Так что к Чейдинхолу он добрался только к полуночи третьего дня, вымотанный дорогой и минувшими событиями, но сразу решил наведаться в Фаррагут и не откладывать встречу с Уведомителем.
Лашанс работал за алхимическим столом над новым ядом, и этот процесс настолько завладел его вниманием, что, когда Габриэль спустился в подземелье, он никак не отреагировал на его появление. У Рэла не было сил волноваться об этом. Наверное, он должен был переживать, что ослушался приказа Уведомителя, уехал в Коррол без предупреждения и пытался остановить Очищение вопреки решению Слушателя… но ему было плевать. Он опустился в кресло, прикрыл глаза и спокойно стал ждать, когда Люсьен закончит возиться с ядовитыми травами и ягодами аронии.
В тишине старинной крепости, нарушаемой лишь осторожным стеклянным звоном работы алхимика, мысли и воспоминания нахлынули с разрушительной силой. Оставшись наедине с самим собой, Габриэль снова невольно начал думать о Леонсии и Тавэле, о Фалько, который, наверное, ещё надеется дождаться их в обозначенном месте встречи, о Мэри, сквозь слёзы смотрящей на свои окровавленные руки, о Дафне, которую сейчас очень хотелось увидеть, и об отце с матерью. А ещё о самом себе. О том, каким он всегда хотел быть и каким стал на самом деле. Вспомнилась та маленькая девочка в замке Анвила, жизнь которой он отнял без капли сожаления, не тратя много времени на раздумья. Он ненавидел себя.
Мерный убаюкивающий стук стеклянных приборов вдруг затих.
— Разговор можно отложить до утра, — спокойно предложил Люсьен, и его тихий голос сейчас показался громче ночного ветра.
Габриэль не хотел ничего откладывать.
— Что будем делать дальше?
Имперец кивнул, понимая такую решительность, потом встал, снял с верхней полки небольшой ларец и убрал в него только что сваренные яды.
— Во всей этой истории есть пара моментов, до которых я сам никогда не мог добраться. — Габриэль заметил, что Люсьен старается говорить осторожно, следит за словами. — Я рассказывал тебе, что Дамиру приходилось скрываться от Чёрной Руки. Он пытался найти предателя, чтобы оправдать себя, и вскоре сообщил мне, что у него что-то есть. Только передать эту информацию не успел. Я на протяжении всех этих лет строил самые безумные догадки о местонахождении его убежища, но ничего не нашёл. А теперь у меня есть ты.
Габриэль не совсем понимал, к чему он ведёт.
— И ты думаешь, что мне это удастся? Я всё это время даже не знал, кем он был. Как я пойму, где его убежище?
— Дафна должна знать.
— И почему ты сам не мог спросить её об этом?
— Спрашивал. Она ответила, что не знает. Но мне показалось, что она солгала.
— То есть мне она скажет?
— То есть ты мог бы попытаться найти способ всё узнать, не вызывая подозрений. Дафна не доверяет мне. Она винит меня в смерти брата, и… я её понимаю. А тебе она доверяет.
Габриэль считал эту затею крайне странной и заранее обречённой на провал. С другой стороны, их дом в Лейавине давно был продан, из вещей осталась только небольшая коробка у Дафны, которую она куда-то спрятала, и возможность найти место, где отец какое-то время жил, выглядела заманчивой.
— И как ты себе это представляешь?
Люсьен ухмыльнулся:
— Придумаешь что-нибудь.
— Хорошо, — согласился Рэл. — Постараюсь сделать всё возможное.
— Ты сделаешь даже невозможное, Терребиус.
От этих слов пробрала неясная дрожь. Габриэль заставил себя это побороть и спросил:
— А что насчёт второго момента?
Лашанс отчего-то помрачнел.
— Это крайняя мера. Если с убежищем ничего не получится.
Рэл понял, что больше Люсьен ничего ему не скажет, и осмелился предположить:
— Что если это Сара?
Уведомителя ничуть не удивило такое обвинение.
— И я прекрасно понимаю, почему ты сделал такой вывод, — ответил он. — Всё замечательно подходит: безумец с колоссальными магическими способностями, приближённый Слушателя, профессиональный убийца… Он прекрасно вписывается в роль предателя. Да к тому же ещё и предложил Очищение. Всё так удачно складывается, прямо как в тот раз с Дамиром и историей о Кэмлорнском Охотнике.
— Считаешь, что Сара не виноват?
— Я хочу, чтобы у меня были не только домыслы. Нам нужны улики, Рэл. Хоть что-то.
Слова Люсьена звучали разумно. Габриэль решил сразу перейти к делу:
— Не знаешь, где сейчас Дафна?
— Из провинции она точно сейчас бы не уехала, в Братстве не появлялась. Скорее всего, играет свою роль в Бруме.
— Значит, туда я и отправлюсь.
Рэл не собирался оставаться в Фаррагуте, потому резко поднялся и быстрым шагом прошёл к выходу. Люсьен за его спиной тихо сказал самому себе:
— А я пока что присмотрюсь к Саре…
*
Ночь в Чейдинхоле была ясной и свежей. По поверхности реки стелился густой туман и растекался среди молодых деревьев на берегу. В тёмном небе мерцали звёздные осколки, пахло летней свежестью: сырой землёй, цветами и сухими травами. И эта умиротворительная меланхолия была настолько всепоглощающей, что сопротивляться ей не получалось.
Рэл посмотрел вверх и шумно выдохнул — в воздух вырвалась белая струйка пара. Он вновь остановился под витражами, переливающимися в свете лун. Будто что-то внутри не позволяло пройти мимо. Он мог бы сделать над собой усилие и идти дальше, но почему-то образ того ночного паломника никак не уходил из памяти. И он сделал над собой другое усилие.
Он открыл дверь.
Внутри оказалось очень тепло и спокойно. На главном алтаре мерно коптили свечи, и их свет едва ли справлялся с ночным мраком, но большего и не требовалось: кроткие огненные мерцания под высокими тёмными сводами создавали удивительный уют, которым хотелось наслаждаться. Однако Габриэль чувствовал себя странно. То ли из-за того, что воздух был насыщен мягкими ароматами благовоний, от которых у него кружилась голова, то ли из-за осознания нелепости своего пребывания здесь.
Он стоял один посреди огромного длинного зала и смотрел, как у его ног переливается лунная дорожка, просочившаяся сквозь цветные витражи. Мать пришла сюда в поисках защиты. Пришла к Богам, чтобы больше не бояться. А он зачем здесь? Он не испытывал страха перед судьбой, не искал помощи, не надеялся на прощение кого-то свыше. Имел ли он право находиться здесь? Он, отнявший столько жизней и предавший столько людей?
Габриэль поднял глаза к центральному витражу и, ничего в нём не увидев, развернулся.
— Уже уходишь? — вдруг прозвенел за спиной мелодичный женский голос. Габриэль посмотрел по сторонам и увидел молодую эльфийку, молившуюся у одного из малых алтарей. Он не заметил её сразу из-за большой колонны, держащей свод часовни, но сейчас, когда она позволила себя обнаружить, сердце на долю секунды перестало биться. Она была высокой и стройной, как Леонсия, с такими же белыми волосами и мягкими чертами лица.
Ответить пришлось честно:
— У меня нет права находиться здесь.
— Но ты ведь не по ошибке здесь оказался. — Эльфийка ласково улыбнулась и села на одну из скамей спиной к нему. — Присядь.
Габриэль не хотел оскорбить её, но и на беседы не был настроен.
— Извини, но мне правда лучше уйти.
— В тот раз ты просто стоял рядом, сегодня решился зайти внутрь. Надеюсь, в следующий раз ты осмелишься посидеть здесь со мной или в одиночестве, если хочешь.
Её голос звучал так чарующе, что Габриэлю начинало казаться, будто всё это происходит не с ним. Эта эльфийка вызывала очень странные чувства.
— Так это ты была.
— Извини. Не хотела тебя пугать.
Её слова сбили Габриэля с толку.
— Почему ты считаешь, что напугала меня?
— Ты так не хотел попадаться кому-то на глаза… Может, если бы я тогда не вышла, то ты уже в тот раз решился бы.
Девушка продолжала сидеть к нему спиной. Она держала благородную осанку, и через лёгкую ткань светлого платья были видны выступающие кости лопаток и позвоночника. Рэл не представлял, как вообще можно быть такой тощей и ещё дышать.
