Они осмотрели еще несколько домов, уже вполне готовых, где заканчивали монтаж санитарного оборудования. Здесь к ним подошел совсем молодой парень, похожий на студента, и, буркнув Кузьнару свою фамилию, объяснил, что он старший инспектор санитарно-технических работ.
— Привет, привет! — засмеялся Кузьнар, пожимая ему руку. Потом они направились вглубь строительной площадки, к свежевырытым котлованам. Рабочие, задирая головы, поглядывали на них снизу, из глубоких желтоватых ям. Увидев нового начальника, они перестали работать и воткнули в землю лопаты. Некоторые были в одних штанах, так как солнце еще пригревало изрядно. Кузьнар остановил мальчика, который толкал тачку по узкому дощатому настилу, и спросил, как его звать. — Станислав Илжек, — ответил тот, глядя на него живыми темными глазами. — А где это ты потерял палец? — Кузьнар указал на его левую руку. — Отрезало, — неохотно пробормотал Илжек, пряча руку за спину. Кузьнару рассказали, что паренек недавно приехал из деревни, из Хелма-Люблинского, а пальца лишился, когда работал на жнейке. Кузьнар слушал, качая головой, и внимательно всматривался в мальчика. — Что, хорошо тебе тут? — спросил он вполголоса.
— Ага, — неопределенно буркнул Илжек, беспокойно озираясь, и тотчас двинул вперед тачку, побежал дальше, словно чего-то испугался.
— Много еще у нас тут несознательных, — сказал кто-то за спиной Кузьнара. — В будущем месяце мы наладим политическую учебу.
— Я сам был таким когда-то, — отозвался Кузьнар, махнув рукой. Секретарь партийного комитета Тобиш посмотрел на него с удивлением.
— У нас есть еще один деревенский, — заметил, смеясь, рабочий, который стоял вблизи, опираясь на лопату. — Пастух. Прямо от коров пришел!
К Кузьнару подтолкнули какого-то великана. — Челис! Ну-ка, покажись, Челис! — кричали ему со смехом.
Перед Кузьнаром стоял высоченный худой рабочий в тиковых штанах. Он был на целую голову выше всех, и на его обнаженной розовой груди блестели бусинки пота.
— Силач! — сказал чей-то голос над ухом Кузьнара. Челис улыбался, доверчиво глядя на него небольшими, светлыми, как ртуть, глазами.
— Давно тут работаете? — спросил Кузьнар.
— С неделю, — ответил Челис подумав. Он взмахнул руками, напоминавшими цепы, и еще шире заулыбался, оскалив короткие, крепкие зубы, тесно сбитые, как семечки в подсолнухе.
— Он и читать не умеет! — крикнули из ямы. — Совсем темный!
Кузьнар нахмурился. Посмотрел на Челиса, который стоял перед ним, уныло опустив руки, кивнул ему головой и зашагал по доскам к следующему котловану.
Когда вернулись в контору, где все стены были увешаны чертежами и диаграммами, слово взял инженер Шелинг. Вернее сказать, он никому не дал рта раскрыть и с места в карьер обрушил на Кузьнара целый поток слов.
«Ох, и языкастый!» — подумал Кузьнар с восхищением, узнав в нем того самого человечка в роговых очках, который во время обхода стройки с таким любопытством к нему присматривался. Теперь Шелинг ходил из угла в угол и сердито брюзжал.
— Вот побудете здесь да осмотритесь, начальник, — говорил он, уставив на Кузьнара выпуклые стекла своих очков, — так у вас голова кругом пойдет! Строительство! — язвительно передразнил он кого-то. — Это не стройка, а настоящий кабак! Второго экскаватора вот уж месяц не могу допроситься. В тресте засели какие-то аптекари из Радогоща, и пока они напишут рецепт, больной успеет три раза ноги протянуть. Сами понимаете — котлован, начатый без экскаватора и скрепера, — все равно что больной человек! И учтите, что болезнь эта дорого обходится. Я специалист, люблю, чтобы работа делалась основательно и надежно, а остальное меня не касается. Партизанщины в работе я не признаю, но вас, начальник, мне от души жаль, — обратился он к Кузьнару, потряхивая копной давно не стриженных волос. — Вы сели в лодку, которая затонет в море бюрократизма. Новый пассажир! Ну, а я из этой лодки высаживаюсь. Вылезаю, господа, и баста! — заключил Шелинг и повернулся ко всем спиной, заложив большие пальцы за вырез жилета.
— Преувеличиваете, коллега Шелинг, — отозвался инженер Боярский, грузный мужчина в военных сапогах. — Товарищ Кузьнар может подумать, будто у нас бог знает что творится. Дела обстоят не так уж плохо. А когда проведем железнодорожную ветку…
Шелинг, стоя ко всем спиной, внимательно изучал висевший на стене график работ и только фыркнул. Кузьнар с интересом наблюдал за ним: таких он еще не видывал.
Худощавый мужчина с изнуренным лицом, разбиравший за столом какие-то бумаги, поднял голову. Это был секретарь здешней партийной организации ПОРП[16] Тобиш, бывший плотник. На стройку он перешел из воеводского отдела пропаганды.
— Вы на все смотрите со своей колокольни, — сказал он Шелингу, — и видите только технические неполадки. А по-моему, товарищи, — теперь Тобиш обращался уже к Кузьнару, настойчиво стараясь встретиться с ним глазами, — по-моему, мы работу вперед не двинем, пока не наладим учебу и не повысим политическую сознательность рабочих. Вот вам, к примеру, такой Челис, — добавил он вполголоса, обводя взглядом присутствующих. — Видали его?
— Видел, — сказал Шелинг, продолжая изучать график. — Ну и что?
Инспектора и сотрудники управления с беспокойством поглядывали на Кузьнара. Тобиш хотел что-то ответить, но Шелинг, повернув к нему голову, насмешливо блеснул очками:
— Вечно вы со своей пропагандой, Тобиш, она у вас превратилась в манию! Вы хотите от людей сознательности при таких ставках? Что мы вообще знаем о их жизни? Ведь мы ездим в автомобилях! Хотите, чтобы Челис научился мыслить? Так повысьте ему поденную плату! Получая триста злотых в месяц, люди не могут понять, почему одни должны орудовать лопатой, в то время как другие разъезжают в «шевроле». А впрочем, начхать мне на все… — ворчливо перебил он сам себя и опять отвернулся лицом к стене. — И вообще какая уж это стройка, когда здесь болота!
Раздался общий ропот протеста, кто-то с грохотом отодвинул стул. Но Шелинг как будто ничего не слышал. — Чего он собственно хочет? — спросил Кузьнар у сидевшего с ним рядом инженера Гнацкого, долговязого курчавого блондина. Гнацкий пожал плечами. Повидимому, Шелинг был опытный специалист, но человек с тяжелым характером.
— 3-заработок в триста злотых — исключение у нас на стройке, коллега Шелинг, — сказал Гнацкий громко, немного заикаясь. — Даже рядовой землекоп зарабатывает больше. В-вы с-сами это знаете. Не говорю уж о таких работниках, как, например, Звежинский, — этот загребает до трех тысяч в месяц. Так-то!
— Мало ли что! — спокойно возразил Шелинг. — Затопек пробегает пять километров в четырнадцать минут, а разве от этого другим людям легче ходить?
Все засмеялись, один только Тобиш хмурился. Кузьнар подозрительно глянул на него и подумал: «Этот шуток не понимает, сразу видно!»
— Вы забываете о влиянии примера, — возразил один из инженеров Шелингу. Кузьнар хотел сказать, что его сын, Антек, в прыжках с шестом поставил всешкольный рекорд в три с лишним метра, но не успел: его перебил Тобиш.
— Извините, товарищи, — начал он сухо. — Здесь, я бы сказал, создалась какая-то неподходящая атмосфера. Государство возложило на нас определенные обязанности, мы отвечаем за стройку. А тут я слышу… шуточки! Мы собрались, чтобы ознакомить товарища Кузьнара с состоянием работ и насущными вопросами, а товарищ Шелинг…
Шелинг засмеялся и пожал плечами.
— Я уже сказал, что ухожу, — объявил он с вызовом. — Ухожу и плюю на все… Я уважаю свое ремесло, а в идеологи революции не нанимался. Честь имею, вождь! — бросил он уже с порога, подмигнув Кузьнару. И, отвернувшись, добавил, открывая дверь: — И вообще здесь под почвой болота, значит не о чем и толковать.
— Что это он все про болота? — тихо спросил удивленный Кузьнар у Гнацкого. Тот с усмешкой пояснил, что Шелинг порет иногда несусветную чушь. Говорят, его дед открыл когда-то в глубине России залежи меди, и Шелинг воображает, что унаследовал от этого деда его чудодейственный дар.
— Чудак он! — добавил Гнацкий. — Но, надо сказать, незаменимый специалист.
По уходе Шелинга началось деловое обсуждение плана работ до конца года.
2
Илжек и великан Челис сидели на опрокинутой тачке около котлована, вырытого для будущего корпуса 21-В. Кончался обеденный перерыв. День был холодный, без солнца. За зданием интерната, в котором уже заканчивались отделочные работы, время от времени ворчала ремонтируемая бетономешалка. Рабочие, вышедшие из столовой, группами слонялись по территории, а те, кто постарше, присаживались на доски. В этот час на стройке обычно замирали шум и движение, и в тишине слышны были звонки с трамвайного кольца.
— Ну! — говорил Илжек, разглаживая на коленях клочок газеты. — Какая это буква?
