– Ну, и примерно в начале пятидесятых сюда приехал я. Тогда Бабаевки никакой, естественно, не было. В этой деревне тоже когда-то жили мои предки, именно поэтому мы с семьёй здесь и обосновались. Тем более, нам понравились люди, которые уже успели тут поселиться. Нас тогда было в общей сложности дворов двадцать на всю деревню. Я построился на окраине, на пустыре, потому что сразу хотел заложить большой яблоневый сад. А потом разошёлся не на шутку и сад со временем превратился в настоящий плодово-ягодный питомник на восемь гектар. Не много по меркам фермерского хозяйства, но хватает на всю деревню. И нас тут сейчас почти четыреста человек – больших и малых проростков, как мы себя в шутку называем, – с удовольствием и с отеческой улыбкой закончил Бабаев.
– Чем же вы тут занимаетесь? Куда же ваши «проростки» на работу ходят?
– Никуда дальше своего участка в основном и не ходят.
Я почему-то не переставал смотреть на ангары, которых, как оказалось сверху, было намного больше, чем я представлял. Своей индустриальностью и унылым видом они явно выбивались из общего деревенского колорита. Как если художник задумал написать безмятежный деревенский пейзаж, но в самый разгар работы муза покинула его, и вместо дивного восхода солнца на фоне полей, лесов и рек, он изобразил уродливый полукруг ангара, отсвечивающий холодным железным блеском.
– Однако, как я вижу, из города уехали, а промышленность вместе с ангарами с собой прихватили что ли? – съехидничал я, – Чтоб занятость населения обеспечить? Это вы удачное место выбрали: на задворках, прямо на берегу реки. Ну, и что помимо стоков выпускает местный промышленный городок?
– А, вы об этом. Только не промышленный, а научный городок. Эти ангары, хоть и уродливая, но крайне удобная штука. И безопасная, в них нет ничего вредного для природы. Это мастерские, у каждого свои: кто-то там изобретает, кто-то ставит опыты, для кого-то это спортзал или хранилище. В общем, место для интересных занятий. Кстати, в одном из таких ангаров и был сконструирован лифт. Это уж потом, поднялись на нём и увидели: люди есть люди, вы правильно заметили, куда ни придём, а всё по-своему изменим. Согласен, сверху смотрится не очень, но с улицы ангары почти не видны. И, кстати, не только они служат мастерскими. Некоторые расположились вон в таких старых домиках. Их почти не сносили в своё время, просто реконструировали и теперь они прекрасно работают для разных нужд, видите, прямо вдоль дороги маленькие домишки? В них кипит интересная жизнь. Обратили внимание, на улице-то почти никого нет, все заняты своими увлекательными делами.
– Все что, изобретают? У вас здесь академгородок?
– Как вам сказать? – вздохнул он, – Давайте попробую объяснить на конкретном примере. Если уж про академгородок заговорили, есть у нас здесь один настоящий академик – доктор математических наук, Камиль-сан.
– Иностранец что ли?
– Да нет, это мы его так уважаем. Он местный, настоящий усть-уфимский доктор наук. Автор современных методик, преподаёт математику, читает лекции для престижных учебных заведений вон из той синенькой избушки прямо напротив школы, видите? В этой же школе учит маленьких проростков математике и физике. Вот кто он, по-вашему?
– Преподаватель математики и физики, понятно дело, – я даже удивился лёгкому вопросу.
– Не всё так просто. А теперь посмотрите, что вы видите рядом с той избушкой?
– Ну, если избушка – это рабочее место, значит рядом, по-видимому, жилой дом, огород, постройки, что там ещё может быть. О, и какая-то огромная оранжерея… или зимний сад…
– Правильно, в теплице на треть гектара этот самый преподаватель математики выводит новые сорта овощей и фруктов. И весьма успешно, его продукция пользуется не меньшим спросом, чем учительский талант. Кстати, помидорки сахарные, которые вам так понравились – его рук дело. Есть ещё и салатный сладкий лучок «Камильфо», как мы его называем, лимонные сливы, которые не боятся мороза, крупный виноград и много чего ещё. Кто он в этом случае?
– Генный модернизатор, наверное?
– Да нет, скорее селекционер. Но и это, Ярослав, ещё не всё. Мост, по которому мы с вами проехали, с красивыми коваными перилами, помните? Ведь эту красоту он своими руками выковал. И вон те ворота перед клубом. И так далее. Получается, Камиль-сан ещё и кузнец. И искусный. Удивлю вас сильнее – он, ко всему прочему, писатель, да-да, детский писатель, сочиняет сказки в стихах и сам же рисует к ним иллюстрации. А пока мы с вами болтаем, скорее всего, бродит по лесам и лугам и собирает лечебные травы. «Травушки-муравушки», как он их ласково величает. Потом сушит, делает сборы, систематизирует, что против каких болячек и описывает в специализированных изданиях. Его травяные сборы пользуются большим спросом не только у местных, их заказывают из других регионов и стран, говорят, любого на ноги поставят. Ну, как его, скажите, одним словом охарактеризовать? Художественно математический поэт-ботаник?
– Ну, это у вас, значит, настоящий гений живёт!
– Да в том всё и дело, что и сосед его гений, и сосед его соседа не менее гениален. И так вся деревня, – прищуривая глаз, всё к чему-то клонил мой рассказчик, – Если про каждого говорить, у вас голова кругом пойдёт. Такого, чтобы человек занимался лишь одним делом, найти сложно. Разве только некоторые. Есть у нас, к примеру, увлечённый художник, его, пожалуй, кроме картин и скульптур мало что интересует. Сейчас я вам покажу, – с этими словами Бабаев включил что-то на приборной панели, и вдоль лобового стекла появилась широкая чёрная полоса, на которой проступило изображение, – В автомобильных фарах лифта установлены спаренные камеры и мы можем приблизить то, что захотим. Смотрите, слева – школа, а справа, уже в увеличенном виде, фрагменты аллеи, наша Аллея Мудрецов.
Вдалеке сквозь деревья проглядывались, выстроенные в две ровные линии скульптуры. Бабаев увеличил изображение, и я увидел бюсты на каменных постаментах, выполненные в одном стиле – обычные, как мне показалось, серые и скучные статуэтки.
– Константин Високосный – автор этих работ, – продолжал Бабаев, – Благодаря ему в Ростках собралась отличная компания: Толстой, Лао-Цзы, Никола Тесла, Леонардо да Винчи, Бетховен, Шекспир, Сократ: дюжина высоких лбов с невысоких постаментов каждый день весело смотрят на нас. Косте это занятие по душе, а значит, со временем их будет ещё больше. Поглядите, – и он максимально приблизил картинку, статуэтки мгновенно ожили и уже совсем не казались скучными. Лица этих умнейших людей всех времён и народов смотрелись непривычно весело и озорно. Гениев почему-то принято изображать обременёнными великими идеями, с нахмуренными густыми бровями и такими морщинами, которые от старости не заведутся, они – результат изнурительной работы мыслителя. Смотришь на этого мудреца снизу вверх и думаешь: мне такая гениальность точно не под силу. А бюсты, которые я видел сейчас, изображали совсем других людей – простых, темпераментных, жизнерадостных и возможно даже счастливых.
– Как вам? Правда, он гений? – отвлёк от размышлений Бабаев.
– Кто? Сенека? – прочитал я с таблички очередного бюста.
– Да художник Високосный. Хотите знать, почему эти великие ребята получаются у него такими живыми? – я кивнул, – Так с кого вы думаете, он их лепит?
– С картинок или из воображения своего. Он же художник, он так их видит.
– Ошибаетесь! С натуры! С самой настоящей натуры!
– Это как?
– В том-то и штука. Знаете, как работают медиумы? Так наш художник пошёл ещё дальше, он не просто разговаривает с духами гениев, он уговаривает их попозировать. А те охотно соглашаются и предстают перед ним, как мы видим, в приподнятом настроении духа.
– Художник-спиритист! Уму непостижимо! Просто дух захватывает! – у меня в очередной раз пробежали по спине мурашки. Хоть все и знают, что медиумы существуют, и что они реально общаются с духами умерших, но об этом как-то не принято говорить, – Послушайте, Бабаев, откуда вы знаете, что всё именно так? Видеть духов – это уже отклонение. Может, ваш художник сумасшедший, как многие гении? Может, эти образы – его больное воображение?
– Такие вещи легко проверить. И это уже многие сделали. Например, Високосный написал портрет моего отца, которого никогда не мог видеть. Сходство, скажу вам, потрясающее. Причём, папаша предстал не таким, какого из себя всю жизнь строил. Он всегда хотел казаться суровым, жёстким, властным главой семейства. Для убедительности топал ногами, хлопал дверями, грозно хмурил лоб и вращал глазами. Он, знаете ли, был крупной шишкой из большого кабинета, и все свои барские замашки тащил в дом. Таким и остался не только в памяти, но и на фотографиях: тут у нас Его Превосходительство Владимир Владимирович на подписании важного государственного документа, там – на званом приёме у высших должностных лиц, а здесь – в окружении верноподданных членов семейства. Ну, вы представляете. Но другое дело на портрете Високосного: тот же самый мужчина, но уже без орденов и знаков отличия, без самодовольной улыбки и царственных поз. Красивый, по-настоящему красивый, обаятельный, жизнерадостный. Отец выглядит таким, каким я его видел в детстве, в те редкие минуты, когда он снимал с себя маску важности и становился заботливым и нежным папой. Поэтому этот портрет мне дороже всего.
