Пока профессор оставался в стороне от задуманного дела, все ограничивалось простой болтовней. Ведь, в сущности, он был единственным человеком, который разбирался в этом производственном вопросе. Он был в достаточной мере компетентен и богат. И если он почему-либо не желает принимать участия в создании будущей фабрики — стало быть, тут что-то неблагополучно при всех отличных перспективах.
Йорген Крусе именно так и сказал Мордтману:
— Да пусть сначала подпишется профессор Левдал. Тогда и я подпишусь. И многие другие тогда подпишутся.
Микал Мордтман не слишком долго ломал голову над этой проблемой. Он надел свой длинный английский фрак и пошел к фру Венке с визитом.
— Наконец-то вы явились! — воскликнула она.
— Прошу прощенья, фру Венке! Мне следовало бы значительно раньше зайти, чтобы поблагодарить вас…
— О нет, господин Мордтман! Этот чопорный тон я прошу вас оставить. Вы потеряли право держаться со мной по-английски. Вы мой друг, мой земляк, и вся ваша излишняя корректность здесь решительно ни к чему. Я отлично помню вас в роли честного радикала и пламенного борца за ланнсмол. И если теперь этих разгневанных богов вы как-нибудь сможете примирить с вашей отвратительной содой и фосфором, то я буду очень этому рада!
Мордтман пробормотал:
— Простите, фру Венке, я…
Но тут и он и хозяйка разразились веселым смехом и от души пожали друг другу руки, — они вспомнили прошлую встречу и поняли, как нелепо вести беседу каким-то вычурным языком. И тут в одно мгновенье между собеседниками установились такое доверие и такая сердечность, какие вряд ли возникают даже и при долгом общении.
Фру Венке снова взялась за прерванное шитье. Мордтман расположился на низком пуфике, рядом с ее столиком для рукоделья. Фру Венке сказала:
— Да, Мордтман, вы оказали мне большую услугу в прошлый четверг… Но самое главное не это. Для меня очень много значит, что я встретила, наконец, человека моих взглядов, человека, который не боится высказывать свои мысли. Правда, здесь есть люди, которые не прочь поболтать о новых прогрессивных идеях. Например, к этому склонен старший учитель Абель. Но он обращается с этими идеями как будто это опасные взрывчатые вещества.
Мордтман, улыбаясь, сказал:
— Впрочем, это так и есть, фру Венке! Вы сами видели, это ваши словесные бомбы нагнали ужас и на Абеля и на всех этих ученых господ.
— Ах, я никогда в жизни не забуду лица адъюнкта Олбома! Мне показалось, что еще минута, и он задохнется от ужаса… Кстати, господин Мордтман, вы были весьма неосторожны и не подумали о тех последствиях, какие могут вам причинить ваши дерзкие слова, произнесенные в тот вечер. Здесь, в нашем городе, не терпят этого. Со мной — иное дело. Во-первых, я женщина, а во-вторых, все знают, что я неисправима! Но вы…
— Фру Венке, я не придаю значения, что будут думать обо мне в этом добропорядочном городе.
— Но позвольте, сударь, вам чрезвычайно важно произвести в нашем городе хорошее впечатление.
Мордтман задумчиво произнес:
— Да, людям почему-то всегда хочется оставить по себе хорошую память.
— Нет, я не об этом говорю, господин Мордтман! Я имею в виду вашу соду и все прочие отвратительные вещества, которые вы намерены изготовлять.
— Ах, вы говорите о фабрике? Но ведь из этого дела ничего не получится.
— Разве? Но Карстен мне сказал, что настроение деловых людей на этот счет весьма благоприятное.
— Увы, профессор Левдал ошибается. Я думаю иначе. И даже в скором времени собираюсь покинуть ваш город.
— Вы хотите уехать от нас? Куда?
— Обратно. В Англию.
— Значит, вы отказываетесь от вашей идеи построить здесь фабрику?
— Да, из этого сейчас ничего не выйдет.
Тут фру Венке воскликнула:
— Но позвольте, как же так! Я только что нашла человека, с которым могу поговорить, — и вдруг он уезжает! Нет, нет, это решительно никуда не годится! Расскажите мне хотя бы, почему вы отказываетесь от этого дела? Какие препятствия стоят на вашем пути? Вероятно, ниши господа коммерсанты и эти наши селедочные короли боится за свои скиллинги? Не так ли?
— Это еще не самое худшее, фру Венке.
— Быть может, наши крупные фирмы держатся в стороне от вашего дела?
— Берите выше.
— Выше? Я, право, не понимаю вас.
— Фру Венке, могу ли я доверительно поведать вам, кто посадил на мель мою фабрику?
— Ну конечно же! Вы можете говорить со мной совсем откровенно.
— Ваш супруг…
— Кто? Мой муж? Карстен? Этот эфор?.. Но ведь он так горячо интересуется вами.
— Да, профессор в высшей степени любезен со мной, однако…
— Однако?..
— Однако он не хочет подписываться на мои акции.
— Вот как? Но это удивительно! Карстен, как мне известно, деловой, практичный человек. Послушайте, Мордтман, скажите мне откровенно, так сказать, между нами… верите ли вы сами в ваше предприятие?
Мордтман ответил, порывшись в кармане:
— Вот посмотрите, фру Венке, наш проспект.
— О нет, избавьте меня от этого! Вы просто ответьте мне: вы сами верите?
Мордтман снова заговорил серьезным и деловым тоном:
— Вот взгляните, фру Венке, тут у нас опубликованы анализы.
— Да оставьте вы меня в покое с вашими отвратительными анализами! — засмеялась фру Венке.
Однако Мордтман и после этого продолжал говорить деловым тоном, пытаясь ознакомить свою собеседницу с подробной сметой будущего предприятия. Это позабавило фру Венке. Ее, впрочем, позабавили и те рассказы, в которых Мордтман с живостью воспроизвел свои беседы с местными бюргерами.
Засим Микал Мордтман поднялся и попрощался с хозяйкой.
Но когда он ушел, фру Венке не без досады задумалась. В самом деле, было бы огорчительно, если б Мордтман уехал. Надо будет порасспросить Карстена, почему он не желает взять хотя бы несколько акций, раз из-за него задерживается все начинание.
За обедом фру Венке спросила мужа об этом. И профессор тотчас ответил, что он принципиально не вкладывает деньги в местные предприятия.
— Но ведь это же коммерчески выгодное предприятие! — воскликнула фру Венке.
— Да, может случиться, что дело будет выгодным.
— Ответь, Карстен: ты сам веришь в эту фабрику?
— Откровенно сказать — нет. Впрочем, возможно, что я плохо разбираюсь во всех этих вопросах практической химии. Однако остальные наши дельцы и вовсе в этом не разбираются. Обычно из таких предприятий ничего путного не получается.
— Да, но управлять фабрикой будет Мордтман! А уж он-то, наверно, отлично разбирается в этих практических вопросах.
— Может быть, да, а может быть, и нет. Во всяком случае, фирма его отца не очень-то уважаемая фирма. А что касается английского дома, о котором говорится в проспекте, то сей английский дом, сколько мне известно, не состоит пайщиком будущего предприятия.
— Но ведь в Англии Мордтман сам управлял крупным предприятием, которое давало прибыль…
— Ты что, Венке, недавно беседовала с Микалом Мордтманом?
— Да, сегодня утром он был у меня с визитом. И он рассказал мне о своих затруднениях. Наши местные торгаши не хотят подписываться на акции, прежде чем не подпишешься ты!
Профессор Левдал, усмехнувшись, сказал:
— A-а, теперь мне понятен твой разговор. Господин Мордтман весьма ловко рассчитал свои шаги.
— Фу, Карстен, — произнесла фру Венке, — не все же люди так расчетливы, как ты сам. Мордтман говорил со мной простодушно. Ему и в голову не пришло просить меня, чтоб я вмешалась в его дела. Да я и сама тогда совсем об этом не думала.
Профессор снова усмехнулся:
— Ну, этот Мордтман — истинный…
— Ты хочешь сказать: «истинный бергенец»? — не без горечи спросила фру Венке.
— Да, я хотел сказать что-нибудь вроде этого, — ответил муж. — А впрочем, Венке, если ты хочешь принять участие в предприятиях Мордтмана, то, ради бога, — я возьму столько акций, сколько ты пожелаешь. Ведь, в сущности, деньги твои.
— Карстен! Ты отлично знаешь, что я не занимаюсь денежными делами. И уж во всяком случае я не желаю, чтобы ты ради меня покупал какие-нибудь акции!
Такого рода разговоры нередко приводили фру Венке в раздражение, и это обычно заставляло мужа быть мягким, сдержанным. Поэтому он добродушным тоном сказал:
— А по-моему, дорогая Венке, ты должна иметь хотя бы несколько акций Мордтмана. Во-первых, тебе хочется их иметь, а во-вторых, мы этим удержим дорогого гостя в нашем городе.
Абрахам сидел за столом и украдкой посматривал на родителей. Он ничего не понял из их разговора, но вместе с тем ясно увидел то, что нередко видел и прежде, — мать сердится и раздражена, а отец приветлив и даже благодушен.
После обеда Абрахаму предстояло обычное занятие — готовить уроки с маленьким Мариусом. Однако охоты к этому у Абрахама не было. Стояли первые дни мая, и школьникам надлежало тщательно проштудировать все предметы для того, чтобы подготовиться к ужасным экзаменам, которые решали судьбу маленького Мариуса.
