Раз я тоже под подозрением, разрешаю перевернуть и мою жизнь. Только отыщите мерзавца!
Горчаков заметил, как глаза грозного банкира увлажнились. Страдания Юрия Ивановича выглядели настолько искренними, что хотелось им верить.
Они уже стояли около «Белогорья». Александр ощутил сильное волнение, мысли смешались, спутались; теперь не только до ума, но и до сердца достучалось душевное состояние Юрия Ивановича.
— Вы отказались от денег, — в голосе Еремина появились прежние величаво-властные нотки. — От иной помощи, надеюсь, не откажитесь? Если нужна какая-то информация?..
— Я обязательно обращусь к вам.
— Вот мой телефон. И еще, Арсений — мой верный помощник всегда к вашим услугам.
Плешивый поклонился и тоже протянул Александру визитку:
— Возьмите. Уверен, понадобится.
Горчаков поблагодарил и попрощался. Около гостиницы продавали розы. Он взял бордовые.
С администратором Александр говорил слегка срывающимся голосом. Даже сам себя не узнавал:
— Мне к Валентине Репринцевой.
— Она предупредила, что вы подойдете. Пятый этаж, номер 511.
Лифт мягко донес его до пятого этажа. Пока Горчаков искал нужный номер, в груди возникло легкое покалывание. Где-то далеко-далеко звучало предупреждение начальника полиции, что Валентина Репринцева может оказаться агентом спецслужб. «Плевать! Агенты тоже люди!»
Он постучал, и когда Валентина распахнула дверь, тихонько присвистнул! Она выглядела даже лучше, чем вчера. Вот уж действительно: самое прекрасное на свете — женщина!
— Проходи, — улыбнулась Валентина. — О, какие цветы! Он с удовольствием принял приглашение. Уютный двухместный номер, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять — постояльцы живут довольно просто, не жируют.
— Хочешь чаю?
— Не откажусь. А как отреагирует твоя соседка на визит незнакомца?
— Не просто соседка, сокурсница. Ее нет. Она с группой на экскурсии. Организовало ее местное отделение ВКП(б) и комсомол. Мы ведь приехали в вашу страну по их приглашению.
— Собираешься агитировать за коммунизм?
— Собираюсь! — с вызовом бросила Валентина. И тут же как-то виновато оборвала себя. — Не будем о политике. Хотя бы сегодня…
— Не будем, — согласился Горчаков.
Репринцева разлила по стаканам чай:
— А пошли наши ребята к вашему «Смольному», поклониться павшим героям.
Александр промолчал. Для кого-то герои, для него — местные «карлики-убийцы».
— Ваши ребята это сделали зря.
— Почему?
— Не слышала местное поверье?
— Расскажи!
— Подобными визитами можно разбудить души революционеров. Они выходят из своего жуткого пристанища, чтобы вселиться в тела своих поклонников.
— И?..
— Поклонники остаются пленниками зла.
Валентине следовало бы отчитать Александра (сказать такое о борцах за новую жизнь!), но он только пересказывает легенду. И еще… можно ли за светлую идею бороться с помощью убийств и террора?
— И уже пленников не спасти?
— Все в руках самого человека. Пойдем, покажу тебе город, совсем другой Старый Оскол.
Надежда и ее спутники остановились перед руинами дома. Прошкин сказал:
— Власть специально их сохранила. Анти-памятник! Так, мол, будет с каждым! Вот до чего дошла ее ненависть к нам!
Надежда положила на руины цветы. Бледные, взволнованные Давид и Рустам застыли в скорбном молчании. Проходящие мимо люди глядели на них кто с подозрением, кто с недоумением, а молодежь — с любопытством и непониманием. Надежда с горечью произнесла:
— Как им забили головы! Хорошо сработала буржуазная пропаганда!
— Слава героям! — негромко произнес Кирилл Прошкин.
— Слава героям! — повторили одновременно Надежда, Давид и Рустам.
Мертвые развалины как будто… ожили, всем показалось, что серые тени встали над капищем красных идолов. Сначала они приняли это за мираж, однако тени направились к ним. Спохватились комсомольцы слишком поздно: тени прорвали оболочку плоти и оказались внутри каждого. Улица, город исчезли. И где они теперь?
…Кирилл увидел себя в маленькой избушке, из окна виднелись ели и сосны. Он в лесу, сидит за небольшим столом, напротив — рыжий, вихрастый паренек.
— Понял задание, Анисим? — строго спросил Прошкин.
— Так точно, товарищ комиссар. Нужно взорвать поезд Курск — Старый Оскол. Только вот закавыка…
— Что такое?!
— Поезд не военный, а гражданский.
— И?..
— Бабы, ребятишки. Да и мужиков жалко. Русские, чай!
— Запомни, у нас больше нет русских. И других наций тоже. Есть мы, пролетарии-коммунисты, а остальные — классовые враги. Так вот: в том поезде — классовые враги.
— Да-а-а? — изумленно протянул Анисим. — Там много нашенских, с завода…
— Они больше не нашенские, поскольку поддержали белых.
— Так… никто никого не поддерживал.
— Все равно враги! Должны были поддержать красных, служить делу мировой революции. Там, Анисим, колеблющиеся. Именно колеблющиеся и безразличные всадили нам нож в спину.
— В поезде моя бывшая теща. Случайно узнал.
— Бывшая, Анисим, бывшая.
— Она тетка что надо. Революции сочувствовала.
— Ты вот что… — после некоторого раздумья произнес комиссар, — ступай пока. А мы покумекаем. Может, ты и прав.
Едва Анисим вышел, как комиссар кликнул еще двоих. Один крупный кавказец с огненным взором выкатывающихся из орбит глазами и орлиным профилем, другой — невысокий, лопоухий, с явными признаками вечного насморка.
— Вот что, ребята, — сказал комиссар. — Поезд тот взорвать надо. Так требует обстановка. Потом эту самую диверсию свалим на беляков.
— Ясно, товарищ комиссар.
— Помните, в каких местах следует заминировать рельсы?
— Не впервой.
— Анисим пойдет с вами.
— Правильно, — обрадовался лопоухий. — Он в нашем деле дока.
— Все гораздо сложнее. Анисим колеблется, неуверен в правильности решений партийных органов. В последний момент может передумать. Своих же и заложит. Так что вы его по дороге того… Лес большой, никто никогда не найдет.
— Он же наш товарищ! — поразился лопоухий.
— А коли продаст? Хочешь у белых в петле болтаться? Или лучше под расстрел? Тебя, еврея, первого пустят в расход.
Озадаченный лопоухий переглянулся с кавказцем и отчеканил:
— Все сделаем как надо, товарищ комиссар.
— Действуйте!
Оставшись один, комиссар устремил взгляд в какую-то невидимую точку. Он смотрел как бы через десятилетия, смотрел на своего почитателя Кирилла Прошкина, прозревая, что между ними теперь вечная неразрывная связь.
Давид и Рустам так же переместились в прошлое и увидели, как идут по начинающему желтеть лесу. Впереди шел Анисим, он, сын лесника, прислушивался к каждому шороху, принюхивался к запахам. Такой опытный человек в отряде незаменим, Давиду и Рустаму стало жаль расставаться с ним. Почему комиссар ему не доверяет?
— Нам следует свернуть вправо, — сказал Анисим. — Так ближе и безопаснее.
Они свернули, поскольку доверяли его интуиции, и он им доверял. В этой маленькой группе все доверяли друг другу. Анисим шел и рассуждал:
— Не боись, мужики, сработаем как надо. Я ведь в Первую мировую лучшим подрывником был. Пострадает только последний вагон, там и народа поменьше. И бывшая теща всегда в первом ездить любит.
— Слышь, Анисим, а почему ты пошел в революцию? — спросил Давид.
— Как почему? Землю обещали. Я ведь из крестьян, а когда семья разорилась, батя, Царствие ему Небесное, в лесники подался.
— Ты что про Царствие Небесное, большевик? — возмутился Рустам.
— По привычке. Я тепереча, мужики, Ленину молюсь. Перед портретом его стою, как перед иконой.
— Это другое дело, так большевику можно, — милостиво разрешил Рустам.
Одновременно он дал сигнал Давиду: «Готовься!». Анисим парень здоровый, он с обоими легко справится. Все решит внезапность.
Рустам аккуратно достал нож, но Анисим неожиданно обернулся:
— Слышите? Будто шорох невдалеке… Значит, услышали. Уже и нож у тебя наготове. Тут тебе он не поможет. Револьвер доставай! — и первым вытащил оружие.
У Давида душа ушла в пятки, он решил, что Анисим раскрыл их намерения. К счастью, все обошлось. Еще прошли с десяток метров. Тишина! Их будущая жертва лишь покачала головой: «Почудилось», и все успокоились.
Дело вроде бы уладилось, только вот пистолет Анисим держал наготове. Лес скоро закончится, впереди — железная дорога, уже слышен шум проходящего поезда.
— Братцы, я по малой нужде, — сказал Анисим. И Давиду. — Подержи-ка оружие.
Он встал у дерева к ним спиной совсем безоружный. Однако страх, что в случае даже внезапного нападения Анисим все равно сумеет справиться с ними, настолько сковал Давида, что он сразу выстрелил ему в голову. И еще раз!
