Развод. Ты меня предал
Глава 1. Замолчи!
— Я, кажется, беременна, — шепчет Ия, закрывает глаза и продолжает еще тише, — от твоего мужа, Ада.
За долю секунды я испытываю радость за лучшую подругу, которая давно мечтает о ребенке, немое недоумение и шок.
Может, это шутка такая?
— Прости, — сипит она, а я откладываю ручку и закрываю ежедневник, в котором минуту назад сделала пару заметок. — Я не хотела… так получилось, Ада, — всхлипывает и поднимает на меня взгляд, — Мы не хотели…
— Самое время сказать, — медленно выдыхаю я, — что это глупая шутка.
— Нет.
В ушах нарастает звон, который обращается в гул, а затем все обрывается тишиной, в которой я слышу, как бьется мое сердце.
— Ада… Ада!
Голова кружится. Под носом и на губах мокро. Чувствую вкус соленого железа.
— Ада…
Ия бледнеет, хватает салфетку и протягивает мне. Касаюсь губ. На пальцах — кровь. Алая.
— Ада…
— Замолчи.
Встаю. Ноги, будто чугунные. Тяжелые и не гнутся.
— С вами все в порядке? — ко мне подскакивает молодой официант.
Не больше двадцати. И мой муж когда-то был таким. Неловким, угловатым и вихрастым.
— Где уборная?
— Прямо и налево.
— Спасибо.
Касаюсь его плеча, отодвигая в сторону, и на его белом рукаве остается пятнышко крови.
— Может, скорую?
— Нет, — шепчу я. — Это давление…
Дышать тяжело, кровь стекает уже на подбородок. На меня обращены десятки испуганных и растерянных взглядов. Я испортила людям ранний ужин.
В уборной набираю в ладонь холодной воды. Промываю нос от крови, затем смачиваю салфетки.
— Ада… — в уборную проскальзывает Ия, прижимая к груди мой ежедневник.
Запрокидываю голову и прикладываю холодные салфетки к носу.
— Ты в порядке?
Закрываю глаза. Тошнит. Мы с ней дружим с первого класса. Двадцать пять лет.
— Ада…
— Умоляю, скажи, что это розыгрыш, — сдавленно отзываюсь я. — Что это шутка… Ия… умоляю…
Из тридцати двух лет моей жизни двадцать пять я знаю Ию. Она стала не просто подругой за это время, а частью моей семьи.
— Нет, это не шутка, Ада. Матвей и я…
— Нет, — шепчу я и выкидываю окровавленные салфетку в урну. Опираюсь дрожащими руками о раковину. — Нет, — выдыхаю и кричу, — Нет! Нет! Нет! Ты не могла!
Разворачиваюсь к Ие, которая всхлипывает и вся съеживается:
— Нет! Вы не могли! Ты лжешь!
Нет, не лжет. Прижимаю кулаки ко лбу, медленно выдыхаю и сипло шепчу:
— Только не он… Только не Матвей… Нет, Ия… Господи…
— Мне жаль.
— Жаль? — растерянно переспрашиваю я.
— Я его люблю, Ада, — опускает взгляд. — И мне правда жаль… Я не хотела…
— Пошла прочь…
Я знать не хочу, как долго она меня с Матвеем обманывала. Не сейчас. Сейчас я едва стою на ногах, а мысли гнилой черной массой растекаются в голове.
Меня предали два самых близких человека. На одного я потратила двадцать пять лет, а с другим прожила четырнадцать лет в браке. И я думала, что в счастливом и крепком браке.
— Я ему еще не говорила, — сипит Ия. — Матвей еще не знает.
— Оставь меня, — хрипло отзываюсь я и чтобы не упасть, приваливаюсь спиной к холодной стене.
— У нас случайно все закрутилось, — по ее бледным щекам текут слезы. — Ада… я не хотела делать тебе больно. Не хотела, — опять всхлипывает, — и Матвей не хотел. Так получилось… Я не хочу тебя терять… У нас все так сложно…
Я хочу схватить ее за волосы и ударить лицом о кафель. Так сильно, чтобы разбить нос.
— Ада, и я так ребенка хотела. У меня ведь никого нет…
Мерзкая дрянь. Продолжает и продолжает вгонять в мое сердце ржавые гвозди.
— Мне было так плохо все это время, Ада. Я тебе в глаза не могла смотреть.
— А сейчас можешь?
— Я понимаю, — кладет мой ежедневник у раковины и отступает к двери, — тебе нужно время. Ада… Я люблю тебя. Ты же знаешь, я за тебя в огонь и в воду.
— И в кровать к моему мужу, — блекло шепчу я и не моргаю. — Очень самоотверженно. У меня аж слов нет…
— Мы потом поговорим.
Выходит, бесшумно прикрывая за собой дверь, а я сползаю на пол. В кармане пиджака вибрирует телефон. Бездумно выхватываю его и несколько секунд пялюсь на фотографию дочери и ее имя.
— Да, Лиля? — прикладываю телефон к уху.
— Ма, ты освободилась?
Сглатываю кислую слюну и медленно закрываю глаза. Голос у Лили немного скучающий.
— Мы с папой за тобой заедем, — продолжает она. — Ты на работе? Да? Мам. Ты тут?
— Тут… — шепчу я.
— Так что, ты еще в школе?
— Я в кафе, — массирую переносицу. — Я сама домой доберусь, солнышко. Решила перекусить.
— Па! Прикинь! — возмущенно охает Лиля. — Мама в кафе и без нас хавает! Мы тут голодные, холодные, а она без нас!
— Какая бессовестная у нас мама, — смеется Матвей на стороне.
У меня от его голоса с тихой хрипотцой холодные мурашки бегут по коже.
— Ничего не знаю, — фыркает Лиля. — Мы едем к тебе. Где ты? Мам! Мама! Я не отстану. Я дико жрать хочу. Пиццу закажешь? Там есть пицца? Должна же быть. Да? И картошку фри закажи. Большую порцию. Ладушки?
— Лиля…
— О! И молочный коктейль хочу! Ванильный!
— Она сейчас начнет обивку жевать, Ада, — со смехом отзывается Матвей. — Где ты?
Сдаю свои позиции. Хочу посмотреть в его глаза. Судя по его хорошему настроению, смеху, Ия не успела его обрадовать новостью, что он опять станет папой.
— Так мы тут рядом, — в тихом и голодном предвкушении отвечает Лиля.
— А мне стейк закажи и кофе, — Матвей зевает. — Целую, Ади. Не скучай. Скоро будем.
Глава 2. Пап, что случилось?
— Мы видели тетю Ию, — Лиля плюхается на стул. — Я ей покричала в окно, но она не услышала.
Лиле тринадцать. Немного неуклюжая, и прячет себя за безразмерными толстовками и широкими штанами.
— Я папу просила посигналить, но он не стал, — Лиля недовольно морщится.
Матвей наклоняется, целует меня в висок и улыбается:
— Привет.
— Мы могли бы взять ее с собой и все вместе поужинать, — Лиля голодно высматривает официанта с пиццей.
— Это была не она, — Матвей ослабляет галстук и усаживается за стол.
— Она. Это была тетя Ия, — Лиля упрямо хмурится.
Матвей не выглядит сконфуженным, встревоженным или взволнованным. Он спокоен, и я не вижу в его глазах вины или сожаления.
— Ты что-то бледная, — он вглядывается в мое лицо.
— Давление. И устала.
— Да, блин, где наша еда? — Лиля нетерпеливо похлопывает по коленям и переводит на меня голодный взгляд. — Ты же сделала заказ?
— Да.
— Все как я просила?
— Да.
— Тогда ждем, — кусает губы. — А пиццу с чем заказала?
— Как ты любишь, с копченымм колбасками.
— Круто.
— Она мне весь салон слюнями залила, — Матвей находит под столом мою руку и мягко ее сжимает.
К горлу подкатывает тошнота. Хочу его оттолкнуть, плюнуть в лицо и с криками перевернуть стол.
— Ма, смотри, — Лиля сует мне под нос телефон. — Красивые?
На фотографии — белые с розовой и толстой подошвой кроссовки.
— Симпатичные, — с трудом выдавливаю из себя.
— Купим? — в восторженном ожидании смотрит на нас и боится дышать.
— Ладно, — милостиво вздыхает Матвей. — Купим.
Лиля взвизгивает, прячет телефон в карман и расплывается в довольной улыбке:
— Круто! Клевые же!
— И стоят как крыло самолета, — Матвей откидывается назад.
— Но клевые же!
— Пошли руки мыть, модница, — Матвей выпускает мою ладонь, встает и направляется к уборным мимо столов.
Лиля вскакивает и кидается за ним. Налетает на него, виснет на его плечах и возбужденно его убеждает:
— Они клевые! Ты просто ничего не понимаешь!
Что нас ждет? Моя дочь сейчас пребывает в счастливом неведении. У нее есть папа и мама, которые любят друг друга, и будут клевые модные кроссовки. И она всего этого лишится. В таком нежном и хрупком возрасте. Это она должна сейчас бунтовать, хлопать дверьми, скандалить и совершать ошибки. Не мы.
