Прошлой ночью врач сказал Юми и Сэлу прямо перед уходом, что есть вещи и похуже потери слуха. Сэл показал жестами: «Ага, думаю, мы справимся».
Кира озвучил, и доктор рассмеялся, пообещав зайти утром. Родители Киры задержались до ужина. Они спросили Киру, нужно ли подбросить его домой, но он взглянул на меня и помотал головой.
— Я останусь.
Впервые за несколько месяцев я ощутил… прилив надежды.
Кира до сих пор мало говорил, но я понимал, что это впереди. Зная Киру, он дождётся, пока я не восстановлюсь, а потом выскажется. О том, как сильно я облажался, как предал его доверие, как разбил сердце.
Как мне придётся извиняться до конца жизни.
А я так и поступлю.
Удивительнее всего было осознавать, что я теперь не полицейский. Точнее, фактически я ещё не уволился, но для себя уже решил.
Я чувствовал облегчение.
Странно.
Мне не стало лучше, когда объявили об аресте Тресслера или Юаня. Но от понимания, что больше не являюсь копом, я испытал облегчение. Словно подвёл итог.
Беркман и Митч сказал, что придут проведать меня сегодня. Возможно, они хотят проверить, не передумал ли я. Или предложить другую работу для наполовину глухого детектива. Но я был уверен. Я больше не хотел работать в полиции.
Уже довольно давно не хотел.
Если бы я был честен сам с собой, то уволился бы год назад. Мне однозначно не стоило идти на задание под прикрытием. Не стоило врать проверявшим меня психологам. Не стоило врать Митчу или Беркману.
И совершенно точно не стоило врать Кире.
Нужно было подать в отставку.
Нужно было признаться.
— Доброе утро! — жизнерадостно поприветствовала медсестра. — Завтрак.
— Фу, — проворчал я. — Нет, спасибо.
— Доктор хотел бы, чтобы вы поели, — заявила она как ни в чём ни бывало.
— Он никогда не завтракает, — раздался сонный голос. Я улыбнулся, увидев, как Кира садится и потягивается. — Только кофе.
— Я слегка поужинал вчера вечером, — добавил я.
Женщина просмотрела бумаги в изножье кровати.
— В вашей карте указано, что вы съели две ложки супа.
— Он был отвратителен.
Медсестра фыркнула и вышла, а затем вернулась с подносом, полным еды.
— Ешьте, — велела она. — Доктор планирует закончить с вами сегодня. Но для начала нужно поесть.
Мне она не понравилась.
Медсестра подняла кровать, чтобы я смог сидеть. Отчего у меня заболели рёбра, а голова закружилась. Затем женщина пододвинула мне поднос.
— Ешьте.
Я потянулся к кнопке с морфином, но медсестра убрала её в сторону.
— Не дам, пока не увижу, что вы едите.
Да, мне она точно не нравилась.
Я уставился на еду. Овсянка, холодный тост и нарезанные фрукты. Желудок скрутило.
Но следом маленькая китаянка вкатила тележку с напитками.
— Кофе? Чай?
— Да! Кофе, пожалуйста! — попросил я. Посмотрел на миниатюрную леди, которая поставила чашку на поднос и наполнила её. — Вот вы мне нравитесь.
Медсестра метнула возмущённый взгляд, но меня спасло появление родителей Киры. Юми зашла в палату как к себе домой, держа в руках белый бумажный пакет. Сэл — следом, с сумкой и кофейными стаканами в подставке.
Улыбаться было больно.
Юми глянула на поднос с больничной едой так, будто он её оскорбил, потом повернулась к медсестре.
— Он это не ест, — произнесла она безапелляционно, словно сообщала, что небо — голубое. — Ему на завтрак нужен только кофе.
Медсестра заворчала, закатила глаза и вышла. Маленькая женщина с тележкой подняла чашку с только что налитым напитком и уточнила:
— Всё ещё хотите?
— Да, — ответил я. — Спасибо.
Я уселся, держа перед собой два стакана и слушая, как Кира с родителями болтают, уплетая бейглы. Мне нравилось за ними наблюдать.
— Ты в порядке? — поинтересовалась Юми. — Что-то болит? Используй лекарство — Она встала и протянула мне кнопку с морфином.
— Нет, спасибо, — сказал я. — Иначе я захочу спать. Кажется, придётся привыкать. — Я обвёл рукой лицо. — Вроде бы, меня сегодня хотят выписать.
— Тогда отдыхай. Закрывай глаза. Мы останемся почти на весь день.
Но прежде чем я успел опустить веки, раздался тихий стук в дверь.
— Войдите, — проговорила Юми.
В палату медленно зашёл Аризона. Он хромал, белая повязка закрывала его бровь, подбитый глаз и щёку. В остальном Аризона выглядел неплохо. Но видимо чувствовал себя хуже, судя по движениям.
— Привет, — проговорил я. Как хорошо было его увидеть.
— Привет, чувак, — тихо сказал он. — Боже, выглядишь хреново.
Я фыркнул, и в носу закололо.
— Спасибо. Ты в норме?
Аризона глянул на мою забинтованную голову, израненное лицо, сломанный нос и синяки вокруг глаз.
— Получше, чем ты. — Повисла неловкая тишина. Он заговорил снова: — Так это правда? Ты по-прежнему коп? Поэтому Тресслер хотел тебя прибить?
— Да, до вчерашнего вечера был, — признался я. — Мы проводили операцию по поимке Тресслера. Они вместе с Юанем управляли картелем, через оба бойцовских клуба распространяли по улицам кокаин.
Громила покачал головой.
— Так ты мне врал?
— Всем врал, — негромко подтвердил я. — Мало сказать «прости»… — Я умолк, зная, что извинения было недостаточно. — Как бы там ни было, Аризона, я считаю тебя другом. Ты был мне напарником. Ты — хороший человек, а это редкость в наши дни.
Аризона посмотрел на Киру, на Юми с Сэлом. Они все наблюдали. Он громко сглотнул.
— Ты спас мне жизнь в клетке.
— А ты — мне.
Аризона кивнул и глубоко вздохнул.
— Нужно идти. У меня нет медицинской страховки, но твой приятель… — Он открыл бумаги о выписке. — Эм… Росс Беркман. Он позволил мне остаться на ночь и списал это на какие-то полицейские расходы. Сказал своим проверить, чтобы всё было в порядке. — Аризона глянул на меня и пожал плечами. — Не знаю, кто это такой.
Я улыбнулся, но решил, что нет необходимости рассказывать.
— В общем, — продолжил он. — Пойду я. Моя девочка скоро приедет за мной.
— Передай Лашоне, что мне жаль, — сказал я, сопротивляясь сну. — Прости за всё. Аризона, может для тебя мои слова ничего не значат, но обещаю, что найду способ загладить вину.
Мужчина кивнул и вышел без единого слова. Очередной человек, которого я подвёл. Которому врал. Которого подверг опасности.
Я попытался придумать, как возместить ущерб, но не успел и провалился в сон.
* * * *
Меня разбудила боль. Никак иначе это не описать. Лишь грёбаная боль.
— Хочу встать, — пробормотал я. — Всё ноет от того, что я слишком долго лежу.
Медсестра вновь подняла изголовье кровати. Я немного посидел, а потом сдвинулся на край матраса. Кровать опустили, чтобы я смог коснуться ногами пола. Пришлось на какое-то время замереть.
Всё болело, но теперь по-новому. Голова кружилась и пульсировала, доставляя невиданные мучения, а рёбра громко протестовали, когда я шевелился.
Но мне нужно было это сделать.
Да, хотелось встать, подвигаться и сходить в душ. Хотелось продолжать жить. Начать заново. А поэтому нужно выбраться из больницы.
И для начала помыться.
Меня отцепили от капельницы и помогли подняться. Сидеть на краю кровати было несравненно легче. Медсестра поддерживала меня с одной стороны, врач — с другой. А я медленными шажками добрёл до ванной.
Болело всё. Вообще, блядь, всё.
Меня усадили на стул в душе, сняли все повязки и оставили в покое на несколько минут. В дверь постучали. Я ожидал медсестру или доктора, но нет. Зашёл Кира.
— Эй, — тихо произнёс он. — В порядке?
— Да, — проговорил я, выдавливая улыбку. — Просто голова кружится.
— И болит.
— Да.
Кира постоял несколько секунд молча, а потом велел:
— Встань.
Я неуверенно посмотрел на него.
Он повторил:
— Встань.
Глубоко вдохнув и схватившись руками за поручни сиденья, я медленно поднялся. Сжал зубы, ощутив боль в рёбрах, и покачнулся из-за головокружения. Кира меня поймал.
