Остаток дня я провозился все с тем же джипом, стараясь не думать о празднике и этом "буду ждать". Признаться, мои мысли больше занимал Жужа, я чувствовал вину.
В шесть я сходил помыться, вымыл волосы, надеясь, что они успеют высохнуть. А после ужина ко мне заскочил Ос, и если тогда на крыше я с трудом мог представить его "клубной кралей без тормозов", то сейчас запросто. На нем красовались армейские штаны, обрезанные короче некуда, белая футболка была больше на несколько размеров и спадала с плеча, обнажая проколотый сосок. Он выглядел посвежевшим и каким-то…отрешенным.
— Так и знал, что ты напялишь костюм механика.
— У меня другой одежды нет.
— Джинсы сойдут, задницу обтягивают и на том спасибо, а рубашку снимай, лови, — Ос кинул мне простую черную майку.
Я переоделся.
— Волосы распусти.
— Слушай, отстань. Пойдем уже. Раньше придем, раньше уйдем.
— Ты как к стоматологу собираешься. И "отстань" будешь поклонникам говорить. Распускай!
Я стянул резинку:
— Доволен?!
— Ага! Все, погнали.
Местный "клуб" располагался по соседству со столовой. В большом зале, освещенном парой мерцающих зеленых ламп, собралось, кажется, все взрослое население крепости. Музыка, крики, грохот барабанов, вакханалия танцующих тел, я в шоке замер в проеме.
— А чего ты ждал? — сказал Ос, перекрикивая музыку. — Надо же народу пар спускать время от времени. А тут такой повод — мясо!
И рассмеявшись, Ос растворился в толпе танцующих.
— Ты проходишь, красавчик? Хотя нет, стой, я непрочь мимо тебя протиснуться.
Я поспешил войти и спустя минут двадцать блужданий забился в темный угол, одному Богу известно, почему он не был занят очередной обжимающейся парочкой.
Рок меня обманул: в этом развеселом аду невозможно заметить чье-то присутствие или отсутствие. Ну и отлично, пять минут, и я ухожу со спокойной совестью. На сцене, которую я не сразу приметил, ударили в гонг, и раскатистый голос проорал:
— Тихоооооо! Ос петь будет!
В толпе раздались одобрительные крики и хлопки. Ос поднялся на сцену босиком, он раскраснелся, а футболку повязал узлом на животе, но несмотря на расхлябанный вид, сохранял некую замкнутость, "обращенность в себя", свойственную азиатам.
— Давай "Поджигай пустыню"!
— "Прогулку"!
— Детка, зажги!
— Лирическая, — провозгласил Ос, обернулся к парням с инструментами и принялся что-то растолковывать.
Запыхавшийся народ передышку воспринял с радостью, кто-то проталкивался к столикам возле стен, чтобы добыть напитка, по запаху напоминавшего брагу, кто-то сел прямо на пол или на чьи-то колени. В зале витало предвкушение, и я подумал, что сейчас удачный момент, чтобы смыться, но тут заиграла тихая мелодия, и я не смог.
Ос как будто отпустил в себе что-то, лицо его просветлело, с губ исчезла извечная ухмылка, он был не здесь, не на этой самодельной сцене в Крепости Рока, не в настоящем. Он пел легко, словно рассказывая свою печаль другу.
Привет, любовь моя…
Похолодало на этом острове,
и я грущу здесь один,
как грустно быть одному…
Правда в том,
что мы с тобой
были так молоды,
и вот теперь я ищу тебя
или кого-то, кто будет похож на тебя.
Из моего угла следить за сценой было неудобно, поэтому я принялся бездумно разглядывать людей, и одно лицо поразило меня. Большинство слушало, погрузившись в себя, некоторые смотрели плотоядно на стройные ноги Оса, кто-то уткнулся в стакан.
У двери возвышалась могучая фигура Бурого, он не отрывал взгляда от сцены, и была в его лице такая щемящая нежность напополам с безысходностью…
Правда в том,
что наше время вышло,
и вот теперь ты ищешь меня
или кого-то, кто будет похож на меня. [2]
Отзвучали последние аккорды, и Ос тут же запел что-то разухабисто веселое, танцпол с готовностью ожил. Я двинулся к выходу, когда меня схватили за руку и утянули обратно в угол:
— Какие люди! — Стэн не мог поверить собственной удаче. — А я тебя искал!
— Да ладно, — я попытался высвободить руку, но вцепился он намертво.
— Ты меня извини, что я днем так…с места в карьер.
— Извиняю. Мне пора…
— Да куда ты бежишь вечно, давай по… — Стэн смолк на полуслове, и уставился куда-то мне за плечо. — Блять… что ж ты сразу-то не сказал…
Он отдернул ладонь, точно обжегся, и выбрался, стараясь не задеть меня.
Я повернулся, догадываясь, кого там увижу.
Рок прислонился к стене рядом со мной и так смотрел вслед уходящему Стэну, что мне искренне стало страшно за мужика.
— Пристают, значит.
— Да все под контролем, — заверил я.
— Пойдем.
— Куда?
— Ты ж не собирался сюда приходить… и был прав, я провожу тебя.
— Но я…
— Хочешь, чтоб кто-то другой проводил?
— Нет.
— Пойдем, — он взял меня за руку, совсем не как Стэн, а так словно имел на это право.
Я старался не думать, как воспримут наш совместный уход.
До гаража мы шли молча. Только раз Рок спросил: "Мерзнешь?", и я помотал головой, хотя после душного зала, на улице было зябко, Рок снял куртку и накинул мне на плечи. Мы подошли к гаражу, и я уже хотел вежливо попрощаться (а вдруг прокатит?), но Рок решительно втянул меня внутрь:
— Надо поговорить.
— О чем?
— Знаешь, о чем, — он оттеснил меня к стене, оперевшись руками по обе стороны от моей головы, ловушка: не руки, конечно, а его аромат. Внизу живота закрутилась тугая пружина… Рок приблизил ко мне лицо, его взгляд был, как приговор, я ждал, что он поцелует меня, но он лишь жадно втянул воздух и провел носом от моего подбородка к щеке. — Как они не чуют тебя, не понимаю. Твой запах преследует меня даже во сне, — он зарылся лицом в мои волосы за ухом. — Лейв, ты ведь знаешь, что это значит?
Я вжался ладонями в холодную стену, пытаясь ухватить ускользающую реальность.
— Я хотел дать тебе время, чтобы ты привык, но ты слишком красивый, — он прикоснулся горячими губами к пульсу на моей шее. — Не могу так… разреши мне, и никто даже взглянуть не посмеет, я обещаю, что не трону тебя, пока не будешь готов, я подожду, но пока просто позволь… сделать это, сделать своим. Разреши…
Соображал я плохо, его страстный шепот, убеждающий меня, обволакивающий, сильные руки, дыхание на шее, и только когда пальцы скользнули нежно, приспуская майку, и губы прижались к обнаженному плечу во влажном поцелуе, я осознал, что происходит.
— Нет!
Я попытался оттолкнуть его, но проще было гору сдвинуть. Рок поднял на меня хмельной от возбуждения взгляд:
— Почему? Ты все равно мой, метка покажет это всем.
— Я не твой! У меня есть, есть… — многолетняя выдержка полетела к чертям.
— У тебя нет метки.
— Есть! Есть, есть… — меня била истерика.
— Тише, тише… Эй, ты чего? — он крепко обнял меня. — Успокойся, тише…
— У меня есть метка, — прошептал я ему в грудь, — она просто исчезла, когда… Он исчез.
Я почувствовал, как закаменело тело Рока, его руки застыли на моей спине.
— Я должен был догадаться, — он осторожно отпустил меня и отошел.
Стало холодно, я обхватил себя за плечи. Рок взрыхлил волосы на затылке и по-детски сморщил лоб.
— Я дурак, думал, ты хочешь узнать меня получше… Думал, тебе нужно время. А тут… Ну что ж, — он твердым шагом направился к дверям.
— Рок…
— Стэна я могу отшить, — бросил он через плечо, — а мертвеца не буду даже пытаться.
И я остался один.
Часть 3
А и не держит себя в руках,
целует, будто наказывает.
Нет такого закона пока:
говорит и показывает.
Не придуман еще мой мир,
оттого голова легка.
Нет звезды еще в небе и
нет закона пока…
Пикник, "Говорит и показывает"
