Михаил Колесов - Никарагуа. Hora cero

В университете после лекций Кольцов вновь посетил библиотеку и начал составлять библиографию для своей работы. Книг достаточно, но он не был уверен, что это то, что ему нужно. Работать в Департаменте было невозможно из–за духоты, которая плавила мозги. От неё скрыться было негде. В аудиториях кондиционеров не было, слабосильные вентиляторы не помогали (только гоняли горячий воздух с улицы).

В понедельник после работы Орлов провёл собрание жильцов дома, на котором объявил о введении «комендантского часа» с 20.00. Сергей понял, что война против него продолжалась! «Ну, что ж, поживём, увидим», — подумал он. Вечером приехал Векслер… к Орловым на «вареники». А Сергей уехал с Геной Ермаковым на дежурство в ГКЭС. Дежурство прошло нормально: на этот раз выспался и утром принял горячий душ!

В полдень Векслер собрал совещание заведующих методсекциями в CNES, на котором присутствовал Кольцов. Были заслушаны отчёты Евгения Колтуна, Евгения Орлова и двух преподавателей из UNI. Слушая отчёты двух Евгениев, Сергей был поражён их наглостью. Чем они занимались весь год? За такую зарплату! Получая здесь за месяц больше, чем в Союзе зарабатывали за год! Это беспомощное бормотание о «большой методической работе по подготовке»… Подготовке чего, если не было проведено, практически, ни одного занятия? О многочасовых «консультациях»… Для кого? Сколько студентов посетило эти «консультация», какова их цель? Всё — липа, всё — ложь! И это приправлялось демагогией Вартана, который сам до сих пор не провёл ни одного занятия!

Кольцов видел, что это прекрасно понимал Векслер. Но он знал, что Виктор сейчас в пух и прах разнесёт эти липовые отчёты, так как должен был соблюсти «лицо». Но в ГКЭС, и дальше в Москву, пойдёт подписанный им сводный отчёт Вартана. Ни кому не нужна была правда! Ни тем, кто из Москвы послал этих «халявщиков» сюда, ни Рябову, который за них здесь «нёс ответственность». Всё должно быть «гладко», а, значит, ложь устраивала всех.

— Послушай, Сергей, — сказал Кольцову Векслер, когда после совещания они остались одни, — эти люди заслужили свои деньги уже тем, что находятся здесь.

«Вроде бы верно», — подумал Кольцов. — «Но ведь не все здесь «валяли дурака»! Он знал немало людей, которые работали профессионально и честно выполняли свой долг. Но почему рядом с ними благоденствовали какие–то «прилипалы», нагло прикрывая своё безделье работой других?»

Когда Сергей рассказал Виктору о «комендантском часе», введённом Орловым в доме, тот рассмеялся и посоветовал:

— Ты должен сделать первый шаг.

— Что ж, это можно, — ответил Сергей.

— Ну, вот и хорошо, — не уловив иронии в ответе, закончил разговор Виктор.

Кольцов никак не мог понять, почему Виктор, умный и опытный человек, симпатизирует этому позёру и посредственности. По жизни он знал, что посредственность безобидна до тех пор, пока она находится на своём месте. Но, как только она оказывается у власти (или около неё), она становится негодяем…

На следующий день он завёл разговор с Орловым о его работе в университете («шаг навстречу»), чем поставил его в «затруднительное» положение. К тому же, оказалось, что введённый им «комендантский час» первыми начали бойкотировать «холостяки», т. е. его «подопечные».

Между тем в доме обнаружились мелкие кражи (продукты и прочее), всполошившие женщин. Кольцов сразу понял, что это — никарагуанские рабочие, которые устанавливали решётки на окнах. Он знал, что для этих бедных и безграмотных людей мелкая кража не считалась преступлением. Так принято в латиноамериканских странах. Он поговорил с бригадиром и кражи прекратились.

Первые занятия Кольцова в UNI прошли неплохо. Из пяти его слушателей–преподавателей — трое из Чили, Гватемалы и Сальвадора. Чилиец Эмилио (51 год) — адвокат, учился в Союзе. Он подвёз его домой на своём микроавтобусе. Опять шёл проливной дождь. Где–то у берегов США бродил тайфун «Алиса». Вечером Сергей попытался попасть в клуб «Herba Buena» на концерт Хериберто (Сальвадор), но «интернационалисты» засели там прочно, так что найти свободное место не удалось.

В субботу на «субботнике» в ГКЭС преподаватели вновь таскали бетонные плиты. Поспорили об их весе: 60 или 120 кг. Подняв одну из плит, обнаружили свернувшуюся в клубок большую змею, которую пришлось убить. Уставшие, домой вернулись рано. Кольцов опять пообедал в «Ronda» под шум ливня. Готовить в доме, толкаясь среди женщин на кухне, для него было неудобно. Так что его питание ограничивалось чашкой кофе утром, обедом в ресторане вечером и стаканом (чаще не одним) «хайбола» перед сном. В супермаркете он покупал только молочные продукты (если успевал) и хлеб для утренних «тостеров».

В воскресенье Кольцов побывал в гостях у итальянцев вместе с Луисом и Изабеллой. Познакомился с сестрой Марго и её «женихом», которые прилетели из Рима через Москву. Ели «спагетти» под итальянское «кьянти». Потом разговаривали до 3‑х ночи о «политическом доверии» между ними. Сергей чувствовал себя неловко. С одной стороны, он искренне любил этих ребят, прошедших тяжёлые испытания и оказавшихся в середине своей жизни без каких–либо перспектив. Он дорожил их дружбой и доверием. Он понимал, что они уважали его как «чрезвычайного посланника» той страны, которая для них являлась политическим идеалом. Но он, действительно, не мог быть с ними откровенным в полной мере. Отнюдь не потому, что чего–то боялся. Он знал, что они его просто бы не поняли, если он попытался им рассказать то, что знал и понимал. Он не мог бы им объяснить, что, на самом деле, они находились по разные стороны политических «баррикад», и что его страна — это отнюдь не тот «социалистический рай», которым они её себе воображали. Он просто не имел морального права разрушить тот миф, вера в который однажды и безвозвратно изменила их благополучную жизнь. Они, безусловно, чувствовали эту недоговорённость, но воспринимали её как «недоверие»…

Разговор зашёл о «сенсации» последних дней, о «разгроме» Вольфганга и Пако Фьерро на Социологическом коллоквиуме. Немецкий коллега готовился к этому коллоквиуму, проигнорировав Кольцова, и привлёк Пако, который имел слабое представление о социологии. И вот результат, который явно был сильным ударом по репутации амбициозного немца. Он уже несколько дней не появлялся на работе. Вероника провела совещание Департамента по поводу «провала» на Коллоквиуме и заявила: «новую команду мы будем формировать без солдат, потерпевших поражение».

Вечером во время уборки комнаты неожиданно Сергея прихватила поясница. Он решил, что это радикулит. Боль не отпускала несколько дней. С ней он ездил на работу и проводил встречи. Дома отлёживался и читал книгу Стэна (перевод с англ. на исп. язык) «Бухарин. Политическая биография, 1988–1938». Очень интересная книга!

Между тем газеты сообщали: Интервью с Фиделем Кастро: если нас попросят, мы отзовём своих советников из Никарагуа (200 военных и 5 тысяч «гражданских»). Начало очередных американо–гондурасских военных манёвров, высадка первых подразделений американских солдат. В Гватемале произошёл военный переворот, смещён генерал Монт, к власти пришёл генерал Оскар Мехийа (министр обороны), антикоммунист. Сопротивление подавлено при посредничестве американского посла (убито 8 человек). Экстренное совещание военных министров Гондураса, Сальвадора и Гватемалы с американским военным представителем. Бои в Сальвадоре продолжаются. Сальвадорская столица Сан Сальвадор в потёмках в результате диверсии партизан. В Гондурасе (по заявлению министра обороны) «объявились» 200–300 «партизан», якобы засланных из Никарагуа. В Сантьяго–де–Чили прошла демонстрация протеста, убито 19, ранено свыше 100, арестовано свыше 1000 человек.

В Никарагуа бои идут на севере, (Хилапа), на Атлантическом побережье (Центральная Селайя) и на юге (отряды Пасторы). Гондурасские войска обстреляли пограничный пост. Никарагуанский маленький пограничный городок Sant Francisco del Norte опять отразил атаку «контрас»: один мальчишка 13-ти лет отбивался от двух «контрас» и убил их. Масайя похоронила 10 «резервистов», попавших в засаду «контрас».

«La Prensa» пишет о то, что у берегов Камчатки в Тихом океане в июне затонула советская подводная лодка (погибло 90 человек).

Прошёл месяц со дня возвращения Кольцова.

В университете и в UNI занятия проходили нормально. В перерывах — разговоры, разговоры. С Мануэлем дискуссия о «контрреволюции», с Луисом — об «идеологической борьбе» в Чили.

Кольцов был приглашён в посольстве на встречу с прилетевшим на несколько дней модным в Москве художником Ильёй Глазуновым. В общем, он произвёл впечатление приятное, но, конечно, — пижон. Себя он представил скромно: «основатель национальной школы живописи». Заявил, что нет современного и несовременного искусства, нет элитарного и массового искусства, но есть только национальное искусство, а потому оно «интернациональное». Ленинградец, но работал в Москве, в Суриковом институте. Хорошо говорил о Достоевском…