— Нет, мама. Самое большее человек тридцать. Только самые близкие.
— Самые близкие! И без меня!
Она снова принималась за свое! Франсуаза постаралась сдержаться:
— Ну, мама!
— Знаю, знаю, ладно…
Появление Анжелики, которую няня привела с прогулки, оживило обстановку. Пока Франсуаза и Люси хлопотали вокруг ребенка, Жан-Марк объявил:
— Половина шестого! Мне пора мчаться.
— Мне тоже, — подхватил Даниэль.
Он придвинулся поближе к брату и уцепился за него с таким бодрым и сияющим видом, словно успел на ходу вскочить на подножку поезда. Оба явно плохо переносили эти воскресные визиты к матери. Год от года она становилась для них все отдаленней, все обременительней. Франсуаза сожалела об этом, но не могла обвинить их в неблагодарности. Она с завистью посмотрела, как они удалились.
На улице Даниэль и Жан-Марк, не сговариваясь, направились к Севрскому мосту. Они шли быстро, размахивая руками, довольные тем, что могут наконец размять ноги после этого семейного чая.
— Что ты думаешь о свадьбе Франсуазы? — спросил Даниэль.
— Ничего, — ответил Жан-Марк.
— Как ты осторожен! Лично я считаю забавной идею выйти замуж за своего преподавателя! Теперь ведь и дома, и за столом, и в постели она будет как на занятиях!
Жан-Марк пожал плечами: шутки у Даниэля, определенно, несли печать тяжеловесности. Заметив на лице у брата презрительное выражение, Даниэль поправился:
— Заметь, что в постели никогда не знаешь, как все повернется!
Он попытался представить сестру в объятиях этого самого Александра, ничего не увидел и отступил. Да и вообще, это его не касалось. У него было достаточно забот с Даниэлой.
— Ты на метро? — спросил он.
— Да, — ответил Жан-Марк.
— Я тоже.
Снова воцарилось молчание. Жан-Марк догадался, что брат хочет с ним о чем-то серьезно поговорить, как мужчина с мужчиной, но не знает, с чего начать. В любой другой момент он помог бы Даниэлю разговориться. Но сейчас у него не было ни времени, ни желания его слушать. Как всегда, когда он ехал к Валерии, он испытывал настоятельную потребность замкнуться в себе, чтобы подготовиться к встрече. Ему словно нужно было призвать свой дух и убедить тело в полной мере вкусить радость от встречи с ней. Ничего подобного у него никогда не бывало с Кароль. Это тайное самораскручивание, когда он урезонивал себя перед их свиданиями, несколько беспокоило его. К счастью, он не собирался в этот вечер с ней спать. Предполагалось, что они пойдут на закрытый просмотр итальянского фильма в маленьком кинозале на Елисейских полях. Потом он поведет ее в китайский ресторан, недорогой и очень занятный. Возможно, они там встретятся с компанией друзей. Такие выходы были приятной стороной их отношений с Валерией. Ему льстило то, что его видят рядом с ней: красивая, прекрасно одетая, неглупая, беззаботная, светская, она всегда была готова перемыть косточки, укусить, покрасоваться. Две недели, проведенные вместе в Шантийи, прошли, на его взгляд, успешно. Собралась одна молодежь. Прогулки верхом в лесу, импровизированные выезды на охоту, игра в бридж… но были и ночи. Жан-Марк не любил о них вспоминать. Временами ему казалось, что любая девчонка возбуждала его больше Валерии. Он посмотрел на двух девушек, которые шли перед ними. Они спустились по лестнице, прошли по переходу, вошли в дверь, ведущую в метро. Он увидел их на платформе. Девушки обернулись: одна брюнетка, другая блондинка — страшноваты! С грохотом подошел поезд. Жан-Марк с Даниэлем вошли вслед за девушками в первый вагон. Те сели. Молодые люди остались стоять. Поезд двинулся с громким однообразным стуком. Даниэль дотронулся до руки брата и спросил:
— Ты где выходишь?
— Делаю пересадку на «Токадеро» и еду до «Этуаль».
— Ну, тогда я тоже.
— У тебя там дела?
— Да нет, особенно ничего.
— Тогда зачем ты туда едешь?
— Просто так, с тобой!
«Бийанкур». Вошедшие пассажиры затолкали их. Прижатый вплотную к Жан-Марку, Даниэль секунду поколебался и снова заговорил, чуть понизив голос:
— Жан-Марк, а что ты делаешь сегодня вечером?
— Я занят.
— У себя дома или нет?
— Нет.
— Тогда ты не смог бы мне одолжить свою комнату?
Жан-Марк выпрямился и с удивлением посмотрел на брата.
— Я ничего не испорчу, — быстро проговорил Даниэль.
— А зачем?
— Чтобы привести девушку.
— Девушку?
— Конечно, не парня!
— Хорошо, старик, кто она?
— Даниэла Совло.
Даниэль выдал это имя скрепя сердце. Толчок поезда отбросил его от брата. Все стекла дрожали. Секунду спустя братья снова стояли друг возле друга.
— Ты с ней спишь? — спросил Жан-Марк Даниэля.
— Нет еще. Но мне кажется, что сегодня это может случиться! Ну, если одолжишь нам свою комнату!.. Она поняла, что так больше тянуться не может, без главного. Я уже не выдерживаю. Мне хочется все разнести. Это бесчеловечно!
Жан-Марк вынул из кармана ключ, протянул его Даниэлю и подумал с брезгливостью: «Они все растормошат, измажут. Потом нужно будет проветривать, менять простыни».
— Уходя, ключ положишь под коврик, — сказал он.
— До которого часа тебя не будет?
— Я вернусь не раньше полуночи. Вы уже смоетесь, я надеюсь!
— Скажешь тоже! Даниэла должна быть дома к восьми!
— Это не займет у вас много времени!
— Нет, конечно…
— Бедолага!.. Надеюсь, все пройдет хорошо!
— Нет причин…
— С девушками, знаешь…
— Знаю, знаю, — со вздохом сказал Даниэль голосом человека, который устал от долгой распутной жизни. — И отвернулся к стеклу, в скорбных красках отразившему его лицо. — Знаешь, — пробормотал он через минуту, — раз так все уладилось, я уж не буду провожать тебя до «Трокадеро»!
— Не сомневаюсь, — сказал, ухмыльнувшись, Жан-Марк.
— Я должен заехать за ней. Это рядом с «Военной школой». Мне нужно сделать пересадку на следующей. Пока, старик!
— Пока!
Даниэль направился к выходу. Оперевшись обеими руками о дверную ручку, грудь расправлена, взгляд бесстрашен, он, казалось, был готов, напрягая мускулы, разнести всю систему автоматического запирания дверей. Но едва поезд остановился, как они, к его разочарованию, открылись сами, мягко и легко. Даниэль выскочил на платформу, помахал брату рукой и устремился по переходу на пересадку.
Возле Жан-Марка освободилось место. Как только поезд тронулся, он сел. Все скакало и плясало вокруг него — и гладкие поверхности вагона и скошенные лица. Отражающийся от эмали ламповый свет слепил глаза. Выпрямив спину, положив на колени руки, он изо всех сил старался в этом ритмичном движении поезда возжелать Валерию.
Букет анемонов для Франсуазы, бутылка виски для Александра. Все усложнялось тем, что у нее с собой были помимо фенека, спрятанного под пальто и зажатого слева под мышкой, очень тяжелый большой саквояж, ремень от которого резал правое запястье, и зонтик, который ветром клонило над головой. Они жили дальше от ее гостиницы, чем она думала. Эта улица дю Бак была бесконечна. Можно было бы доехать на такси. Так или иначе, они молодцы, что пригласили ее к себе на обед всего через три дня после свадьбы. В церкви Франсуаза показалась ей одновременно и серьезной, и счастливой в своем светло-голубом костюме. Время от времени она бросала беспокойный взгляд на Александра, словно чтобы убедиться в том, что ему не наскучила церемония. Мадлен видела ее в неполный профиль, но, даже наклонившись, она не могла разглядеть лица жениха. Несгибаемый, как правосудие, волосы коротко подстрижены. Знать бы, что за черт заставил его жениться? Небольшая речь аббата Ришо перед обменом словами согласия была превосходна. Он говорил о двух религиях, католической и православной, с редким воодушевлением. Но кто кроме Франсуазы следил за ходом его мыслей? Вернувшаяся с Капри Кароль была в высшей степени элегантна в своем черном пальто с норковым воротником. Филипп казался взволнованным, тогда как в действительности он, вероятно, думал о том, хорошо ли завязан у него галстук. Жан-Марк с Даниэлем, видно, растерялись и не очень-то представляли себе, как им следовало держаться. Все это, размышляла Мадлен, создавало впечатление неловкости, причины которой она понимала плохо, отчего временами мучалась, раздражаясь, так же как сейчас мучалась оттого, что сильно нагружена и не может прямо держать под порывами ветра свой зонтик. Сырой ветер колол ей лицо. Выскальзывали то бутылка, то фенек. Движением рук она подтягивала то одно, то другое. Франсуаза попросила ее прийти к половине седьмого, чтобы было время поболтать втроем, перед тем как садиться за стол. Да, теперь между нею и племянницей всегда будет стоять этот мужчина. Надо перейти на другую сторону: парные номера.
