Раз в месяц учитель уезжал на выходные в Москву, объясняя знакомым, что едет собирать материалы в столичных библиотеках. А однажды в «Вечернем Заболотске» появилась статья за подписью «А. Кураш», посвященная прошлому города. Она называлась «Род русских меценатов» и повествовала о купцах Приспеловых, до революции успешно соперничавших в богатстве с Дементьевыми, но, как выяснялось из газетного материала, сделавших для Заболотска неизмеримо больше. Правда, из статьи следовало, что во времена, когда происходило первоначальное накопление капитала этой семьи, никто и заподозрить не мог за ней тяги к благотворительности. Сам источник их богатства так и остался неизвестен. Говорили, что первый из купцов Приспеловых в молодости, как раз накануне падения крепостного права, был дворовым лакеем. Как-то он сопровождал барина в поездке, и случилось им проезжать мимо сгоревшей усадьбы неизвестного помещика. Время было позднее, и они заночевали в уцелевшем флигеле. Рано утром Приспелов вышел готовить барину умыться, и тут подошел к нему крестьянский мальчик, предложивший купить за сколько-то копеек пакет с бумагами, найденный им в крапиве близ сгоревшего барского дома, — во время пожара из окон выбрасывали вещи, вот и бумаги выкинули, а потом, видать, не нашли — тому уже год как минуло. Приспелов был лакей грамотный, сразу понял, что бумаги имеют большую ценность, поэтому мальчику заплатил, а пакет прибрал до лучших времен. А когда крепостных освободили, он тем бумагам ход дал и страшно разбогател.
По другой версии, задолго до отмены крепостного права два брата, мещане Приспеловы, искали способ разбогатеть и придумали вступить в секту скопцов — те оказывали своим единоверцам большую финансовую помощь. Старший из братьев согласился подвергнуться кастрации, но потребовал деньги вперед. Скопцы тоже оказались ловкими и предложили или заплатить часть денег после того, как кандидата оскопят наполовину, а оставшуюся сумму отдать после окончания всей операции, или выдать все сразу, но лишь после единоразового и радикального оскопления. Приспелов выбрал первый вариант, по окончании экзекуции получил положенную сумму, а от второго этапа отказался, решив, что уже имеющихся денег для начала дела хватит. Род купцов пошел от младшего брата. Приспеловы построили в Заболотске кожевенный заводик и начали шить сапоги и всякие другие изделия из кожи. И все равно семья их богатела столь быстро, что пошли слухи: в подвале приспеловского дома сидит специальный человек — беглый каторжник, который и днем, и ночью делает фальшивые деньги. Человека этого никому не показывали, а якобы когда он умер, в этом подвале его и закопали. В общем, ни у кого не было сомнений, что источник богатства Приспеловых вполне вписывается в известную русскую триаду: где-то нашел, кто-то подарил, кого-то обобрал…
Как это и водится, первые в роду стяжали богатство, а вот Осип Исаевич Приспелов, принадлежавший ко второму поколению Приспеловых-купцов, начал эти богатства активно транжирить. Он и пил, и многих поил, проигрывал колоссальные суммы в карты, предавался безудержному разврату и в России, и в Европе. Слухи о его похождениях будоражили не только Заболотск, но доходили и до Москвы. И вот как-то ранней весной, во время разлива рек, Осип Исаевич возвращался пьяный в Заболотск, а переправиться через Латузу оказалось невозможно — лед вздулся, ожидалось, что река того и гляди вскроется, а потому все мосты разобрали. Приспелов, не привыкший ни в чем получать отказа, возмутился капризу глупой природы и решил перейти реку по льду. Когда он уже почти пересек ее, лед затрещал и тронулся. Осипа Исаевича понесло на льдине по течению. Увидев лезущие друг на друга льды, купчина пал на колени и принялся истово молиться Богу, обещая в случае спасения совершенно перемениться. Кругом все трещало и гудело, перепуганный человек лег на лед и закрыл глаза, приготовившись к концу. Когда он через некоторое время их открыл, оказалось — льдина подошла к берегу и стала. Притихший раб Божий сошел на твердую почву и побрел к городу С этого случая прежнего кутилу как будто подменили. В Заболотске говорили, что к реке подошел один человек, а вышел по льду — другой. С кутежами было покончено, Осип Исаевич теперь до конца своих дней занимался лишь молитвами и зарабатыванием денег. Дела его круто пошли в гору, но большую часть заработанного раскаявшийся грешник тратил на обустройство Заболотска. Это стало правилом и для его потомков.
В статье Кураш подробно расписывал, как Приспеловы построили в городе здания училища (ныне школы, в которой учился Андрей Мирошкин), городской больницы, публичной библиотеки (учитель обращал внимание на то, что часть книг, которыми пользуются читатели поныне, приобретены на деньги Приспеловых). Оказалось, те же Приспеловы выкупили у разорившихся Дементьевых их особняк и заложили основы краеведческого музея. Особенно трагической в статье вышла история последнего из рода Приспеловых, Павла Никаноровича, неоднократно избиравшегося городским головой и продолжавшего жертвовать деньги на городское хозяйство. После Октябрьской революции у него конфисковали кожевенный завод, в годы индустриализации модернизированный и превратившийся во всем известный в Заболотске «Башмачок». Кураш приводил впечатляющие примеры того, каким успехом до 1917 года в России пользовалась продукция приспеловского завода, как богат был ассортимент выпускаемых изделий из кожи, какие похвалы эти изделия получали на всемирных выставках. Казалось, сегодняшний «Башмачок» — лишь бледное подобие того, прошлого завода. Когда в городе установилась власть Советов и возникла ЧК, грозное ведомство заняло особняк Приспелова, а самого прежнего хозяина расстреляли в его же собственном подвале, вместе с другими несколькими десятками обывателей Заболотска, отнесенными новой властью к категории бывших.
Статья вызвала большой интерес у читателей. До ее появления заболотчане считали, что у них лишь один знаменитый на весь Союз земляк — комдив Проглотов, героически погибший в годы Гражданской войны, памятник которому возвышался на одном конце главной улицы города — улицы Ленина. Комдив был изображен крепким мужчиной в папахе и пенсне, широко шагающим своими одетыми в галифе и сапоги ногами. Одну руку он прижал к боку, где у него висела шашка, а другую протягивал то ли в каком-то приветствии, то ли указывая в светлое будущее. Другим своим концом улица Ленина выходила к зданию, в котором размещались горисполком и городской Совет. На площади, названной опять-таки именем Ленина, спиной к зданию стоял памятник все тому же Ленину. Вождь был изображен в пальто, с непокрытой головой, левую руку он держал в кармане, а правой как бы указывал на пространство перед собой. Казалось, Владимир Ильич собирается шагнуть и думает, стоит ли ему это делать. Городские остряки говорили, что оба памятника составляют композицию: Ленин вышел погулять и увидел Проглотова, машущего ему рукой. Ильич-де решает, стоит ли уклониться от встречи с этим импульсивным бугаем, или все же придется с ним поздороваться.
После появления курашской публикации, выяснилось, что, кроме всем известного Проглотова и нескольких мало кому известных героев Советского Союза, чьи портреты были выставлены на одной из аллей городского парка, у заболотчан появилась целая династия знатных земляков, среди которых особенно выделялся, разумеется, несчастный Павел Никанорович Приспелов. Город был взбудоражен, многие взглянули на давно известные постройки по-новому. Особенно насторожило власти увеличение числа гуляющих по улице Дзержинского, где стоял знаменитый приспеловский особняк, на фасаде которого красовалась мемориальная доска: «В этом здании в 1918–1919 годах размещалась уездная Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем». И хотя теперь в здании находился книжный магазин и все оно было изнутри перестроено, продавцы зафиксировали рекордное число посетителей в первые несколько дней после появления статьи. Материал Кураша не понравился ни в горкоме, ни в исполкоме. Из прочитанного, казалось, напрашивался вывод, что за годы советской власти в городе не было построено ничего принципиально нового — все уже имелось до революции. Кроме того, некрасиво выглядели чекисты. В то время власти допускали лишь критику Сталина, покушаться на героев Октября и выбор, «сделанный народом», в юбилейный год революции еще не позволялось. Статья Кураша оказалась как бы опережающей события. Всех волновал только один вопрос: «Кто пропустил материал?» Главный редактор, явившийся в горком партии, объяснил свой промах тем, что по имеющейся у него информации Кураш пишет историю города, и потому в редакции решили, что вопрос «согласован». Вызванный к Страхову автор статьи клялся, что ничего «такого» он сказать не хотел. Разумеется, ни о каком соавторстве и, следовательно, ни о какой юбилейной книжке речь больше идти не могла. «Сиди тише воды, ниже травы. Будешь выступать, из города вышлю», — так закончил разговор секретарь партийной организации. Учитель дал слово коммуниста, что ничего подобного в Заболотске больше не повторится, и покинул кабинет. Единственное, что не понравилось Страхову — глаза Кураша, — было в них что-то недоброе, но секретарь не придал этому значения. А зря!
