Это что? Какая связь? Я не знаю.
Но домой возвращаюсь почему-то счастливая.
На следующий день, у него в гримёрке, во время перерыва. Я, Иван и режиссер Андрей.
Иван:
– А давайте сегодня после репетиции ко мне поедем? Камин затопим, вина выпьем… У меня дома – обалденный камин… Катя, поедешь?
Режиссер Андрей:
– Но-но-но! Ты Катю не трогай.
Иван:
– Понял.
Я смеюсь. Но хочется протестовать: чего это ты тут раскомандовался? Пусть трогает…
Каждое утро, проснувшись, звоню ему: по будильнику он не просыпается, поэтому опаздывает на репетиции. Трубку тоже не берёт. Звоню раз, звоню два. Звоню уже двадцать минут. Долго-долго слушаю гудки, прижав телефон к уху, умываюсь, одеваюсь, готовлю завтрак. Неудобно собираться на работу и одновременно слушать гудки.
Начинаю злиться: какого чёрта, я не обязана это делать, пусть сам просыпается, как хочет, это его проблема, а не моя.
Неожиданно слышу его глухое «Алё!».
Я, выдыхая: «Ванечка, доброе утро. Просыпайся, пожалуйста».
Почему – Ванечка? Потому что хочется приласкать. Хочется, чтобы просыпаться ему было тепло…
Заглядываю в гримерку, зову на репетицию. Они сидят с режиссёром Андреем. Иван:
– Вот Катя заходит, а я удивляюсь: как можно с каждым разом быть всё красивее и красивее?…
То есть, идет уже откровенный флирт.
Жена снимается в Белоруссии, младший сын – с ней, старший – за городом, у родителей. Иван живет один. И будет жить один еще несколько месяцев.
Разговариваю с директором театра. Тема – Иван пьет, опаздывает на репетиции. Директор объясняет: бухает из-за жены, они разводиться собираются, он уже давно об этом говорит. Я потрясена: как разводиться?
– Да года два уже. Находятся в состоянии перманентного развода. Только это не причина, а – оправдание. Ему просто нравится бухать.
Так, ребята. Это все меняет. Собираются разводиться – это уже не дамский роман, это уже драма. А драма – жанр многогранный, интересный.
Мы много разговариваем. Он рассказывает о Китае, где был два месяца назад, о съемках в кино, о своих друзьях. Рассказывает о детстве, о сложных отношениях с отцом, о том, что хочет снять фильм про это. О том, как подростком попал в дурную компанию, все дни проводил на улице, чудом не оказался в тюрьме. Он много говорит, я много слушаю.
Я понимаю, чем больше он мне расскажет, тем ближе мы друг другу станем.
Ощущение покинутого мужчины. Мужчины, оставленного женщиной. Мужчины, на которого забили болт. Это так не вяжется с его звездным имиджем. С образом избалованного жизнью красавчика.
Я вижу, как он несчастен. Как после репетиций он не хочет возвращаться в пустую квартиру. Квартира – съемная, очень большая. Детей – нет, жены – нет, он бродит по ней один. Через месяц или два они переедут: закончился договор аренды. Часть вещей уже вывезена, остальная – упакована. Ваня ходит вечерами по огромной квартире, захламлённой коробками, и не может найти себе места. Неприкаянность свою заливает коньяком до трех ночи.
Иногда к нему приезжают друзья-актеры и устраивают попойки.
Каждое утро – не может встать. Каждое утро – похмелье. Каждое утро – проклятье. Литр кофе и пельмени на обед.
«А что такого? Пельмени – это всегда вкусно».
Хочется сварить ему геркулесовую кашу.
Вечер. Начало сентября. Мы идем по Невскому с режиссёром Андреем. Мы выпили вина после репетиции, Оля-гримёр отмечала день рождения.
После вина нам легко и свободно, и как-то немного задиристо.
Все пустяки кажутся пустяками.
Недавно был дождь. Машины играют огнями на мокром асфальте. Он провожает меня до метро. Предлагает зайти к нему на чашку кофе: жена с детьми уехали на юг. Я отказываюсь: нет. Стоим у входа.
– Ну почему, почему? Объясни, почему? Что тебе мешает?
– Год и семь.
– Что-что?
– Год и семь. Твоему ребенку. И еще мешает твоя жена.
– Но к тебе-то сейчас какое это имеет отношение?
– Прямое.
– Какое, скажи, какое?
– Я не хочу, чтобы потом мне было плохо от того, что ты не со мной.
– А ты не влюбляйся. Тогда не будет плохо.
– Ты хочешь, чтобы я осталась к тебе равнодушной? Переспала с тобой чисто механически?
– Нет, я так не хочу.
– Не испытывая ничего, просто технически, ради галочки?
– Нет, нет.
– Тогда возьми себе проститутку. Так честнее будет.
– Нет! Я так не хочу!
– А как ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты влюбилась. Но чуть-чуть. А ты не можешь влюбиться, но не очень сильно?
– Нет. Извини. Здесь – либо влюбиться, либо не влюбляться. Одно из двух. Мы не на рынке: любовь не измеряется в граммах. Если я влюбилась, неси за меня ответственность, будь добр. Если не готов – не трогай меня.
***
– Ну почему, почему, почему я всё время должен нести за кого-то ответственность? – возопит через год один мой знакомец, рассказывая о только что начавшемся своём романе, – Ты знаешь, сколько этой ответственности я несу по жизни? Я устал, я ни за кого не хочу больше отвечать.
– Ты должен отвечать за свои поступки. Никто тебя от этой ответственности не избавит.
– Ну, за какие поступки? У нас была-то с ней пока всего одна ночь! За что я должен отвечать?
– За то, чтобы человеку, который пошёл за тобой, не было плохо.
– Да, – неожиданно соглашается он, – я должен за это отвечать. За это должен отвечать каждый.
– Катя, что ты будешь делать в выходной день? – спрашивает меня Иван во время перерыва.
– Спать буду. У меня за две недели образовался недосып как за целый год.
– А потом?
– Потом – не знаю.
Улыбаюсь ему.
– Приезжай ко мне, – предлагает Иван, – посидим, поболтаем. Я тебе какой-нибудь фильм хороший поставлю.
– Тогда, может, лучше сходим в кино?
– Хочешь в кино? Хорошо, давай в кино.
В выходной день я сплю до полудня. Проснувшись, жду звонка. Звонка нет. Прождав часа три, сама набираю его номер. Он не отвечает. Еще часа три жду, что он перезвонит.
Он перезванивает через четыре. Страшно извиняется: весь день спал.
Кино? Хочешь в кино? Ну, пойдём.
Я смотрю на часы: семь вечера. Пока соберусь – будет восемь. Час – в пути. Надо найти хороший фильм на девять вечера. В одиннадцать он закончится. Час – в пути. В двенадцать я дома. Завтра – на работу. Нет, в кино уже поздно.
– Приезжай ко мне, – говорит Иван, – чёрт с ним, с кино. Пожалуйста, приезжай. Я затоплю камин. Что ты пьешь? Вино? Налью тебе вина. Мы просто посидим. Мне это очень нужно.
