Я отодвинул в сторону свои crêpez suzette. Тиффилд поглядел на меня поверх пустой тарелки.
— Вы даже не притронулись к ним,— сказал он с некоторым укором.— Нет аппетита, мой мальчик?
— Я не голоден,— сказал я и стал смотреть на танцующих. Юбки женщин развевались в румбе. Нет аппетита, лошадка потеряла аппетит, служащий фирмы потерял аппетит, зятек потерял аппетит…
— Вы должны это съесть,— сказал он.— Это совершенно восхитительная штука.— Он все еще держал в руке вилку.
— Не сомневаюсь,— сказал я.— Но я не в состоянии больше есть.
— Вы же ничего не ели,— сказал он.— Апельсиновый сок и омлет — это не обед.— Он алчно поглядел на мою тарелку.— Это же пропадет,— сказал он.
— Официант съест.
— Вы не против, если я сам съем?
Я пододвинул к нему тарелку. В первый раз за все время я почувствовал к нему некоторую симпатию. В его обжорстве было что-то трогательно детское. В конце концов, что же еще ему оставалось? Он никогда не был женат; у него никогда не было никаких интересов в жизни, кроме его дела, а налаженное дело двигалось теперь само собой. В 1919 году он занял одно из ведущих мест в легкой индустрии, и теперь, куда бы вы ни швырнули камень в восточной части Лондона, вы непременно угодите в одну из фабрик Тиффилда.
Тот особый сорт стали, который был ему нужен, предназначался для совершенно нового вида производства и являлся, в сущности, совершенно новым сортом стали. Мы потратили немало времени и сил, чтобы дать Тиффилду то, чего он хотел, но он не собирался делать нам достаточно крупного заказа. Чтобы не потерпеть убытка, нам нужно было продать по меньшей мере вдвое больше стали, чем требовалось ему, а мы не могли продать ее никому, кроме него, так как никто, кроме него, в ней не нуждался. Но мы знали это, когда брались за изготовление этой стали,— мы наживляли плотву, чтобы поймать макрель. Мой тесть выразился неправильно, назвав Тиффилда крупным заказчиком, он просто надеялся, что Тиффилд еще станет для нас крупным заказчиком. Мне же казалось, что он того и гляди уплывет от нас с хорошим сочным куском «ХА-81», торжествующе зажатым в желтых зубах. А если это произойдет, я знал, кто будет во всем виноват.
Назавтра у меня было назначено свидание с главным инженером Тиффилда, и я знал, что он будет задавать мне вопросы относительно «ХА-81», словно он неграмотный или не верит тому, что написано. Да, скажу я ему, она действительно выдерживает такую температуру; да, она действительно не подвергается коррозии при воздействии таких-то и таких-то химических факторов; да, да, она не боится ни крови, ни бензина, ни ананасного сока, ни сои-кабуль, и какого черта вы заставляете меня терять столько времени понапрасну! Нет, этого я ему не скажу, но меня очень будет подмывать сказать ему это.
Тиффилд прикончил вторую порцию crêpez suzette. Я протянул ему пачку сигарет. Если мне не удастся уломать его сейчас, то потом уж и подавно. Я не дам ему больше уклоняться от разговора на эту тему:
— Мы несколько обеспокоены вашим заказом, мистер Тиффилд.
Он допил свой бокал мадеры.
— Мне кажется, это напрасно, мой мальчик. Конечно, я не специалист, но мне известно, что вы отлично справились с делом. Моттрем говорил — а уж если кто-нибудь разбирается в стали, так это он,— говорил мне об этом буквально на днях. Он в восторге, мой мальчик. Правду сказать, он думал, что вы не сможете выполнить все наши требования. То, что вы сделали, с «3»… нет…— он щелкнул пальцами,— с «ХА-81», сразу устранит уйму технических неполадок. А ведь вы не могли,— добавил он,— особенно широко пользоваться уже имеющимся опытом.
Я не дал ему распространяться дальше.
— Нас беспокоит не качество нашей стали.
— Рад это слышать,— сказал он.
Официант появился с блюдом сыров. Тиффилд с таким упоением поглядел на сыры, словно у него с утра не было маковой росинки во рту.
Он взял кусок горгонцолы; затем, когда официант хотел уже убрать блюда, показал на petit Suisse [5].
— Да,— повторил он машинально,— я рад, что вас это не беспокоит.
— У нас была с вами договоренность относительно «КУ»…
— «КЛ»,— пробормотал он с набитым ртом.— «КЛ-51».
— Вы писали нам месяц назад. И, помимо того, сам мистер Моттрем буквально на днях уверял, что вы заинтересованы, очень сильно заинтересованы в этом сорте.
— Ну разумеется, иначе и быть не могло. Это же по линии мистера Моттрема.— Он посыпал сахаром petit Suisse.— Мистер Моттрем очень заинтересован. Он же всем этим заправляет. А заправляет он этим потому, что знает главный принцип, которым я руководствуюсь: если я поручаю кому-нибудь какое-либо дело, то предоставляю ему полную свободу действий. У меня, так сказать, каждый отвечает сам за себя. И раз он так заинтересован, как вы сами считаете, значит, он непременно увидится с вами.
Теперь все пошли танцевать вальс — медленный вальс, старый вальс, какой танцевали в дни Кэрролла Гиббонса. Его портреты красовались некогда на сигаретных коробках и карточных колодах наравне с портретами Генри Холла, Амброза, Билли Коттона и Гарри Роя, который потом женился на принцессе. В те дни я знал всю подноготную обо всех «королях джаза». Это была музыка, долетавшая к нам из далекого мира роскоши и блеска, из мира, проникнуть в который у нас не было надежды.
«О, если б ты был здесь»,— говорила эта музыка, утверждая, существование этого мира — мира веселья, богатства, мира «Кафе Ройяль», «Кафе де Пари» и отеля «Савой»… И вот теперь я обедал в ресторане «Савой». Кэрролла Гиббонса не было здесь, но если бы даже он и был, все равно мне не пришлось бы присоединиться к танцующим. Я продолжал гнуть свою линию с Тиффилдом. Больше не имело смысла ходить вокруг да около. Но у меня начинала болеть голова и появилась острая, пугающе острая боль под ложечкой. И мне уже стало как-то все равно, даст он мне заказ на «КЛ-51» или нет, и он, по-видимому, это понимал. Он побил меня. Я не мог, никак не мог найти к нему подхода. Я не испытывал к нему ненависти — он был слишком стар и слишком искренне радовался даровому обеду.
Потягивая коньяк, он сказал странно печальным тоном:
— Вам, вероятно, уже нужно уходить?
— Я не спешу,— сказал я.
— Я завтра пришлю за вами машину.
— Вряд ли это необходимо, сэр.— Я сделал ударение на «сэр». Мне надоело притворяться, что мы с ним добрые приятели.
— Почему вряд ли? Вы забыли, что договорились о встрече?
— Передайте ему мои извинения.
Тиффилд медленно покачал головой.
— Ну, это уж какая-то чертовщина. Ваш тесть прислал вас сюда из Йоркшира, чтобы заключить сделку от его имени. Вы уже почти обо всем договорились, все устраивается ко всеобщему удовольствию, и вдруг вы хотите бросить дело на полдороге. Почему?
— Потому что, раз мне предстоит выдержать бурю, то я предпочитаю разделаться с этим поскорее,— сказал я.— Вы не собираетесь дать мне заказ, и моя встреча с вашим главным инженером ничего не изменит.
Я подозвал официанта.
— Счет, пожалуйста.
— Вы делаете слишком поспешный вывод,— сказал Тиффилд.— у вас еще нет большого опыта в делах, верно, Джо? — Он впервые назвал меня по имени.
— Я занимаюсь ими десять лет,— сказал я.
— А я — пятьдесят. С нежного возраста, как говорится. Я начинал одновременно с вашим тестем. И в одном и том же городе.
— Я этого не знал.
— Это мало кому известно. Вначале мне не везло. Скажем прямо, я потерпел полное фиаско. Я считал, что мне конец. Да, это был крах. А я был молод и решил: всему конец. Мы оба ухаживали за одной и той же женщиной. Вы, вероятно, знаете, кто она?
Мое лицо оставалось бесстрастным — я приложил к этому усилие. Я не хотел мешать его излияниям, но боялся, что, если он зайдет слишком далеко, то может пожалеть об этом на другой день.
— Это старая история,— сказал я.
— Да, это старая история.— Он сложил салфетку и резко поднялся со стула.— Увидимся завтра,— бросил он.
Моя сигара, нетронутая, лежала возле моего бокала с коньяком. Я протянул ее Тиффилду.
— Зачем ей пропадать, я ведь их не курю,— сказал я.
Он улыбнулся и спрятал ее в портсигар.
— Вы, я вижу, понимаете меня, Джо.
Он похлопал меня по плечу.
— Ваш тесть должен ценить вас,— сказал он.— А после завтрашней встречи он будет еще более высокого о вас мнения. Вам совершенно не о чем тревожиться.
— Очень даже есть о чем,— сказал я.— Но сейчас это не имеет значения.
— Ладно, мы обсудим это завтра, когда посмотрим проект договора. Весьма устрашающий документ, доложу я вам.— Он протянул мне руку.— Еще раз спасибо за превосходный, поистине превосходный обед. А теперь домой, в постель, отдохнуть часок с Шерлоком Холмсом и доброй кружкой толокна… Да, стариковские радости…
Я почти не слушал его.
— Какой проект, сэр?
Жестом проказника-мальчишки он приложил палец к губам.
