйса.
Я смеюсь и одновременно продолжаю плакать. Потом снова забираюсь на Слоун и целую ее. Мне все время ее мало.
– Ты так прекрасна, малыш. Так прекрасна. Знал бы, как ты похорошеешь от беременности, давно бы что-нибудь сделал с твоими таблетками.
Она замирает на миг, и я смеюсь. Приподнимаюсь и смотрю на нее, а она одаривает меня нерешительной улыбкой.
– Что? – спрашивает Слоун чуть дрогнувшим голосом.
Я со смехом целую ее.
– Не злись. – Снова кладу руку ей на живот. – Я сделал это ради нас, чтобы ты меня не покинула. – Она почему-то плачет, и я тоже. Это слезы счастья. – Мы через ебучий ад прошли, а теперь у нас будет ребенок. – Я целую ее. Слегка приподнимаюсь и говорю: – Больше ты меня не покинешь, Слоун. Ведь в тебе мой ребенок. Верно?
Она тут же мотает головой.
– Не покину, Эйса, честное слово. Никогда тебя не брошу.
– Повтори.
– Никогда не брошу тебя.
– Еще раз.
– Клянусь, никогда тебя не брошу.
Глава пятьдесят пятая
Слоун
Я воспользовалась моментом.
Долей секунды, едва ли заметной, когда Эйса взглянул на меня, умоляя поцеловать его в ответ, я воспользовалась этим.
Я говорю Эйсе то, что он жаждет услышать. Глажу его там, где ему хочется. Издаю звуки, которые научилась имитировать. Произношу вызубренные слова лжи.
Я два с лишним года притворялась, будто люблю его. Что такое один день? Я одолею Эйсу единственным оружием, которое сильнее его. Применю любовь.
Снова повторяю свое обещание:
– Клянусь, никогда тебя не брошу, Эйса.
Похоже, ему приятно слышать эти слова. Вот только я не дам ему кайфовать на кровати. Еще решит снова взять меня силой. Надо отвлечь его разговорами.
– Что дальше? – спрашиваю, проводя по его лицу пальцами, дрожь в которых мне еле-еле удалось
