Султан её сердца
Глава первая «Наваждение»
Лёгкий ветерок, изредка врывающийся в комнату через открытое настежь окно, покачивал кристально белый тюль из стороны в сторону, и стучавшая о стену створка окна заставляла Ангелину вздрагивать. Но и сквозняк, хозяином гуляющий по комнате, не спасал от жары, которая захватила в плен столицу и вот уже третий день измывалась над жителями первопрестольной, заставляя самых бесшабашных лезть в городские фонтаны в парках, а служителей порядка изрядно нервничать. Зато продавцы мороженого и холодной минеральной воды потирали руки, перевыполнив план по продаже спасительных средств на несколько дней вперёд.
Из динамиков ноутбука звучал завораживающий, не похожий на остальные голос Макса Покровского. «…Рисует вечер день султана, про век напомнив золотой. В гареме плачет Роксолана, и с нею месяц молодой…,» - вещал певец об известной всем истории любви османского падишаха и славянской наложницы.
Ангелина сидела в комнате на небольшом диване, покрытым плюшевым пледом и, перелистывая пожелтевшие страницы изрядно потрепавшейся книги, потягивала зелёный чай из высокой жёлтой кружки с надписью «Липтон», стоявшей на журнальном столике рядом. Волна свежего воздуха вновь ворвалась в комнату. Пока девушка убирала за уши светлые локоны растрепавшихся от ветра волос, нарушитель покоя переключился на книгу, перелистывая страницы одну за другой. Закончив с локонами, Ангелина вернулась к объекту своего внимания. Закрыв ладонью, успокоила разбушевавшиеся страницы и попыталась найти ту, на которой остановилась. Перелистнув несколько из них, рука девушки застыла. Её привлекла хоть и чёрно-белая, но очень правдоподобная картинка, похожая больше на старую фотографию, чем на творение иллюстратора.
Помнится, ей было лет десять, когда она гостила у прабабки в деревне и, играя на чердаке, наткнулась на шкатулку со старыми снимками. Эта история из детства одна из немногих, которая осталась в её памяти. И хотя прошло больше семнадцати лет, Ангелина помнила все фотографии из шкатулки, которые в тот день пересматривала снова и снова. На снимках были изображены незнакомые ей люди. На одном – мужчина с аккуратно-забранными на левый пробор светлыми волосами, небольшой бородкой и бакенбардами. Он в камзоле и в высоких чёрных сапогах со шпорами восседал на высоком стуле. Позади, положив руку на его правое плечо, стояла молодая красивая женщина в платье пушкинских времён и шляпке на тонких завязках.
С другой фотографии её сверлила взглядом пожилая женщина с каменным лицом, без какого-либо проявления эмоций, свойственных человеку. Маленькие как угольки чёрные глазки под пенсне, казалось, бегали из стороны в сторону, как и седые волосы старушки, выглядывающие из-под чепца, - они будто шевелились от дуновения ветра.
Мужчины и женщины, девочки в кукольных атласных платьях с кружевными оборками и старики в давно вышедших из моды костюмах менялись, словно листы на численнике. На вопрос Лины: «Что это за снимки?», прабабка, улыбнувшись и впав в ностальгию, перебирая фотографии, ответила, что это своего рода летопись этого дома, построенного ещё до революции её дедом – тем самым седовласым мужчиной в камзоле.
Летопись была это или просто старые фотографии, на Ангелину эта находка произвела неизгладимое впечатление, оставшееся на всю жизнь.
И эта чёрно-белая картинка из книги напомнила ей те старые снимки в шкатулке, вновь оживив воспоминания из детства. Девушка не могла оторвать глаз, изучая каждый сантиметр лица молодого мужчины, казалось, улыбающегося ей с пожелтевшей страницы: серьёзное, покрытое лёгкой щетиной, прибавлявшей ему ещё большей мужественности. Черты его были благородны: прямой, немного с горбинкой «породистый» нос, густые, красивой формы брови, приветствующие друг друга над переносицей, и огромные глаза, в омуте которых было в пору утонуть. И даже на бумаге они неимоверно притягивали, вызывая желание в них раствориться.
Ангелина закрыла глаза, желая хоть на минуту представить себя рядом с падишахом, восседавшим на троне в высокой чалме и светлой, расшитой золотом длинной накидке, отделанной мехом на манжетах и воротнике.
Но это ей, увы, не удалось. В ту самую минуту, когда её губы приблизились к манящим устам султана, заскрипел ключ в дверном замке, и в дверях появилась Майя – её подруга и соседка по комнате.
— Привет, - стягивая с ног кроссовки, поприветствовала она Лину с порога.
— Привет, - вздохнула та, закрыв книгу и огорчившись, что подруга появилась не вовремя, и сладостные мечты о султане испарились в один миг.
— Так и знала, что застану тебя дома, - надев тапочки, Майя прошла в единственную комнату их съёмной квартиры. – Всё сходишь с ума?
— И тебе добрый день.
— Скорее, добрый вечер, - заметила та. – Опять просидела целый день в интернете, читая всякую муть? И это в свой единственный выходной.
— Это вовсе не муть! – обиделась Ангелина.
— Ну, да, конечно! – Майя скрылась на кухне и через минуту вернулась с бутылкой пива. – Пошла бы прогулялась. Погода какая хорошая. Между прочим, на Поклонке концерт какой-то.
— Настроения нет.
— Хочешь? – запах пива из открытой бутылки, сунутой соседкой прямо под нос, заставил Ангелину поморщиться.
— Нет. Спасибо.
— Да у тебя его уже две недели нет, - вернулась она к предыдущему вопросу, - как только вернулась из той злосчастной командировки. Выпала из жизни совсем.
Ангелина ничего не ответила.
— Боже мой, какой кайф! – отглотнув пенящегося напитка, Майя плюхнулась в кресло и откинулась на спинку. – В такую жару самое оно!
— Как съездила?
— К предкам? Да никак! Лучше бы вообще не ездила. Протащиться в такую жару двести километров туда и обратно в душной электричке с вонючими потными соседями, чтобы услышать лекцию маман о правильной жизни и «Ой, Мороз, Мороз» раз сто от пьяного отца, обрадовавшегося поводу выпить! Это того не стоило! – разочарованно закончила Майя.
— Почему «Мороз, Мороз»?
— Без понятия, - продолжала подруга, сделав ещё один глоток прохлаждающего напитка, - но как напьётся, это у него шлягер.
— Ясно.
— А ты к своим когда последний раз ездила?
— Я тебя умоляю! Что мне там делать? Выслушивать нытьё мачехи и подколки сестры? Нет уж, - Ангелина тяжело вздохнула – этот разговор приятным назвать было нельзя.
— Я вообще не понимаю тебя: коренная москвичка, есть квартира, а ты снимаешь частную, отдавая ползарплаты.
— Да лучше разориться, чем рано или поздно быть отравленной этой гарпией, - попыталась улыбнуться Ангелина.
— Но это твоя квартира. Она там никто! Ты можешь просто вышвырнуть её оттуда.
