Способность любить - Натали Лав

Влад

Выходной день, отдельная лоджия "Магадана", потому что моей спутнице нравятся морепродукты. Сочетание синего и оранжевого в обстановке несет какие– то яркие эмоции, непонятные мне самому. На столе красуются тарелки с паэльей "Паоло Коэльо", карпачо из лосося, спаржей на гриле, фирменным крабовым салатом "Магадан', в бокалах белое вино.

Я жду, когда моя спутница вернется из дамской комнаты. Такую, как Анастасия Токарева, наверное, стоит ждать. Идеальная блондинка с образованием, полученным в Англии, и долей в газовом бизнесе, которым занимается ее папа.

Только... В руках у меня гаджет последней модели, а на нем видеозапись, присланная утром охраной, на которой русоволосая женщина рвет в пожелтевшем осеннем саду аппетитное красное яблоко. Ее кто– то окликает. Она оборачивается со счастливой улыбкой, которой не улыбалась мне. И привычным жестом кладет узкую ладонь на округлившийся живот, ласково поглаживает его. Видно, что ее губы двигаются. И мне хочется слышать ее голос. Знать, к кому она обращается и что говорит. А еще лучше – положить свою руку поверх ее и почувствовать, как толкается в ее животе наша дочь. Пойти помыть для нее это яблоко и наблюдать, с каким аппетитом она ест сочный фрукт

И уже не хочется ни деликатесов на столе, ни признанную красавицу, что возвращается сейчас к нашему столику. Потому что внутренности скручивает от непроходящей тоски. Да так, что я практически ощущаю физическую боль. Чтобы она утихла надо заказать бутылку самой дешевой водки, выпить ее и закусить огурцом, а еще лучше занюхать рукавом своего брендового костюма. Вот уже четыре месяца, как я пытаюсь избавиться от это проклятого чувства потери.

Ничего не выходит.

Я готов признать собственное поражение. И сдаться в плен.

Но Олеся не берет пленных. Это я понял, безуспешно пытаясь до нее дозвониться последний месяц. Вместо этого выглядит удивительно счастливой. И невероятно красивой. Даже в толстой, вязанной кофте в саду ранним осенним утром. С небрежно собранными на затылке волосами.

С начинающейся болью в висках понимаю – меня абсолютно не интересует ни сидящая напротив меня красавица, молодая, утонченная и образованная, ни доля в газовом бизнесе, ни возможные бонусы от сотрудничества с ее отцом.

– Влад, – повторяет Настя мое имя, очевидно, что не в первый раз.

Но не высказывает мне не единой претензии за подобное невнимание. Ничто не должно даже намекать на то, что она оспаривает мое место главного в наших отношениях.

– Да? – отвечаю скорее для того, чтобы не выглядеть совсем уж странно в ее глазах.

– У Болотиных на следующей недели прием. Отмечают помолвку старшего сына. Меня пригласили. Тебя, насколько я знаю, тоже. Может быть, нам пора выйти из тени и пойти туда вместе?

Я бы пошел на этот прием. Только не с Настей. А с другой женщиной. И мне было бы глубоко наплевать, кто и что бы говорил по поводу нашего мезальянса. В конце концов, для чего было зарабатывать столько денег? Чтобы не иметь возможности отстоять собственный выбор?

Ответить спутнице "да" сейчас, у меня не поворачивается язык. Платье с вываливающейся грудью кажется вульгарным, цвет волос раздражает, как и запах ее духов. Даже безупречные манеры вызывают желание зевнуть.

Что я здесь делаю?

– Извини, Настя. Разболелась голова. Столик оплачен. Ни о чем не беспокойся. Отдыхай.

Поднимаюсь со стула. Сам себе не веря, что сказал это: "Разболелась голова". И направляюсь на выход, не дожидаясь, что она мне ответит.

– Я позвоню тебе. Завтра? – доносится мне в спину.

– Я буду занят, – отвечаю таким тоном, чтобы она сразу поняла, что звонить мне не стоит.

Выхожу из ресторана, сажусь в автомобиль и продолжаю поражаться собственной глупости. На что я рассчитывал, пытаясь встречаться с женщиной, которвя мне не интересна?

Нет, ответ я знаю. Что я забуду. Что это наваждение рассеется также внезапно, как и настигло меня.

Время шло, ничего не менялось. Люди, приставленные Саркисяном к Олесе, скидывали мне ее фотографии, короткие видеозаписи, отчеты из поликлиники о состоянии ее здоровья. Дурость какая– то. Так однажды сказал Тимур. И я был с ним согласен. Но малодушно ждал, что все изменится.

Не изменилось.

– Тимур, я кое– что из вещей прихвачу и в Воронеж поеду, – в динамике раздаются приглушенные звуки, как будто он что– то уронил и матерится, стараясь, чтобы этого не было слышно мне.

Делаю этот телефонный звонок ему, чтобы потом не выслушивать тысячу обвинений.

– С чего вдруг? У нее все в порядке. Да и ты... вроде занят был, – интересуется начбез.

– Тошно мне, – отвечаю как есть.

– Ясно. Охрану возьми, – командует Саркисян.

– Один смотаюсь, – не хочу ничьего постороннего присутствия.

– Мммм, – мычит он что– то непонятное и отключается.

Захожу домой.

Навстречу устремляется домработница.

– Галина Егоровна, соберите мне дорожную сумку на пару дней. Костюмов не надо. Поездка будет по личным делам.

По лестнице спускается Артем, который слышит мое распоряжение.

Хмурится.

И как только Галина Егоровна уходит, спрашивает:

– К ней собрался?

– Артем, ты – взрослый парень. И причин твоего недовольства я не понимаю.

– Тебя они и не интересуют. Как и я сам.

– Это неправда. Если бы это было так, я бы не возился с тобой.

– Ты и не возился. Возились нанятые тобой няньки.

– Артем, я много работал и работаю. Именно поэтому ты и разъезжаешь на "Ламборджини", а не ездишь на автобусе.

– И теперь ты решил создать мне здоровую конкуренцию.

Нашу перепалку прерывает появление Саркисяна, через плечо которого перекинута небольшая дорожная сумка.

Я не успеваю спросить, что он забыл у меня дома.

– Я с тобой поеду, – поясняет он мне свое появление.

– Совсем с ума посходили, – бросает Артем и уходит.

– Не помню, чтобы я тебя звал, – отвечаю Тимуру.

– Меня не надо звать. Я сам прихожу. Могу на своей машине поехать. Могу вместе с тобой. Выбирай.

Не отвяжется.

– Я переоденусь и выезжаем.

Не знаю, для чего я туда еду. И почему именно теперь, но твердо уверен, что должен.

Олеся

В доме пахнет пирогами с яблоками. Запах убаюкивает, уносит в детство, делает меня беспричинно счастливой. Такой, какой и