Свернув тетрадь Лантеи в трубку, преподаватель засунул ее под корни пня, на котором сидел. Протолкнув дневник до самого упора, он удовлетворенно отряхнул руки.
Пусть Лантея и дальше хранит свои маленькие тайны, пока профессор будет обеспечивать свое собственное будущее. И что бы там ни советовала Чият, но опасаться юной и вспыльчивой девушки ему не стоило. По крайней мере, Аш так решил пока что. Даже если записи в дневнике о мятеже не были простым преувеличением, заключенная в Италане сделка давала ему куда больше уникальных возможностей, чем профессор мог бы добиться за всю свою жизнь. И поэтому следовало рискнуть. Мавларский хребет нужно было преодолеть во что бы то ни стало.
Оставшаяся половина дня прошла в мелкой суете и неясных обрывочных разговорах домочадцев друг с другом. Лантея вернулась домой только через несколько часов, но едва она перешагнула порог, как Чият и Ашарх помрачнели: худую фигуру девушки словно бы окружал плотный кокон из негативной энергии, который явственно ощущался и на расстоянии. Под глазами у хетай-ра залегли глубокие тени, а взгляд стал как будто тяжелее. Профессор весь день хмурился, постоянно наблюдая за своей спутницей, которая мало говорила, и только безучастно сидела у окна, с тоской вглядываясь в синее небо. Она погружалась все глубже и глубже в пучину собственного отчаяния, слишком близко к сердцу приняв смерть практически незнакомого мальчика. И Аш как никто другой понимал, что Лантее уже требовалась помощь, чтобы вернуться в реальность и вспомнить о своих незавершенных делах и собственных проблемах.
Тетя же явно не собиралась нянчиться со своей племянницей и приводить ее в чувства нежными речами. Она лишь молча и деловито собирала вещи двоим путникам в дорогу, изредка бросая на девушку недовольные взгляды, в которых читалось легкое разочарование. Для профессора эта сторона отношений между родственницами была неясна, и он даже не хотел ее осмысливать. Если для них обеих лучше было игнорировать друг друга и не начинать серьезный разговор, то не ему было менять это положение вещей.
До самого вечера тянулись неторопливые сборы и приготовления. Хоть вещей в дорогу набралось совсем немного, но пока все заштопали, сложили и перепроверили по несколько раз, солнце успело спрятаться за горизонт, окрасив мир в чернильные тона. Но ни на мгновение за весь день никто из троицы не переставал напряженно прислушиваться к окружавшей дом роще, опасаясь в шелесте травы и листвы внезапно распознать стук лошадиных подков по земле или скрип кожаных сапог. К счастью, боги помиловали беглецов в этот раз, и скромное убежище осталось необнаруженным.
Ужин был простым и не претендовавшим на особенную изысканность. Вяло помешивая в миске тушенную с луком и укропом капусту, профессор украдкой постоянно косился в сторону Лантеи. Опустив плечи и ссутулив спину, девушка неохотно крошила хлеб в свое блюдо, а тетя провожала каждую упавшую мимо миски крошку холодным взглядом.
- Ты очень расстраиваешь меня сегодня, - неожиданно для всех нарушила собственное же правило о молчании за едой Чият.
- Прости.
В шепоте отягощенной бременем печали хетай-ра не было ни капли раскаяния.
- Завтра вам предстоит тяжелый подъем, мой свет. Приди в себя, или же горы заберут твою суть. Ты знаешь, что это суровое место со своими правилами. Если туда попадает слабый духом, то скалы завладевают его разумом и не позволяют найти проход.
- Я сильна духом.
- Я этого не вижу. Ты должна быть сродни камню, Лантея. Крепкая снаружи - крепкая внутри. Камню нет дела ни до гроз, ни до ливней и жара. Он всегда целостен и неизменен. Стремись к такому идеалу, и тогда горные вершины склонятся перед тобой.
Так и не доев собственную порцию, Чият торопливо поднялась из-за стола и стала смахивать тряпкой хлебные крошки. Спокойствия и гармонии в тетушке не чувствовалось, лицо ее пылало жаром, а в какой-то момент она неловко оперлась на край стола, хватаясь пальцами за древесину, и закашлялась. Это было похоже на тот приступ, что случился с женщиной прошлым вечером: хриплый клекот рвался из слабой груди, воздух с присвистом проникал внутрь и толчками выходил из легких, словно стремясь разорвать их на клочки. Чият, задыхаясь от боли и кашля, почти сразу же потеряла опору, ее пальцы соскользнули по столу, и тетушка упала на пол. Глаза побагровели от лопнувших сосудов, лицо покрыла испарина, пока немолодая хозяйка впивалась ногтями в свои же ребра.
И Лантея в одно мгновение уже оказалась рядом, придерживая руки родственницы. В этот раз приступ длился гораздо дольше - почти целую минуту, к концу которой у больной не осталось совершенно никаких сил даже, чтобы прочистить собственные легкие. Она, рывками проглатывая воздух, вытянулась на досках, распахнув рот. И лишь тогда кашель медленно отступил, постепенно затихая до тех пор, пока не превратился в неясное сипение.
- О, Эван'Лин! Ты вся горишь!.. Так не может больше продолжаться! Завтра перед отъездом я отведу тебя за руку в предместья, к травнику Инаилу, раз уж сама ты идти отказываешься!
Лантея помогла Чият подняться на ноги и усадила на лавку. Профессор, уже гораздо спокойнее отреагировав на неожиданный приступ, заботливо пододвинул к тете кружку с водой, но она ее проигнорировала. Еще даже толком не успев прийти в себя, Чият хрипло прикрикнула на Лантею:
- Не командуй в этом доме. Здесь только одна полноправная хозяйка. А то, что ты говоришь, это глупости! Еще и богиню призываешь слушать их!
- Но я...
- Хватит сотрясать воздух. Я в порядке, и ничего страшного со мной нет, - резко сказала тетя, оттолкнула руку племянницы и прочистила горло. - Раз уж все равно есть мою еду ты отказываешься, то иди сделай хоть что-то полезное по хозяйству - натаскай воды в баню и натопи ее хорошенько.
- Да какая баня!.. Ты едва живая!
- Ты не слышала меня? Я в порядке! Уже все прошло... А вам с профессором надо помыться перед завтрашней дорогой. Нельзя в путь идти чумазыми. Примета плохая.
Лантея, отрешенно отступила к дверям в сени, хоть на ее лице и было написано непонимание. Ее тетя только что корчилась в жутких мучениях на полу, и вот уже зачем-то выгоняла племянницу из дома, прикрывшись неясными отговорками о дурных приметах. Но спорить с раздраженной родственницей было себе дороже, тем более, судя по настойчивости Чият, невыполнение указа было сродни самоубийству - тетя явно была не в духе этим вечером.