— Настенька, меня никто не разыскивал?
— Несколько человек. Вот я их всех записала.
Анатолий Михайлович глянул на список звонивших, и лицо недовольно скривилось.
— Опять глава администрации. Требует отчета. А я не могу отчитаться! Но отчитаюсь.
— Обязательно поймаешь этого ублюдка, — робко вставила жена.
— Еще станет уговаривать сотрудничать с органами нашей госбезопасности. Они ведь наверняка нажаловались, что я человек конфликтный. Ладно, проехали… Этот мне тоже не нужен. И следующий…
Внезапно его взгляд изменился, он воскликнул:
— Шумаев звонил?
— Да, Виталий Андреевич просил тебя срочно с ним связаться. Оставил телефон для связи.
— Вот это важно.
— А он причем? — не удержалась жена. — Он ведь в Москве?
— То другое дело, — отмахнулся Корхов.
Покачиваясь на больных ногах, он подошел к аппарату, набрал номер. После нескольких долгих гудков ему ответил старый друг:
— Нашелся, неуловимый Джо!
— Накопал что-нибудь?
— Накопал.
— Рассказывай.
Шумаев вкратце сообщил обо всем, что с ним случилось. Корхов слушал и сердито сопел:
— Значит, ее отца арестовали, он умер. И мать умерла.
— Получается так.
— Девчонке нельзя возвращаться в Москву.
— Правильно мыслишь. Тут ей придется несладко. Да и не к кому возвращаться.
— Спасибо, старина. А драться не разучился. Молодец! После он сразу позвонил в гостиницу «Белогорье». Администратор сонным голосом спросил:
— Слушаю!
— Это начальник полиции Корхов Анатолий Михайлович. С кем я говорю?
— Администратор Водорезов, — сонливость сразу испарилась.
— Ваши туристы из Москвы — Репринцева и другие…
— Да, да, у нас есть такие!
— Знаю, что есть. Они на месте?
— Уже отдыхают.
— Я сейчас приеду… Хотя нет, в котором часу они завтра уезжают?
— В десять.
— Точно?
— Точнее не бывает.
— Я заеду попрощаться.
— Будем ждать.
— В случае каких-либо изменений с их отъездом позвоните мне, — Корхов продиктовал номер телефона.
— Конечно, господин начальник полиции.
— Не забудьте.
— Обязательно, господин начальник полиции. Правда я к этому времени сменюсь. Вместо меня будет Терехина Анна Игнатьевна. Я напишу ей записку.
— Спасибо.
Корхов вернулся за стол, попросил жену налить еще рюмашку. На лице ее читалось сочувствие:
— Еще что-то произошло?
— Да. Одна журналистка из Москвы Валентина Репринцева завтра возвращается к себе, а у нее арестовали отца, и он умер. И мать умерла. Она сирота, но еще этого не знает. Дома ее наверняка ждет арест.
— А ее за что? — спросила Анастасия Ивановна.
— Она дочь врага народа.
— Но лично она в чем виновата?
— Какая ты глупая и… счастливая!
Анатолий Михайлович поднялся, крепко обнял жену. Анастасия Ивановна никак не могла взять в толк, в чем ее счастье? И пусть! Она была слишком рада редким объятиям сурового мужа.
— И я перед ней виноват. Они с одним парнем написали статью о нашем убийце, а подписала ее одна Валентина. Если серьезно задето самолюбие преступника, он постарается свести с девушкой счеты. Надо будет где-то спрятать ее. Спрятать так, чтобы он не нашел.
— Я знаю это надежное место. Дом начальника полиции Корхова. Поселю ее вон в той комнате.
Корхов вторично обнял жену:
— Ты права, пусть поживет у нас. По-моему, она очень хорошая девушка… И потом, ты всегда мечтала иметь дочь.
— Она согласится остаться?
— Согласится. Я ей все доходчиво объясню.
Внезапно ему показалось, будто ощущает чье-то незримое дыхание. И следом — ядовитые слова: «Думаешь здесь самое надежное место? Не надейся. Сам знаешь, почему. Тот, кого ты разыскиваешь, рядом. Догадался, кто он?..»
Валерий вернулся за полночь. Бросил беглый взгляд на жену, которая находилась в кровати, но не спала, а что-то читала. Как обычно, вокруг нее — столб табачного дыма.
— Опять припозднился? — сказала Алевтина.
— Неужели тебя это волнует?
— Нисколько.
— Тогда зачем спрашиваешь?
— Все-таки ты мой муж. Хотя бы на бумаге.
— Ай, бумажный муж.
— И по улицам города разгуливает убийца.
— Я его не боюсь.
— Ты, оказывается, смелый?
— Не трус. Недаром несколько лет прожил на Востоке. Владею боевыми искусствами.
— Те, кого он убивал, тоже к слабакам не относились. Валерий посмотрел в окно на темную улицу и вдруг сказал:
— Я хорошо помню, что ты говорила об этом маньяке. Он оказывает городу услугу. И ты бы многое отдала, чтобы лично познакомиться с ним. Не поменяла свое мнение?
— Пока нет.
— Вот тебе и рассуждения христианки.
— Разве с нами всегда поступают по-христиански?
— Безумие, Алевтина! Завтра он посчитает, что именно ты, редактор «Оскольских вестей», приносишь вред Старому Осколу. Что тогда?
— Но я не совершила никакого предательства против своих соотечественников.
— Знаешь, кто первыми гибнут от рук маньяков? Их верные сторонники и почитатели.
— Это против правил.
— Как и лишать человека самого дорого для него — жизни.
Образовалась невыносимо тяжелая пауза. Первой ее нарушила Алевтина:
— У меня такое ощущение, что ты хочешь что-то сказать? Объяснить…
Валерий повернулся к жене и резко спросил:
— Почему ты разлюбила меня?
— Ты не способен на поступок. Увы! Женщины, подобные мне, любят героев.
— А если бы я… оказался тем убийцей?
— Не смеши.
— Ну почему?!
— Я уже сказала: ты не способен на поступок.
Валерий загадочно улыбнулся:
— Как знать!
В ответном взгляде жены появилось удивление, переросшее в сомнение, потом в… страх.
— Перестань так шутить!
— Да, я пошутил. Я ни на что не способен.
— Однако… — Алевтина задумалась, затем не выдержала, продолжила. — Ты возвращаешься слишком поздно. Где ты бываешь по ночам?
Он не ответил, только рассмеялся. В глазах появился странный блеск. И неожиданно он крикнул:
— Слушай!
— Что?!
— Будь очень внимательна, и все поймешь!
Они услышали оба, как в тишине ночного города раздались гулкие шаги. Казалось, это шел тот самый таинственный убийца. Он уже перестал прятаться, скрывать свои жуткие намерения под добродушной маской.
Зачем она ему, раз все равно симпатизируют…
На самом деле убийца не топал по улицам, а летал! Он поднялся высоко над домами, высматривая любую дрянь, которая мешает нормально существовать любимому городу. Любой сорняк он намеревался вырвать с корнем! Его власть ныне безгранична! Он хохотал и издевался, торжествуя окончательную победу над беспомощными стражами порядка («Не видят под самым носом, идиоты!»). А беспомощны они потому, что защищают отжившие правила и порядки.
И только он — вершитель великого вселенского правосудия!
Томимая думами, Валентина уснула только под утро, но поспать долго не удалось. Не было и шести, как Надежда разбудила ее:
— Вставай, просыпайся рабочий народ!
— Уже? — спросонья пробормотала Репринцева.
— Уже, соня! Не будешь бегать по ночам…
Внезапно она осеклась, она хорошо понимала, что совсем скоро Валентина действительно не будет бегать по ночам. Надежда заметалась по комнате, радость встречи с советской страной соседствовала со страхом за судьбу подруги. Ведь если Валя пострадает (а пострадает обязательно!) то по собственной глупости. И, чтобы не говорили про нее, никакой она не шпион, не враг.
— Что с тобой? — спросила Репринцева. — Ты нервничаешь?
— Нервничаю? Может быть. Это от ожидания встречи с Москвой, с друзьями, родными.
И опять замолчала. У Валентины больше нет родных. Только она этого еще не знает. Жалость настолько сдавила Погребняк горло, что она не выдержала, бросилась в ванную. Лишь бы Валентина не увидела ее перекошенного лица. Возникло непреодолимое желание предупредить подругу. Она еще может спастись.
И тут перед Надеждой снова возник кошмарный образ Красной Стервы. На сей раз она ничего не сказала, только приложила палец к губам…
В номер стучали Давид и Рустам. Они ввалились безо всякого приглашения, с порога закричали:
— Как? Еще в разобранном состоянии?
— Пошли вон! — по-настоящему рассердилась Репринцева. — У меня есть право хоть немного побыть одной?
— Нет у тебя этого права? — примирительно заметил Давид. — Мы все — одна большая дружная семья.
А Рустам танцевал свою лезгинку. И гордо добавил:
