— С тобой всё в порядке?
— Нет.
— Что случилось? — спросила она прямо. — Разногласия с классным, или подруга бросила?
— Увы, не угадали. Иллюзии развеялись. Причём резко, почти молниеносно.
— Ошибся в человеке?
— Вроде как. Запутался, что к чему и теперь страдаю.
— Страдать полезно. — Женщина подсела на скамейку. — Не часто, конечно, а так, самую малость. Раз в месяц. Слёзы нервы укрепляют.
— Не наоборот?
— Если копить в себе, то ничего хорошего не получится. Будешь терпеть — очерствеешь. Сердце станет каменным.
— Как в сказке?
— Как в сказке. Поэтому не стесняйся. Охота реветь — реви. Я и мужу об этом говорю. Зачем убиваться по-тихому? Чтобы что? Доказать, что ты непробиваемый мужик?
— Муык, — пролепетал ребёнок, показав молочные зубы.
— Мальчик, — поправила она. — С вами, мальчиками, не соскучишься.
Последовав совету незнакомки, я заплакал ещё горче и остановился только, когда со мной попрощались.
День клонился к вечеру. Я медленно побрёл в неизвестном направлении.
До самой ночи я ходил по улицам и под конец бесцельной прогулки, уставший, голодный, сел под окнами старого дома, в котором горели огни. Звёзды призывно мигали в далёкой темноте. Комары пили кровь.
«Вот бы остаться здесь навсегда. И чтобы не нашли», — промелькнула нелепая мысль.
Во двор въехал «Москвич». Я застыл на лавочке, словно каменное изваяние. Машина остановилась, прижав колёсами голубя, нарисованного мелом. Дверь распахнулась. Папа вышел в осеннюю прохладу и присоединился ко мне. С пассажирского сиденья выполз Антон.
— Чего шастаешь, спать не идёшь? — настороженно спросил папа. — Режим изменил?
— Хотел побыть в одиночестве. Нельзя?
— Почему не предупредил? — ответил он вопросом на вопрос. — Безумец! Больше никаких ночных гулянок!
— Не ругайте Сёму, — выступил Антон, лицо которого озарял тёплый свет.
Ай, как разыгралось воображение! Антон собирался меня защитить? Хоть я и не до конца верил собственным ушам, в то же время мне хотелось узнать, что будет дальше. Как он поступит? Успокоит папу или же оставит напрасную затею?
— Почему?
— Он не виноват.
— Ещё как виноват! — досадливо произнёс папа. — Прогулял уроки, ушёл без разрешения. Случись что, я бы не пережил. Шпана не дремлет. Да и субъекты пострашнее, в общем-то, тоже.
— Это я наговорил лишнего.
— Что наговорил?
— Гадостей. Теперь буду держать рот на замке. Не злитесь на Сёму. Он ведь не специально. Да и не всякий меня выдержит, — признался он.
Почти невесомое прикосновение вызвало толпу мурашек, щекочущих спину. Это Антон провёл рукой по моему плечу. Там, где он дотронулся, что-то странно кольнуло.
— Бывает, конечно, что слова бьют в цель, но не до такой же степени!
— Некоторые не только бьют, но и убивают.
— Антон прав? Это всё из-за него? — спросил папа.
Мне не пришлось долго думать. Подходящие слова возникли сами собой.
— Нет. Он сказал именно то, что должен был.
— Так не пойдёт, — буркнул папа. — Поедемте, выгораживатели. А с тобой мы разберёмся позже.
— Допытываться будешь? — спросил я кисло.
— Тихо-мирно побеседуем за ужином.
В пути никто не проронил ни слова. Папа внимательно следил за дорогой. Мы же с наигранным интересом разглядывали пустынные площадки и мрачные улицы.
Когда Антон пошёл к своему подъезду, я выскочил следом, чуть не придавив хвост дворняге, которая спала возле разноцветной шины, воткнутой в землю.
— Ты что, ждал, когда вернётся мой папа?
— Верно. Часа три с копейками.
— А Костя?
— Носился по району и прохожих расспрашивал. Перед этим убеждал, что ты не болван, поэтому далеко не заберёшься. Я не поверил.
— Серьёзно?
Обрадованный новостью, что меня искали, я мигом повеселел. На душе сделалось легко и свободно.
— Не задавайся, — бросил Антон. — В следующий раз может не повезти.
— Спасибо. Мне очень-очень стыдно, но и приятно! Приятно до чесотки!
Он попытался скрыть улыбку, но вышло неудачно.
— Готов слепить бюст?
— А ты не против?
— Уже нет.
— Творчество должно приносить наслаждение! Даже не знаю, хочу ли теперь думать о маме. Раньше мы были неразлучны. Играли, шалили, ездили на природу. Я не заметил, как всё прошло. Любовь прошла. А была ли она вообще? Вдруг обыкновенный материнский инстинкт?
— Насильно мил не будешь. Это всем известно.
— Как же мне отпустить?
— Ты хорошо помнишь поездки?
— Поездки и не только. Словно это было вчера.
— Если мы проделаем то же самое, может, это облегчит задачу?
— Например? — спросил я заинтригованно.
— Если вы с мамой любили ходить в зоопарк, то и мы сходим. Одно занятие — одно воспоминание. Вложишь в бюст самое лучшее, что было в ваших отношениях.
— Предлагаешь каждую пятницу возвращаться в детство? Друзья не поймут.
— Маркс твою Энгельс! — выругался Антон. — Много они понимают в счастье!
========== Глава 7. Чёртово колесо ==========
У Фёдора Леонидовича наша общность вызвала недоумение. Странно, что они так быстро помирились (не подстава ли), думал он, изучая листок с женской головой, которую любезно предоставил Костя. Светясь, будто новогодняя гирлянда, он увлечённо объяснял Нине с Лёвкой, откуда брал силы. Нина настойчиво просила научить её рисовать и пообещала, что не будет дерзить, если что-то не сложится.
— Ваше решение я одобряю. На вид — нежно и гармонично. Уверены?
— Сдюжим, — сказал Антон.
— Сдюжим, — повторил я неуверенным тоном.
Фёдор Леонидович хмыкнул собственным мыслям и, предоставив рабочее место, где было просторнее всего, отошёл, чтобы побеседовать с ребятами. Лицо Кости за считанные секунды приобрело серьёзное выражение. Он целиком и полностью погрузился в задание.
Параллельно мы делали осторожные шаги. Основание, шея и форма головы — вот, что надо было вылепить в первую очередь. Антон работал с левой частью, а я с правой. На глине выделялись следы от пальцев, которые скоро загрязнились.
И всё бы ничего, да только мне было неловко. Когда наши руки сталкивались, я до боли закусывал щёку и резко отводил взгляд. Иной раз замедлялся, стесняясь проявить инициативу и чётко и ясно выразить мнение. Честолюбие угасло, словно спичка. Упорство как ветром сдуло. Я объяснял это тем, что Антон как никто другой знал мою тайну. Строгую семейную тайну. Именно поэтому я не был готов двигаться дальше. То же самое, наверное, ощущают влюблённые, которым доложили, что за ними подглядели в замочную скважину. И хотя они ни в чём не виноваты, их всё равно терзает стыд. Для чего, в конце-то концов, существует личная жизнь! Неужто для того, чтобы тревожиться, что любому прохожему с нездоровым любопытством подвластно её разрушить?
— Гляди в оба. Откромсал нужный кусок, — сказал Антон.
— И то верно.
— Упадёт! Сёма! — прикрикнул он сердито. — Будешь отвлекаться, я тебя этой деревяшкой…
— Давай, не томи.
— Огрею, чтобы не ворон считал, а делом занимался.
— Забыл, что ты у нас мастер!
— Снова за старое? — спросил Костя. — Они либо подерутся, либо…
— Подружатся, — закончила Нина, настроенная на весьма позитивный лад.
— Я хотел сказать другое, но твой вариант тоже ничего.
— Просвети, — продолжил я, отложив глину. — А то мне опыта не достаёт!
— Назови воспоминание.
— Что? Не буду!
— Назови, — потребовал Антон.
— Нет!
— Тогда я назову. Москва. Мы приехали к тётке по отцовской линии, бродили по магазинам с одеждой. Так как я был маленьким, то сильно капризничал и нечаянно порвал платье, за которое зацепился. Но когда с манекена слетел парик, мы с братом дружно захохотали. Лысым он понравился мне гораздо больше.
— Какая она, Москва?
— Симпатичная.
— А люди?
— Не заговаривай зубы, гони воспоминание.
— Ладно, это… колесо, — обратился я к прошлому и сам не заметил, как продолжил мять глину. — Здоровое колесо!
