Знаменитость и Иван
Знаменитость представляет для меня чисто экспериментальный интерес. Я пытаюсь нащупать – пока вслепую – что за фрукт. Умён или нет, глубокий или плоский, смешной или пошлый, откуда – все эти капризы, перепады настроения, от внутреннего надлома или от плохого воспитания. Иногда бывает резок, иногда кричит, выплёвывая слова. Иногда на него находит благодушие. За талант прощается многое. Бездарность – никому неинтересна, даже если все буквы выговаривает и ведёт себя адекватно. А тут – как с маленьким: хочется ему поворчать – пусть поворчит, ничего, мы бурю переждём, а там гляди – снова солнышко.
Ну, солнышко – это сильно сказано: тишина, безветрие – и то хорошо.
Знаменитость с Иваном – работают давно. Вместе снимались, вместе премии за фильмы получали, вместе в антрепризе играют, теперь вот – «Чайку» вместе репетируют.
– Ты на него не сердись, если что – шепчет мне Иван, – он не такой простой как кажется.
Лично мне он может казаться каким угодно, только не простым. Но желание Ивана объяснить мне знаменитость, как бы извиняясь за него, меня умиляет.
Иван подшучивает: мол, знаменитость ко мне неравнодушен. Я смеюсь: да нет, ты все перепутал, неравнодушен ко мне режиссёр Андрей, знаменитости на меня плевать. Уж я-то понимаю в этом что-то, я же читаю посылаемые мне сигналы.
Знаменитость меня намного старше, большая часть волос на голове утеряна, ростом не высок, не плечист, не брутален. Интерес у меня к нему – сугубо личностный. Женская заинтересованность – тут и мимо не проходила.
Недели через две после знакомства он учит меня разговаривать с ним «на ты». Пытается сократить дистанцию. Мне это сокращение – ни к чему. Я в дружбу к известным и богатым не набиваюсь, мне такое самоутверждение не нужно.
Знаменитость пишет мне сообщение:
«А что это ты мне все время „выкаешь“? Может, хватит уже, а?»
Я отвечаю:
«Исключительно из глубокого уважения. И во избежание фамильярности».
Я фамильярность как явление презираю. С чего это я с человеком – не равным мне ни по статусу, ни по возрасту – буду общаться запросто, по-приятельски? Меня тошнит, когда кто-нибудь из осветителей, звуковиков, монтировщиков вставляет в разговорах: «А, Мишка Боярский? Нормальный такой чел, я с ним работал…»
«Разницу в возрасте хочешь подчеркнуть?» – пишет мне знаменитость.
Я смеюсь. Но «на ты» еще несколько дней не могу перейти. И за каждое «вы» получаю от него щелчок. С трудом себя пересиливая, говорю ему «ты»:
«У тебя все хорошо?» «Может, кофе тебе принести?»
И каждый раз меня передёргивает.
Мне преодоление этого барьера совсем неинтересно.
Моя заинтересованность – Иван. Каждый вечер, когда мы расстаёмся после репетиции, мне жаль, что закончился день. Он целует меня на прощание, и я думаю: как хорошо, что мы завтра снова увидимся. Каждый вечер он говорит мне: не забудь меня разбудить, Катюша. Каждое утро я звоню и говорю ему: доброе утро, Ванечка…
Он дотрагивается до моей руки и смотрит в глаза.
Господи, я и в восемьдесят лет буду покупаться на эти дешёвые трюки, если найдется какой-нибудь желающий их на мне проверять!
Я еду в метро после репетиции. Мне не хватило дня, проведённого с Иваном. Мне нужно больше. Больше нельзя? Больше, нельзя. Вернётся жена, приедут дети. Я влечу в этот утёс своей распахнутой грудью и опаду вниз ошалевшей от боли птицей.
Я это знаю. Но два месяца у меня есть. Я целый год жила без любви. Мужчины, которые у меня ночевали, были случайны и мне не нужны. Я целовалась с ними и думала: что бы такого поделать завтра, чем бы развеять скуку?
Я боялась, что по-другому уже не будет.
Два месяца любви. «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец! Слава безумцам, которые живут себе так, будто они бессмертны!»
Мне очень хочется послать ему сообщение. Не по работе, просто написать что-нибудь теплое, чтобы он лишний раз подумал обо мне. Я торможу себя: нет.
Нельзя.
Прихожу домой. От усталости падаю. Сил не хватает даже ужин себе приду
мать.
Насыпаю корм коту в миску. Жую кусок хлеба, чтобы избавиться от голода.
Держу в руках телефон: написать или нет? Нет.
Дисплей в моих руках светится входящим сообщением: Иван.
«Катюша, ты в городе или уехала уже?»
Сердце выпрыгивает из груди.
«Дома. Котика кормлю. А ты как, согрелся?»
Весь день его знобило. После репетиции собирался пойти в баню с друзьями.
«Нет. И в баню почему-то не пошел».
«Почему?»
«Честно?»
«Только честно». Ставлю смайлик.
«Хочу, чтобы ты приехала, разбудила поцелуем, сделала кофе. Тогда, может, согреюсь».
Пауза. Я сижу, не двигаясь, пытаюсь взять себя в руки. Сердце колотится. Набираю текст.
«Я не смогу тебя завтра разбудить: мне в театре надо быть на час раньше».
Тут же приходит ответ.
«Давай я тебя заберу».
Точно понимаю уже, что не поеду. Нельзя. Нереально. Пишу:
«Ванечка, мне вставать завтра очень рано».
«Приезжай. До театра от меня ближе. Согрею, сделаю массаж. Обещаю холить и лелеять. Одни плюсы».
Я молчу.
Он ждет.
Я молчу.
Через десять минут:
«Давай я тебя заберу».
Не отвечаю. Дальше – тишина.
Ложусь спать. В полудрёме слышу звук входящего смс. Как лунатик с полузакрытыми глазами встаю, иду на ощупь, спотыкаясь в темноте, в другую комнату, где оставила телефон, читаю от него сообщение:
«Прости, не хочу стоять в очереди среди твоих поклонников. Хотя ничем от них уже не отличаюсь».
Улыбаюсь. Кладу телефон. Иду спать.
***
На следующий день ведем себя, как ни в чем не бывало. Только чертики в глазах пляшут. Ближе к вечеру захожу к нему в гримёрку.
– Ваня, зовут на сцену.
Он закрывает за мной дверь. Стоим друг напротив друга в полутьме комнаты. Близко.
– Идём?
Он, глаза в глаза:
– А поцелуешь?
Пауза. Глаза в глаза.
Я делаю шаг.
Целую его в губы.
Он обнимает меня, я обнимаю его. Стоим, целуемся самозабвенно.
Слышно, как по трансляции в коридоре объявляют:
«Иван Кузнецов. Нам нужен Иван Кузнецов. Катя, где Иван? Он нужен на сцене!»
