— Пару раз, — сознался Габриэль. — Люсьен уверяет, что они были словно братья.
— И мне так казалось первое время. — Матье вдруг улыбнулся и вспомнил: — Хотя говорят, что изначально они терпеть друг друга не могли. Но тогда я Дамира ещё не знал. Когда Лашанс взял его в своё подчинение, между ними действительно сложились какие-то братские отношения. По крайней мере, так казалось со стороны.
— Матье, — Габриэль тоже сел на забор рядом с мужчиной, — почему ты так уверен, что Люсьен предал моего отца? Я столько раз слышал, что они были друзьями… Зачем он так поступил? Какой у него мотив?
— Ты доверяешь ему? — это прозвучало очень спокойно и рассудительно. Матье не обвинял. Просто спрашивал.
— Не знаю. Мне просто не понятно, для чего всё это?
— Если бы я мог ответить на этот вопрос, то не тянул бы так долго с разоблачением предателя. Но у меня до сих пор нет ничего, кроме собственных догадок. Ты прав, Габриэль. Лашанс очень осторожен. — Матье перевёл дух и неожиданно эмоционально продолжил: — Но надо что-то делать, потому что он ждать не станет. Сейчас он вырежет всю верхушку нашей организации, и остальные сами разбредутся, оставшись без власти, как это происходит сейчас на Саммерсете. Нас осталось… пожалуй, четверо.
Габриэль удивился этой цифре.
— Четверо?
— Я, Дафна, Аркуэн и ты. С Ариусом уже давно нет связи, я боюсь, что рассчитывать на него уже не приходится.
— Не делай поспешных выводов, Матье.
Белламон печально улыбнулся и кивнул.
— Не стану. Но если он ещё жив, то сейчас не представляет для предателя никакой угрозы. Если мы проиграем Лашансу, то добраться до Ариуса ему вообще не составит труда.
— Но как же Слушатель и Сараэндил? — Габриэль вспомнил и сразу же добавил: — И Мэри?
Матье, кажется, даже не сразу понял, кого Рэл имеет в виду.
— Та девочка, которую выбрали для Очищения? Да брось ты. Какой отпор она может дать Лашансу? Сомневаюсь, что он вообще о ней задумывается.
— Её не стоит недооценивать.
— Я рассуждаю абсолютно трезво. — Матье не собирался менять своего мнения. — Аркуэн и сама давно не берёт её в расчёт. Говорит, что она слегка тронулась умом.
— Это правда?
— Аркуэн так сказала.
Габриэль отвернулся от Белламона и неожиданно для самого себя простил Мэри то, какой она была в Бруме. Он снова видел её несчастной заплаканной девушкой, которую заставили поднять меч на тех, кто был ей дорог, и которая не знала, как жить с этим дальше. Которой он обещал отомстить предателю за Очищение и смерть собственного отца, а потом навсегда забыть Тёмное Братство. В ту страшную ночь, которую Габриэль сам прожил точно в бреду, он хотел назвать её своей сестрой и быть с ней, ведь тогда ему казалось, что они остались одни против всех.
Но сейчас Габриэль понял, что на самом деле он бросил её. Пообещал быть рядом, но ушёл и больше не вернулся. Так что если Мэри и впрямь помешалась на попытке остаться сильной и справиться с пережитом горем настолько, что для окружающих это выглядело безумием, то вина за это лежала на Габриэле. Это он сделал Мэри такой, поверив Аркуэн и отдав на её попечительство девушку, которую должен был опекать сам.
Матье не заметил, как Габриэль ушёл в свои мысли, и продолжил говорить:
— Слушатель тоже смертен. Может, Лашанс уже до него добрался. Может, делает это прямо сейчас.
— Слушатель в Чернотопье.
— А где Лашанс? — Габриэль промолчал, ведь сам соврал о том, будто Люсьен не посвящает его в свои планы. Но чем больше он разговаривал с Матье, тем труднее давалась подобная ложь. — Что касается Сараэндила, то этот маг никогда не был предан Братству. Он был хорошим советником Слушателя и его орудием убийства, но мстить за него он не станет. Если Братство развалится, то Сара сразу же об этом забудет и займётся какими-то своими делами. Он сумасшедший, Габриэль. Это давно всем ясно.
— Если бы ты был предателем, — осторожно начал Рэл, — то кого из нас четверых ты убил бы первым?
Такой вопрос Матье совершенно не зацепил, и он ответил моментально:
— Трудно сказать. Мы сейчас все — очень удобные цели, потому что все порознь. Но если бы действовал я, то я бы начал с кого-то, кто дальше всех от меня. А закончил бы своим приближённым, чтобы он до последнего сомневался.
— И я сомневаюсь.
Матье нахмурился, будто даже не предполагал, что Габриэль может такое сказать.
— Ты веришь Лашансу?..
Рэл кивнул.
— Да, Матье. У меня сотни поводов сомневаться в нём, но у моего отца их были тысячи. И всё же он ему верил.
— И теперь он мёртв, — строго прозвучало в ответ.
Габриэль видел, что Матье разозлён и расстроен, но спокойно повторил:
— Мёртв. Он ведь знал, что умрёт. Когда всё Братство начало за ним охоту, он знал, что не сумеет противостоять ему и спастись. Однако он продолжал доверять Люсьену.
— Ты делаешь из Дамира свой авторитет, — подчинив себе эмоции, рассудительно проговорил Матье. — Я не осуждаю, это абсолютно нормально, когда сын полагается на решения отца. Но позволь мне быть честным, своего отца ты совсем не знал. А он был обычным человеком и тоже делал ошибки.
— Вот именно, Матье. Я вырос без него. После его смерти не проходило и дня, чтобы я не скучал, мне всегда его очень не хватало. Но когда я присоединился к Братству, всё как-то… изменилось. Я нахожу его вещи, его письма, общаюсь с его друзьями. Я впервые начинаю узнавать, каким он был на самом деле, и понимаю, что уже меньше тоскую. Он… как будто здесь, рядом. И если я могу сделать что-то для своего покойного отца, впервые что-то для него сделать, так это только довериться его решению.
Матье выслушал этот монолог, печально глядя на неровные плиты надгробий, чернеющие на кладбище у храма, а потом внезапно притянул Габриэля к себе и обнял.
— Прости меня, — чуть слышно прошептал Белламон. — Я никогда не задумывался, как сильно ты скучаешь по нему. Сам через такое проходил, а о тебе и не подумал.
Габриэль опустил его руки. Он не ожидал подобных действий от Матье, да и сам не привык к сантиментам. Однако никакой неловкости не возникло.
— Со временем это забывается.
— Такое никогда не забывается, — с чувством проговорил Матье. — Уж поверь.
Габриэль никак не отреагировал на эти слова, но он ценил то, что Матье был с ним честен и не собирался давать ложные надежды. Однако продолжать эту тему не хотелось. Габриэль считал, что он и так открыл слишком много чувств и мыслей. Благо, Матье тоже не хотел впредь касаться этого разговора — может, устыдился собственного проявления слабости, может, разворошил какую-то старую рану, — и первым вернулся к насущной проблеме.
— Ты уже решил, как будешь действовать в сложившейся ситуации?
— Я рассчитывал, что ты встанешь на мою сторону, Матье.
— Как и я рассчитывал на тебя. С твоей помощью разоблачить Лашанса было бы куда проще. У тебя есть доступ в Фаррагут, ты мог заметить там что-то, что помогло бы нам.
— Я бываю в Фаррагуте только вместе с Люсьеном. Так что доступа у меня нет. — Габриэль вспомнил про ключ, который остался в кармане сумки. — Но почему ты всё же так уверен в виновности Люсьена?
— Потому что только для него обстоятельства так удачно сложились. На тот момент, когда Чёрная Рука осудила Дамира, мне было ясно, что подстроить всё это мог только Лашанс. Это сейчас уже замело следы, но, поверь мне, тогда это было очевидно.
— И ты не нашёл ни единой зацепки? За все эти годы?
Матье неуверенно улыбнулся и опять повторил:
— Лашанс очень осторожен. И ему в разы легче действовать, если кто-то верит в его невиновность.
— Извини, Матье. Но я остаюсь на его стороне.
Белламон поднялся. Он выглядел разочарованным.
— Тогда, боюсь, говорить нам больше не о чём. Ему всё же удалось тебя одурачить. — Простым движением он зачесал назад отросшие светлые волосы, одёрнул засученные рукава и добавил напоследок: — И всё же советую тебе пересмотреть свои убеждения. Если ты не боишься за свою жизнь и за судьбу всего Братства, то подумай хотя бы о Дафне.
