И повесил трубку. Даниэль пожалел отца, которого какой-то зануда оторвал от столь увлекательной беседы, и позвонил матери, никуда не торопившейся. Однако она ушла из предпоследнего класса лицея и потому не могла понять волнений экзаменационной страды. Для нее он несколько сократил свой отчет. Мать оглушила его бурными восторгами и заявила, что немедленно позвонит Ивону, вот кто обрадуется! Даниэль пообещал зайти в следующее воскресенье в четыре часа.
После этого он взялся обзванивать приятелей. Дебюкер прекрасно выдержал письменный экзамен, Зулейбос вчера провалился на устном. Лувье сдает завтра… С каждым разом рассказ Даниэля обрастал все более красочными подробностями. Он говорил, курил и сочинял, сочинял в упоении, словно летел с горы.
Потом набрал номер Даниэлы и долго ждал, пока снимут трубку. Лоран выдержал экзамен еще вчера. Она обрадуется, узнав, что и он… Но услышав голос девушки, Даниэль решил разыграть ее и проговорил мрачным тоном:
— Знаешь, я засыпался!
— Ах, какая досада! — вздохнула она. — Как же так?
— Я на все отвечал невпопад.
— Даже по французскому?
— Даже по французскому.
Даниэль ликовал, прислушиваясь к огорченному голосу Даниэлы. Но разве можно долго выдержать этот тон, если в тебе так и кипит нетерпеливая радость. Его прорвало:
— Да нет! Это я нарочно! Я сдал!
— Дурак! — крикнула она.
И засмеялась одновременно с ним. Потом она заговорила более сдержанно.
— Ты не одна?
— Ага.
— Около тебя Лоран?
— Нет.
— А кто?
— Мама.
— А, ну ладно… Тогда я кончаю…
Они условились встретиться завтра, в три часа, у станции метро Сен-Жермен-де-Пре.
Поговорив со всеми парижскими знакомыми, Даниэль позвонил в Тук. К телефону подошла Мадлен. От ее восторгов Даниэль загордился еще больше.
— Ты и не мог провалиться!.. Я-то знаю, на что ты способен, когда всерьез возьмешься за дело!..
Он спросил о Франсуазе. К сожалению, ее не было дома.
Положив трубку, Даниэль стал думать, чем бы заняться до обеда. Если бы он только знал, где найти брата! Теперь, когда Жан-Марку не нужно зубрить юриспруденцию, он, наверное, целыми днями шатается. Не заглянуть ли в «Суффло»… Даниэль вскочил на ноги. Ну, конечно, он в «Суффло»! Сломя голову Даниэль помчался туда.
В «Суффло» было не протолкнуться. Среди множества незнакомых лиц Даниэль сразу нашел брата. Сегодня ему решительно везет! Жан-Марк сидел на террасе с Дидье Копленом. Увидев Даниэля, он тотчас встрепенулся.
— Ну как?
Даниэль позволил себе ответить не сразу. Он подошел к их столику, пожал руку Дидье и Жан-Марку и только тогда небрежно кинул:
— Ну, вот и все!
— Что? — спросил Жан-Марк. — Сдал?
— Сдал.
Глаза Жан-Марка засветились радостью.
— Поздравляю, старик. Присаживайся.
Даниэль уселся между братом и Дидье с таким чувством, будто его только что повысили в чине, и заказал пива. Они потребовали подробностей, и он в десятый раз приступил к рассказу, присочиняя на ходу. Дидье и Жан-Марк слушали с интересом. Потом они заговорили о предстоящем путешествии в Соединенные Штаты. Дидье (он тоже выдержал экзамен!) вытащил из кармана письмо от американского студента, с которым познакомился в прошлом году.
— Неужели ради этого типа мы поедем в Бостон? — пробурчал Жан-Марк.
— Почему же нет? Он химик и замечательный парень! Кроме того, Бостон, говорят, самый любопытный город в Соединенных Штатах…
Они забыли о Даниэле и его экзаменах… А он вновь и вновь воскрешал в памяти все, что пережил сегодня. Классная доска, кусок мела, раздавленный на полу, полосатые брюки экзаменатора. «В прямоугольном треугольнике каждый катет равен произведению гипотенузы на… на… На косинус прилежащего острого угла или на синус противолежащего…» Ну, конечно! Если бы он так ответил, он, возможно, был бы принят и без «снисхождения комиссии». «Но что это меняет? Самое главное — экзамены позади!» Даниэль старался веселиться, однако испытывал необъяснимую усталость. Надежда и страх, мучившие его весь год, исчезли, оставив после себя безмолвную, головокружительную пустоту — своего рода пресыщение успехом. Столько трудиться ради нескольких минут! Значит, это и есть «быть допущенным», но ведь «допущены» миллионы людей! Рано или поздно все к чему-нибудь «допускаются»… Дидье встал и протянул им руку.
— Ну, я побежал…
Жан-Марк как будто никуда не торопился, и Даниэль был рад этому. До чего же здорово сидеть вот так, с братом, на террасе кафе. Они заказали еще по кружке пива.
— Ну и жара! — сказал Жан-Марк.
— Да. В лицее Карно мы просто запарились!
Жан-Марк протянул ему пачку американских сигарет. Даниэль с удовольствием взял одну, постучал ею по ладони и только потом сунул в рот. Он заметил, что этот жест очень нравится Даниэле. Щелкнула зажигалка. Даниэль потянулся к огоньку. Сидя рядом, братья курили, разглядывали прохожих, потягивали пиво и молчали. Примчавшись сюда, чтобы отвести душу в долгих и горячих разговорах, Даниэль понемногу впадал в какое-то грустное оцепенение. Ему казалось, что Жан-Марк скучает. Ему нечего было сказать брату, да и Жан-Марку, пожалуй, тоже. Они слишком хорошо знали друг друга, слишком часто виделись. К тому же он был младше. И хотя три недели назад ему исполнилось семнадцать лет, разница между ними была огромной: три с половиной года! Какая-то девушка с узкими бедрами прошла мимо них, внимательно оглядывая сидящих. Она заискивающе улыбнулась Жан-Марку: тот едва ответил на ее улыбку. На месте брата Даниэль был бы польщен. «Он избалован», — с завистью подумал Даниэль и вдруг почувствовал себя одиноким. Ему пришло в голову, что через неделю, когда он уедет из Франции, чувство это станет еще сильнее. Вокруг него будут белые или черные, но только незнакомые лица. Африка, селения, затерявшиеся в зарослях, случайная больница, забитая чахоточными или прокаженными, не там ли его ждет настоящий экзамен?
— Ну, мне пора. Сегодня ты обедаешь дома?
— Нет, старик, — ответил Жан-Марк. — Я занят.
По дороге домой Даниэль повторял точно заклинание: «Я выдержал, выдержал…» Но он уже свыкся с этой мыслью, и она больше не вызывала в нем ни малейшего волнения.
Было около восьми утра, когда Мадлен и Франсуаза вылезли из машины и пошли по пляжу. В такую рань туристов наверняка не встретишь. Закрытые кабинки тянулись вдоль плоской пустыни с небольшими блестящими озерцами. Сердитый ветер гнал песок по дощатой дорожке. Отлив еще не кончился, и зеленое, мутное море волновалось под белесым небом. Один только вид этого безбрежного простора вызывал у Мадлен желание броситься в воду, колотить по ней руками и ногами до изнеможения. Она не раз предлагала Франсуазе искупаться вместе с нею, но девушка отказывалась… Можно было подумать, что она боялась хотя бы на миг обрести вкус к жизни. Отгородившись от всех, она казнила себя за то, что у нее есть тело, лишая его малейших радостей. Тут могли помочь только терпение, мягкость и такт. За истекшие пять недель Мадлен ни разу не рискнула спросить племянницу о причинах ее подавленного настроения. Они жили бок о бок, снедаемые одной заботой, но говорили только о пустяках. Как долго еще продлится эта игра в жмурки? Неужели Франсуаза навсегда утратила способность радоваться жизни? Даже семейные события ее не интересовали. Она равнодушно приняла известие о том, что Жан-Марк выдержал факультетские экзамены, а Даниэль благополучно миновал первую ступень бакалаврских. Оба они звонили, чтобы поделиться этими новостями, но Франсуаза не пожелала взять трубку. Теперь Жан-Марк собирался в Америку, а Даниэль на Берег Слоновой Кости, оба написали ей. Она рассеянно прочла эти письма и бросила их. Выбросила она и вызов на экзамен по русскому языку. Целый учебный год пропал даром! И все потому, что она влюбилась в человека, для которого была лишь развлечением! Но только ли поэтому?.. Сквозь нагромождение облаков проглянуло солнце.
— У меня это просто физическая потребность, — сказала Мадлен, — я обязательно должна войти в воду.
— Ну так иди! — сказала Франсуаза, останавливаясь.
— А ты не надумала?
— Нет, не хочется.
Они уселись на сухой песок. Мадлен расстегнула свое полотняное платье и сняла его, оставшись в купальном костюме. Она всегда стыдилась показываться в этом виде. Кусок жира. Неужели у нее так и не хватит мужества сесть на диету? Она провела руками по бедрам и вздохнула:
— Если бы я могла хотя бы не пить вина за едой! Ты должна отбирать у меня бутылку.
— Но ведь это доставляет тебе удовольствие! — возразила Франсуаза с бледной улыбкой.
— Только на минуту, а потом я ругаю себя. Мне нужно спустить десять, нет, пятнадцать кило…
— Кого ты собираешься соблазнять?
— Это нужно для меня самой! Мне кажется, если б я похудела, я бы чувствовала себя моложе, проворнее, веселее…