Я сама тебя выбрала - Виктория Осадчая

“Развеселая пора,

Тридцать градусов жара

Пора на море, на море пора…” — звучал на волнах радио голос Алексея Воробьева. Как же он был прав, а самое главное было то, что на море меня никто не пускал. Шеф сказал “Хватит, повидала в прошлом году Мессинский пролив и теперь можешь садить свою задницу назад в кресло и работать”. Конечно, выразился он более лаконично, но смысл был именно таким. После нескольких дней, проведенных с Алисой настроение было хорошим, пока этот гаденыш белобрысый не испортил его своей чудо-песней. Мол, кукуйте дураки в городе, вкалывайте как ломовые лошадки.

Должна заметить, что ряды сотрудников редакции очень поредели, даже порядком. В соцсетях то и дело видишь обновления фотографий. Один на пляже загорает, другая попивает коктейль ядренно-зеленого цвета на фоне ссутулившихся пальм, а третья вообще снег нашла в такую жару, где-то в Карпатах осваивает лыжи. Одна я такая дурочка. Не хрен было портить отношения с шефом.

А тут история была старая как мир. Служебный роман.

Когда это началось? О! Тот день я помню очень хорошо, даже слишком. Ну, во-первых, я безбожно опаздывала, а если учесть, что начальником у меня была старая бездетная грымза, которая за каждый прокол снимала штраф с зарплаты, то это означало лишусь я новых туфелек, которые присмотрела несколько дней назад на витрине одной из модных лавочек.

Летела я однако на своих десяти сантиметровых шпильках не хуже, чем эфиопский спринтер, сбивая все на своём пути. Одним из пострадавших оказался мужик, выходящий из кафе с непочатым стаканчиком свежего кофе. Через мгновение оно осталось на его рубашке расползаться безобразным коричневым пятном. Ах, какая же я молодец!

— Девушка, — возмутился мужик, который на поверку оказался типом с приятнейшей внешностью, — Вы смотрите куда летите.

Да и ещё выдержка какая! Я бы давно обматерила всеми трёхэтажными нецензурными словечками, что имела в запасе. Пока делала дипломку, такого узнала! ООО! Я просто выбрала тему «История русского мата». Вот хоть убей, хотелось мне и все произвести впечатление. И ведь получилось же!

Но возвращусь к питерской интеллигенции. А что? Этого мужика я как-то сразу раскусила, и парочку «добротных» на бегу ему обранила, чтобы неповадно было кидаться под ноги спешащим девицам. И вот, всего через каких-то десять минут, я перелетая через ступени, заскакиваю в дверь редакции, где мне мило улыбается Гоша, сидящий на, как это модно сейчас называется, стойке «ресепшн».

— Шеф сказала свистать всех наверх, — по пути попадается несущаяся на второй этаж взволнованная толпучка. Фух, неужели пронесло и получать будем все скопом. Не начнет же она меня парафинить при всей редакции. Хотя с этой прошмандовки старой станется. Я кинула Гоше сумочку на сохранение, извлекая сначала блокнот и ручку, чтобы не выглядеть опоздавшей. Отдышалась и марш за всеми. Не думала, что так подфартит.

— О! Пиманова! Не ожидала тебя в столь раннее время лицезреть в своём кабинете, — даже в толпе она разглядела мою скромную персону. Видимо, амбициозность моя посылает какие-то совсем неправильные флюиды.

— И Вам, доброе утро, Наталья Павловна! — натянула я миролюбивую улыбку.

— Ну, что ж, туниядцы, раз все здесь, хочу Вам представить этого человека, — я не сразу заметила сидящего в кресле у противоположной стены с отсутствующим видом мужчину. И да, того самого, которого я умудрилась менее двадцати минут назад облить его же кофе. Рубашку он сменил, это хорошо. Тёмно-синий шел ему даже больше, чем белый. Видимо, спохватившись, что обращаются к нему, мужчина встал, поправил полы пиджака, которого во время нашей встречи на его теле (которое очень тяжело назвать тельцем) не было. Ух, какой размах плеч!

— Это ваш новый начальник. Теперь он будет руководить и газетой, и соответственно держать ваши судьбы в своих ручо…руках, — поправила Наталья Павловна, выдавливая из себя слова. Ещё бы, положить половину жизни на алтарь этой газеты и все, списывают, как ненужную вещь. Я даже расстроилась. Без нее будет скучно. Конечно, метелок вместо языков у нас полно, но вот чтобы так добротно и без злорадства, это только с "Палной". Мы ждали этого уже месяц. Сначала слух, который обрастал сплетнями. Но вроде ничего не двигалось. Теперь вот, значит, все! На заслуженный отдых. А ведь она ещё лет двадцать могла вгрызаться зубами в читателей.

— Андрей Рихардович Дежнёв, — продолжала между тем старушенция.

— А что ж не Аристарх-то при таком отчестве? — не, ну без моих пяти копеек обойтись тут не могло. И это я про другие языки ещё говорю.

Из всех стоящих, теребящих нервно свои записные книжки, у одной меня рот не смог минуточку побыть закрытым. И вуа-ля, грозный Дежневский взгляд остановился на мне. А чего я ожидала, наивная?

— Видимо, фантазия была развита только у дедушки с бабушкой, отцу она не передалась, — кривая ухмылка, но ответ вроде достойный.

Хм, узнал! По глазам вижу, узнал. Моя жизнь в редакции обещает быть веселенькой. А я ещё о Павловне скорбеть начала. Наивная!

Но нет! На ковёр, конечно, я была вызвана, но не затем, чтобы получить головомойку, а для того, чтобы согласиться отобедать с господином Дежневым. Ну, и конечно, для того, чтобы рассмотреть его получше и понять, что кольцо на пальце это не главное.

А ведь, как оказалось, три года в статусе любовницы, это не такой уж и идеальный вариант. К двадцати пяти я уже начала задумываться о семье, что в моем случае было просто огромной ошибкой. Да и вообще на меня не похоже. Просить развестись с женой, уже настоятельно, устав от трехгодичных обещаний. Нет, это была не ошибка, было бессмысленно. Наслушавшись сказочек, про долго и счастливо. Не на столько наивные одуванчики. Андрей всегда принимал все, как должное, кивал, целовал и продолжать безмолвно гнуть свою линию.

Наверное, если бы не та поездка к Алиске, я бы так и продолжала быть дурой, как и его жена, которая знала, но молчаливо терпела, ожидая мужа дома. Это же какое нужно иметь терпение и не иметь совсем гордость. Нет, это не про меня. Прощай, любовь, а мне нужно двигаться дальше. Всю жизнь в девках сидеть? В моем возрасте у мамы мы с Аринкой были, да и сестра не тянула долго с ребенком. Чем я хуже? Только где ж