— От машины?
— Причём тут машина? Колесо обозрения.
— Что же в нём такого необычного?
— Мама покупала сахарную вату, зелёную или белую. Кататься с ней, кстати, разрешали, хотя случалось, что мороженое падало на отдыхающих. В общем, мы брали сладкое и торопились на аттракционы. Летом в парке было не продохнуть. Дети страсть как хотели попасть на парашютную вышку. А на колесе просто было хорошо. Ешь себе вату, следишь за облаками. Раньше мне почему-то казалось, что они стоят на месте.
— Да ну, — бросил Антон. — Заурядность.
— У тебя тоже простое воспоминание. Или, может, боишься?
— Чего? — с наигранной беспечностью спросил Антон.
— Высоты.
— Ерунда!
— Тогда скатаемся после кружка.
— Скатаемся. И ты убедишься, что высота для меня не помеха.
***
— Один — ещё куда ни шло, но два! Мы так не договаривались! — воскликнул Антон.
— А что, какие-то проблемы?
— Сегодня важная дата. День долгожителей{?}[К этому моменту он уже прошёл, но Сёма этого не знал.]!
— Успеешь отпраздновать, ещё не вечер.
— Если не разобьюсь, — промолвил он тихо.
До тех пор, пока мы были на земле, меня ужасно смешил страх Антона. Но как только стали подниматься, веселье моментально испарилось. Зажмуренный Антон крепко ухватился за поручень. Он тяжело дышал и почти не шевелился. Беспокоился, что кабина перевернётся?
— Открой.
— Спокойнее с закрытыми.
— В школе и то опаснее.
— Чем? Оценками?
— Хотя бы.
— Не проси! Я не могу!
— А если взять за руку?
Он насторожился. Глаза под веками забегали туда-сюда. Антон оценивал ситуацию. Не дать страху завладеть хрупким телом или оставить как есть, вот в чём вопрос.
— Зачем?
— Когда мы переходили светофор, мама обещала, что если я буду держать её руку, то всё будет хорошо.
— Действенный способ, конечно, но это не дорога! — простонал Антон.
— Зато красиво. Ну же, полюбуйся! Вид — закачаешься! Такой только раз бывает.
— Нет!
Я не дождался, когда он согласится и аккуратно положил ладонь поверх его, ледяной, чуть влажной. Мы были на самом верху. По небу разливались краски, от нежно-голубой до сказочно-лиловой. Между облаками, ритмично хлопая крыльями, порхали голуби. Девочка в соседней кабине указала на вереницу, которая выстроилась у воздушной карусели, а потом ткнула ногтем в высь, глубокую и необъятную, как вселенная.
— Скоро спустимся? — спросил Антон.
Здорово всё-таки, что он оказался не равнодушным человеком, а настоящим, трогательным, умеющим ужасаться. Я бы ни за что не поверил, если бы мне сообщили, что Антон дрожит на высоте, как всполошённый кролик.
— Точно не посмотришь? А на меня?
— Успею насмотреться, — пробормотал Антон и, сообразив, что сказал, густо покраснел.
— Когда? — протянул я с неописуемым удовольствием.
— На кружке.
— А ещё?
— На уроках. И то, самых нудных, типа физики с химией.
— Маловато. Думал, мы сочетаемся! Эх, Тоша-Тоша, подводишь своего ученика!
Широко распахнув глаза, Антон хрустнул костяшками пальцев. Ноздри его раздувались, а грудь ходила ходуном.
— Перестань мучить… — растерянный, он замолк на полуслове, когда увидел кружащихся птиц.
— Оп! Как тебе?
Подавив нервный смешок, Антон ещё сильнее сжал мою руку. Было больно, но ни капельки не обидно, потому что шум деревьев и свист ветра вызывали ностальгию по светлым дням. О таких пишут книги и снимают фильмы, но лишь немногим удаётся показать истинную суть тоски, когда слёзы застывают в горле, а печаль рождает неуверенность. Когда там забрезжит рассвет? Когда, наконец, рассеется туман?
— Подташнивает, — произнёс он, уставившись на мой лоб.
— Вдох-выдох, повторяй за мной.
Сделав так, как я просил, Антон скосил взгляд на асфальт. Осторожно, робко, как провинившийся хорошист. На тонкой шее дёрнулся кадык.
— Закачаешься, — ответил Антон уже более сдержанным голосом. — Не отпускай.
— Должен будешь.
— В каком смысле?
— Если я растеряюсь, когда будем лепить… не ругай… когда кричат, я путаюсь… тем более с тобой…
— Надо было сразу объяснить, — сказал он. — Что ж, ничего не попишешь.
Колесо остановилось, но Антон так и не отстранился. Мне пришлось разжать ладонь, чтобы покинуть кабину. Я купил вату, и мы вновь заняли очередь. Правда, теперь Антон не клялся, что хочет успеть на какой бы то ни было праздник.
— Змея ползёт, — проговорил я на приличной высоте.
— Где?
— Да вон же, прямо за ангелом!
— А, по-моему, ты ошибаешься. Это лисий хвост, — прожевав, ответил Антон.
— Отрубленный? Гадость!
— Спроси небесную канцелярию, за что лису обидели.
— Может, и спрошу когда-нибудь.
Сжав запястье, Антон продолжил лакомиться сахарной ватой.
========== Глава 8. Волга ==========
Сели бы на автобус и поехали, но нет! Антон заверил, что пешие прогулки отлично расслабляют. Затем Костя сказал: «В здоровом теле здоровый дух», — и скатился по перилам, потому что рядом не было учителей. Лёвка проделал то же самое. С опаской, правда.
Я маленько повозражал, но из вредности. Набережная находилась не очень далеко.
В дороге мы обменивались мнениями насчёт Фёдора Леонидовича. Говорили, что он прилетел из Европы, а чтобы сойти за своего, выучил язык. Под руководством наставника, умного и мудрого старика, который умел не только преподавать, но и лечить силой мысли, он стремился развить культуру. Последовать не чужим путём, а своим собственным.
— Больше слушайте Нину, — холодно сказал Костя. — Помело!
— Так не только она рассуждает, — заступился Лёвка. — Да и тем более, она веселилась. Чем ещё заняться, когда месишь глину?
— Все вы одинаковые. Поддаётесь чарам и дуреете.
Как мне было известно, он хоть и влюблялся, но никогда не дурел. Поэтому, наверное, девочки сбегали, когда осознавали, с кем водятся. Костя был романтиком, но романтиком необычным. Не тем, что окружён любовью и красивыми вещами. Для него было естественно защищать объект симпатий, но не восхвалять. Скупой на возвышенные чувства рыцарь.
— Ну и что с того? — спросил Антон.
— Если посвящу себя девушке, то забуду о цели. Тогда не видать образования и карьеры. Либо одно, либо другое.
— Незавидная участь, — сказал Лёвка.
— Вполне себе завидная. Мой человек поймёт и не станет меня переделывать.
— Но всё же… — замялся Антон. — Ты на своей работе, а он что? На своей? И быстрые встречи под вечер? Ни совместного отдыха, ни общего быта?
— Отдохнём, когда освободимся. Заработаем денег, встанем на ноги. Чтобы ездить на море нужны средства.
— Это сейчас ты такой практичный. Крыши над головой и вкусной еды недостаточно.
— Угу, — коротко кивнул Лёвка.
— Потому что Нина рядом? — спросил я.
— Да, — признался он с глупым выражением лица.
— Чары, — протянул Костя.
Прислонившись к перилам, Антон втянул пресный запах. Сквозь тёмно-синюю толщу воды проглядывалось илистое дно. Тут и там плавали клочья тины. Разрезая тихую гладь, двигался теплоход. Женщина в очках (хоть и было пасмурно) фотографировала спокойную, размеренную реку.
Лёвка присвистнул, когда заметил, что за ограждением колыхалась свежая трава.
— Не сухая, зелёная, — прокомментировал он увлечённо. — Прямо чудо какое-то.
— Скоро и она пожелтеет, — меланхолично констатировал Костя.
— У природы тоже есть любимчики, — сказал я.
— Не лезь.
Но Лёвка не послушался.
— Прелюбопытный вид… ещё и с цветами…
— Осторожно, — попросил Антон, — упадёшь.
— Не упаду, — нетерпеливо отмахнулся Лёвка, скинув портфель, который мешался. — Придержите, если что.
— Разбежались!
— Здесь так спокойно, — мечтательно произнёс Антон. — Люблю Волгу. Катался в лодке?
— Ни разу.
— Попробуй! — посоветовал он уверенно. — Гребёшь веслом, лавируя между камышами. Хочешь — смачиваешь волосы, чтобы не было жарко, а хочешь — глядишь, что внизу.
