— Ну, так что, будет у Клавы ребенок
— Думаю, что да. Мне показалось, что нам вдвоем удалось его убедить. Из бара он вышел вроде бы просветленным.
— Ладно. Я расспрошу его сегодня на охоте.
— И мне потом расскажешь, что узнал — Прищурился на напарника Велесов.
— Ну… — протянул тот игриво, — ты же мне рассказал Баш на баш получается.
До подъезда Глеб и Павел шли молча, только иногда косились друг на друга. Начать разговор никто так и не решился, пока за их спинами не захлопнулась тяжелая, стальная дверь. В обманчивом уединении подъезда, они начали подниматься пешком по лестнице — Глеб не признавал лифты, — вот тогда-то Павел и нарушил напряженном молчание.
— Я втрескался в парня, когда мне исполнилась пятнадцать. В лучшего друга. Решил, что схожу с ума. Отцу сказать не мог, он же у меня… сам знаешь. Военком и все остальное. Не тот, кому можно так просто признаться. Так что пришлось выплывать самому. Попросился в военное училище, чтобы мозги были заняты учебой, а тело изнурительными тренировками. Отец, конечно, обрадовался. До этого я всем говорил, что ни за что не стану военным, хотел быть надсом при каком-нибудь охотнике. С моей врожденной наблюдательностью получилось бы, все говорили. Но пришлось менять планы.
Глеб молча топал по ступенькам впереди него и, самое обидное, что даже после начала доверительной речи пограничника, не затормозил. Павел грязно выматерился, отчаянно жалея, что рискнул открыть душу. Но продолжил подниматься по ступенькам вслед за умряком. Упертый.
Глеб замер возле двери, достал из кармана ключи. Звяканье ключей в замке отрезвило.
— Скажешь, что-нибудь — Зло выплюнул ему в спину Павел, — Получается, что я тоже изначально не натурал, верно
И Глеб его поразил, потому что все так же не оборачиваясь сказал
— Я ближе к упырям, но все равно не совсем такой. Как и ундинам, мне не нужна смазка.
Павел моргнул и по инерции перешагнул порог квартиры вслед за умряком. И тут же оказался вжат спиной в захлопнувшуюся дверь гибким, требовательным телом. Глеб с таким рвением наскочил на него, что пограничник был вынужден подхватить его под бедра. Умряк быстро сориентировался и обвил ногами талию мужчины. Поцелуй был таким жестким, что перед глазами заплясали цветные пятна.
Павел плохо ориентировался в квартире Велесова, поэтому по пути до зала успел приложить Глеба об стену, а потом и об косяк. Мальчишка зашипел в поцелуе, но продолжил неистово скользить вдоль тела военного. Это окончательно свело человека с ума. Тормоза отказали.
Они трахались прямо на полу гостиной, грязно, пошло и по-звериному взрыкивая на вдохах. Павел с такой силой впился в бедра Глеба, что проступили синяки. В заднице умряка влажно хлюпало при каждом толчке. Глеб сотрясался всем телом, располосовывая ковер когтями. С жадностью недоступной осмыслению словно засасывал в себя член Павла, насаживаясь и крутя бедрами так, что под развязку тот окончательно лишился человеческого облика. Ебал так, словно первый и последний раз в этой гребанной апокалипсической жизни. А кончая, уткнулся лбом в складки скомканной на спине умряка футболки и, рвано дыша, прохрипел
— Сука… какая же ты сука! Ненавижу! — Вогнал в последний раз по самые гланды и кончил так, что по внутренней стороне бедер сперма потекла.
Глеб распластался на ковре животом, Павел, скатился с него и упал рядом на спину. Оба загнанно дышали. Пограничник отрешенно пялился в потолок, Глеб лежал, повернув голову в противоположную от него сторону. Павел положил ладонь на поджарую ягодицу и, все так же отрешенно глядя вверх, высказался
— Думаю, можно уже завтра подать заявку. Всегда мечтал быть охотником, — на этих словах он с силой стиснул в пальцах обманчиво податливую плоть.
Глеб застыл под его ладонь, а потом резко приподнялся на локтях и впился взглядом в лицо пограничника.
— Только ради этого — Даже если умряк и пытался, обиду скрыть не удалось.
А Павел безмятежно улыбнулся в ответ и выдал
— А ты думал, что ты сам по себе тут кому-то сдался
Глеб низко-низко опустил голову, почти уперся лбом в ладони, лежащие на ковре, но сдержать обиду и злость все равно не смог. Зарычал по-звериному, едва ли не кинулся на ненавистного человека, когда тот перестал стискивать его задницу до боли и неожиданно ласково погладил в области поясницы.
— Шутка. Не все же тебе одному меня на вшивость проверять.
Теплые пальцы задержались на спине, осторожно пересчитали позвоночки поясничного отдела. Человек перекатился на бок, навис над умрюнцем, все еще уткнувшимся лицом в ковер, поцеловал в плечо влажно и тепло. Лизнул за ушком, поморщившись от запаха краски — не зря же только что из парикмахерской. И вдруг оказался распят под обманчиво изящным телом.
— Моя очередь, — возвестил Глеб и поцеловал.
— Только не забудь, что у меня нет природной смазки, в отличие от некоторых, — хрипло пробормотал в потолок Павел, когда Глеб оторвался от вылизывания его рта.
— Помню, — хрипло отозвался умряк и резко встал на ноги, легко утягивая за собой любовника. Да уж, что называется, силы — немерянно.
Они переместились в спальню. Дюшка уже вторую неделю как переехал в соседний подъезд к Роману. Так что спальня отошла Глебу. Правда, тот регулярно порывался по привычке проводить дневные часы в чулане, но если его заставал за этим делом Велесов, то непременно на пинках загонял в спальню, мотивируя тем, что не сыновне это дело в кладовке прозябать.
Глеб нашел у Павла в кармане смазку, которую тот таскал, как сам признался, чисто на всякий случай. Например, как этот. И растянул по всем правилам. Не зря они много общались с Санькой, по опыту друга Глеб имел представление о том, как это происходит у людей.
Получилось еще круче, чем в первый раз. Медленно и запоминающееся. Но не сказать, что без борьбы. Когда Павел вдруг осознал, что подмахивает, как последняя блядь, это всколыхнуло в пограничнике дух противоречия, и они с Глебом покатились по кровати, перевернувшись. Так тренированный Павел оказался сверху, верхом на умряке и уж тогда-то дал жару. Да такого, что Глеб, забывшись, расцарапал ему бедра и долго с упоением зализывал глубокие царапины, пока тот, основательно обкончавшись, уже остывал, раскинувшись на кровати в позе морской звезды.
Потом умряк ушел куда-то. Павел даже не сразу это понял, так его разморило после самого офигенного секса в этой проклятой жизни. Он только собирался отправиться на поиски беглеца — а то, понимаешь, закрались сомнения, не решил ли этот сучонок его кинуть, так сказать в назидание за недавнюю подставу, — как где-то на полу, забытый в наспех сдернутых джинсах, затрезвонил мобильник.
Звонил отец.
— Да, командир, — по-военному четко выдохнул Павел в трубку.
— Ты там обратно еще не собираешься, а то твои ребята меня тут измором взять решили
— Уже нет. Я… — Начал Павел и осекся, не зная, как признаться. Он был взрослым, состоявшимся мужчиной, но слишком привык скрывать от всех свою самую страшную тайну. Особенно, от отца.
— Закадрил его
— Отец — Прозвучало почти беспомощно. Павел вскинул руку и закрыл глаза ладонью. — Черт! Психологические тесты на профпригодность, по ним, да И почему я раньше не понял
— Да, — подтвердил главком, откуда ему стало известно о настоящей ориентации сына. — Так ты теперь будешь считаться охотником
— Не знаю. Он умряк. Это прецедент, я думаю, даже для умрюнцев.
Помолчали, после чего Родимов-старший вдруг предложил
— Знаешь, после того, как охотники с клоунами шли к точке прорыва, через Навь, у нас тут собственный могильник. Может, договоришься там со своим пацаном, будет тебя время от времени провожать к нам.
— Вряд ли умрюнцы будут в восторге, что по их владениям шастает бесконтрольный умряк.
— А ты предложи ему попроситься в старейшины. Мне тут рассказали, что пацана уже всем миров обрабатывали, но всякий раз и те, и другие предлагали ему быть кузнецом. А если его не устраивает именно это