ревниво следил за ней, когда она была молодая?
– Амели угрожает тебе, и ты ей веришь, – вздохнула она. – Какая наивность! Она не уйдет, Ангус, она не бросит тебя. Да и куда ей идти? Кроме того, она очень ценит этот дом, и особенно общественное положение, которое ты ей преподнес вместе с браком. Ты исполняешь все ее прихоти, у нее нет материальных забот. Поскольку она никогда не работала, что она станет делать, если вдруг оставит тебя? Нет, если уж чего она и желает превыше всего, то главенствовать здесь, быть единственной, кто властвует над тобой и над Джиллеспи. Мы с Дэвидом в счет не идем, она это ясно дала нам понять, а вот Скотт для нее как огромная заноза. Она-то хотела бы, чтобы Джон когда-нибудь здесь всем заправлял, но он не пожелал, теперь, возможно, она решила сделать ставку на Джорджа.
– Ты считаешь ее настоящим чудовищем!
– Вовсе нет. Она стремится обеспечить будущее своих детей, и я это понимаю, но хочу, чтобы делалось это не в ущерб твоему сыну. Не позволяй ей разлучить тебя со Скоттом, Ангус, позже ты горько пожалеешь. Ты любишь Скотта и гордишься им, он – твоя настоящая семья. Если ты откажешься от сына, он тебе этого не простит.
В отчаянии Ангус положил локти на колени и взялся за голову обеими руками.
– Так что я могу сделать? – пробормотал он.
– Покажи ей дулю.
– Но она требует…
– Она ничего не имеет права требовать! Пусть вовсю ругает Кейт, если уж ей так угодно, а ты уже сказал, что думаешь о поступке Скотта. Остановитесь пока на этом.
Как ни парадоксально, слова Мойры его успокоили. Без сомнения, он надеялся услышать, что сестра станет защищать его сына, но, главное, он получил от нее поддержку в том, что спешить с важными решениями не стоило. Нет, Амели действительно не уйдет. Она подуется какое-то время, продолжит ему угрожать, будет обращаться с ним как с последним болваном, но, скорее всего, от него не откажется.
Он встал и улыбнулся сестре.
– Знаешь, ты права: это еще не конец света.
Когда Ангус подходил к двери, улыбка его стала еще сердечнее, и он повернулся к Мойре, чтобы заявить:
– Никому не повторяй того, что я сейчас скажу, но, по моему мнению, мой сын и эта малышка – прекрасная пара, не правда ли?
* * *
Примерно в то же самое время Скотт и Кейт тихонько переговаривались в своем номере. Чтобы не смущать Джорджа, Скотт отказался остаться у них на ночь, а поскольку Кейт не хотела с ним расставаться, Скотт снял для них номер в отеле «Шотландец», расположенном в самом центре Старого города. Не привыкшая к роскоши, Кейт дивилась всему, когда туда пришла: от отделанной мрамором ванной комнаты до чудесного уютного диванчика, установленного напротив окон. Веселость подруги тронула сердце Скотта. У него было странное впечатление, что он вроде бы хорошо знал Кейт, но в то же время многое открывал в ней заново. Она была самой близкой незнакомкой на свете, и он не сводил с нее глаз, лишь удивляясь тому, какой невероятной силы чувство он к ней испытывал.
Не в состоянии никак насытиться друг другом, они долго занимались любовью, а затем Скотт заказал бутылку французского белого вина, которое они пили, вместе принимая ванну. Тесно прижавшись к нему, Кейт предавалась воспоминаниям, от которых они хохотали до слез:
– А эта пара лакированных туфель! Мне тогда исполнилось четырнадцать лет, и я упросила маму мне их купить, в то время как ты их даже не заметил! Просто ужас! Я тебя весь день выглядывала с вершины беседки, а когда ты вечером пришел, я спустилась по лестнице и подошла к тебе, но ты не заметил этих чудесных лакированных туфелек! Правда, я обула их с носками, наверное, это выглядело чудовищно…
– Ты что, ждала меня каждым вечером?
– О да! Решетка твоего джипа выгравирована у меня на сетчатке.
– С тех пор я его давно сменил.
– Но все равно это тоже джип, и я узнаю шум его мотора с закрытыми глазами.
– У меня никогда не было ощущения, что за мной следят.
– И все же именно так и было. Я бы продала душу дьяволу, лишь бы ты обратил на меня хоть немного внимания. В школе во время занятий я думала только о тебе, ты стал моей навязчивой идеей. Но хотя бы костюмированный школьный бал ты помнишь?
– Тогда я пошел с тобой потому, что у тебя не нашлось кавалера. Но, если честно, больше я не помню никаких подробностей.
– О, а я помню все! Ты пригласил меня на танец, и я так была тронута этим, что дрожала, как кленовый листок, и не переставала наступать тебе на ноги. Все девчонки тогда мне завидовали, по их словам, ни у кого не было такого замечательного старшего брата. Но для меня ты вовсе не был братом, ты был парнем, который меня сопровождал на бал, и я была на седьмом небе от счастья! Это в тот самый вечер я вдруг впервые вообразила нас влюбленной парой. Я представлялась себе тогда королевой бала, но тут и произошел эффект Золушки: ты отвез меня домой еще до полуночи, и, конечно, ты и не думал поцеловать меня. Ну а когда я потом посмотрелась в зеркало в моей спальне, я поняла, что для тебя я была просто некрасивым и нескладным подростком.
– Кейт…
– Да, тебе еще многое предстоит себе простить! Сам того не зная, ты сделал меня одновременно и безмерно несчастной, и сумасшедшей от счастья на протяжении всей моей юности. Причем ощущавшей чудовищное чувство неловкости, поскольку я понимала, что это ненормально – боготворить человека до такой степени. Но как же здорово это было – все время думать о тебе, иметь в саду тайное местечко, где мы впервые заговорили с тобой…
– Ладно, – сказал он, поглаживая ее по волосам, – я возмещу твою детскую любовь сторицей, клянусь.
– Уверен? А что если я тебе надоем?
– Не думаю.
– Никто ничего не может знать о будущем, ведь правда?
Он взял личико Кейт в ладони и внимательно на нее посмотрел.
– А ты? Где гарантия, что я первый тебе не надоем? В конце концов, если я был твоей мечтой, как ты мне рассказала, то теперь, когда мечта реализовалась, она может исчезнуть. Если я правильно понял, ты создала из меня идеал, и, если я окажусь не на высоте, ты быстренько во мне разочаруешься.
Она рассмеялась и вырвалась из его рук, откатившись на другой конец кровати.
– Не надейся, что ты так легко отделаешься! Ты меня плохо знаешь, если уж я вцепилась в свой идеал и получила его, я уж его
