Елена Ярилина
Светлый берег радости
«Не люблю просыпаться ночью», — подумала я, открывая глаза и вглядываясь в темноту. Ночью почему-то не сразу вспоминаю, где я, что я, и испытываю тягостное чувство не столько страха, сколько неловкости. Словно я на самом деле не знаю, кто я такая, где нахожусь и какой сейчас век на дворе. Слава богу, такое состояние длится недолго. Поэтому я спокойно лежала, ожидая, когда рассудок мой проснется, машинально следя за отблесками мелькающих огней на потолке. Вспомнились детские сны, которых я когда-то так сильно боялась. Впрочем, это был всего лишь один сон, повторявшийся с небольшими вариациями. В нем я видела и чувствовала себя потерявшейся маленькой девочкой в огромном и чужом городе, не знала, куда мне идти, и даже имени своего не помнила. После такого сна я всегда просыпалась в слезах. Ну сейчас-то я уже не маленькая девочка и плакать не буду. Но из глубины сознания все явственнее лезло беспокойство. Я уже не могла его игнорировать и замерла, пытаясь понять, что же так пугает меня? Все ощущения свидетельствовали о том, что я вполне здорова, ничего у меня не болело. Я повела глазами по сторонам и прислушалась. Никакой опасности не обнаруживалось, все было обыденно и спокойно — мерное покачивание вагона, стук колес и сонное дыхание людей. Свет фонаря попал в вагон, отразился от зеркала на закрытой двери купе, и этого мгновения хватило, чтобы рассмотреть, что все действительно в порядке: попутчики спят, посторонних нет. Казалось бы, можно успокоиться, но тревога не умолкала. Напротив, у меня вдруг возникло ощущение, что я вплотную приблизилась к чему-то неведомому и темному. И это неведомое вглядывается в меня, ждет, что вот сейчас я растеряюсь, струшу и тем самым впущу его в себя. И уж тогда «оно» войдет, вползет, наполнит меня до отказа, а потом… Что будет потом, я не знала, но мне было страшно, меня бил озноб, а во рту было сухо. Я облизала губы, и это неожиданно взбодрило меня, вырвало из круга страха и заставило разозлиться на себя. Как не стыдно, что это еще за бредни, что за истерика?! Мысленный окрик довершил разгром невидимых врагов, они разбежались, растаяли в темноте. Я расслабилась и медленно погрузилась в сон. Когда я снова проснулась, было уже совсем светло, но в купе все еще спали. Посмотрела на часы: они показывали четверть шестого. Действительно рано, можно еще поспать. Но спать не хотелось, а вставать было ни к чему, еще разбудишь кого ненароком, да и что делать в такую рань? Я вспомнила свои ночные страхи, и мне стало неловко, словно кто-то мог видеть мою панику. Может быть, мои странные ощущения объясняются тем, что я не дома, а в дороге? «Ничего страшного, — утешила я себя, — вот скоро приеду, и все будет в порядке». А куда, куда я приеду? Вопрос впился в мозг как отравленная стрела. Не желая повторения ночного ужаса, я попыталась справиться с назойливым вопросом. Но сколько ни силилась, ответить на него не могла. Я и вправду не знала, куда еду! Это было до того нелепо, что мне стало смешно. Я вдруг представила, какие будут лица у моих попутчиков, когда они проснутся и я огорошу их идиотским вопросом: куда идет этот поезд? Когда же мою память расклинит? Вот уж не думала, что со мной может произойти такое. Никакие попытки сосредоточиться не помогали, я решила подойти с другой стороны и вспомнить, о чем думала, когда садилась в поезд. Смешно, но, как садилась в поезд, я тоже не помнила. Чем больше я задавала себе вопросов, тем явственнее зияла пустота в моей памяти. Не память, а черная дыра, в которую провалилась жизнь. Хотя нет, с отвлеченными понятиями все было ясно, но то, что касалось непосредственно меня, кануло в туман беспамятства. Осталось лишь слово «я», пустое, ничем не обеспеченное, даже имени за ним не стояло, не слово, а круглая сирота! Уцепиться не за что, но я не сдавалась. Пусть я не помню, кто я, как оказалась в этом поезде, зачем и куда еду, но ведь как-то же я в нем оказалась. Не могла же я материализоваться сегодня ночью из ниоткуда на этой верхней полке! И впорхнуть, как бабочка в окно, тоже не могла. А стало быть, вошла как все — ножками и предъявила билет, иначе бы меня проводники не пустили. Попросить свой билет у проводника? Ну а чем мне поможет эта бумажонка? Да ничем. И сам проводник тоже. Только попаду впросак со своими глупыми вопросами, еще за сумасшедшую примут. Нет, не буду я ни у кого ничего спрашивать. Но что же мне делать? Так, а что у меня есть при себе?
Возможность хоть что-то предпринять так воодушевила меня, что я резко села, ударившись головой о багажную полку, и тихо ойкнула. В ушах зазвенело, я потрясла головой, звон смолк. «Нужно обращаться осторожнее с собственной головой», — укорила я себя. Она хоть и пустая, но еще пригодится. Откинула убогое казенное одеяло, осмотрела себя. На мне были легкие спортивные брюки голубого цвета, белая трикотажная кофточка из хлопка с короткими рукавами и белые, тоже хлопковые носки. Белье, надо думать, на мне тоже было, но сейчас оно меня не интересовало. В ногах полки на вешалке висели голубая спортивная куртка и небольшая дамская сумка на длинном ремешке. Я глянула вниз: на полу стояли две пары обуви — изношенные белые босоножки большого размера и гораздо меньшие синие спортивные тапочки из джинсовой ткани. Даже если у меня и появились бы сомнения, могла я или нет напялить под спортивный костюм босоножки, да еще в дорогу, то одного взгляда на свои ноги хватило, чтобы понять: тапки мои. Удовлетворенная осмотром, я опять улеглась, словно проделала бог весть какую работу и устала. Я и в самом деле чувствовала слабость и к тому же боялась приниматься за осмотр сумки, чего именно, я не знала, но боялась. Наконец преодолев себя, я привстала, подползла к сумке и сняла ее. Сумка тоже была из синей джинсовки. Дрожащими руками я расстегнула «молнию» и вытряхнула содержимое на постель. Негусто — носовой платок, расческа, кошелек и маленькая косметичка. В кошельке двести рублей с мелочью, в косметичке пудреница, тюбик помады и пара сложенных салфеток. На всякий случай я вытрясла из нее все, но больше там ничего не оказалось. Стала укладывать все назад, в салфетке что-то хрустнуло. Развернула и обнаружила три купюры по пятьсот рублей. Машинально все свернула как было. Надо же, ни документов, ни ключей, даже зубной щетки и той нет. Щетка-то ладно, черт с ней! Но вот где мои документы? Кто же отправляется в дорогу без документов? А может, они у меня в багаже? Но даже если у меня и есть какой-то багаж, то я понятия не имею, как он выглядит. Придется ждать, пока попутчики разберут свои вещи; что останется, то и будет моим. А вдруг я должна сойти на промежуточной остановке? О том, где выходить, меня, скорее всего, предупредит проводник, но вот какие вещи мои, он мне не подскажет. Хоть бы я ехала до конца, знать бы еще, где он, этот конец.
