– Мой… желудок… О, Боже… Ох, меня сейчас стошнит!
Джек помог дочери подняться и проводил ее по коридору до ванной комнаты. Мгновение спустя он вернулся. Он выглядел озабоченным и немного беспомощным.
– Должно быть, она съела что-то не то, – сказал он. – У нее почти на все аллергия. Но как только я отвезу ее домой, у нее все пройдет.
– Послушай, папа, тебе не стоит оставлять Грейс, – сказал Бен. – Я завезу Ханну по дороге домой.
– Если ты действительно…
– Папа, я же сказал, я о ней позабочусь.
На мгновение что-то жесткое и колючее промелькнуло в лице Бена, так похожего на мужскую модель Ральфа Лоурена. И Грейс заметила это.
Несколько минут спустя появилась Ханна – бледная и слегка дрожащая, но спокойная.
– Я провожу вас обоих до машины, – сказал Джек, крепко прижимая ее к себе, а она сразу же спрятала лицо в мягких складках его свитера.
– Ты просто хочешь убедиться, что она по-прежнему на месте! – рассмеялся Бен. – Грейс, простите, мы бездельничали и не смогли вам помочь убрать посуду. Ужин удался на славу. И мне нравится ваш дом. – Он хлопнул Криса по плечу. – Эй, друг, не останавливайся на достигнутом, продолжай попытки.
– У-гу… мммм, – пробормотал Крис, слегка подвинувшись, но по-прежнему стараясь держаться подальше от группы, собравшейся у двери.
– Теперь получше? – спросила Грейс Ханну, помогая ей надевать пальто. – Я не могу отделаться от чувства вины. Зря я подала торт, он слишком жирный, да еще после всего, что мы съели. Да еще и орехи…
– Вы сказали "орехи"?
Ханна резко повернулась и уставилась на нее, не успев вдеть вторую руку в рукав.
– Ну да, это как раз то, чем торт…
– О, Боже! У меня же аллергия на орехи. Я думала, вы знаете.
Наблюдая за Ханной, которая – такая маленькая и беззащитная – торопливо выходила из дверей ее дома, как бы зажатая между высокими фигурами отца и брата, Грейс внезапно ощутила острый укол вины, ведь наверняка Ханна или Джек предупреждали ее, а она забыла.
Она вдруг почувствовала, что устала и измучилась настолько, что ей безумно захотелось лечь. Горячая ванна и – в кровать. Когда Джек проводит детей и вернется, она его тоже отправит домой. Грязную посуду оставит до завтра. Все остальное тоже подождет до утра.
Крис, чувствуя ее настроение, безмолвно, словно хозяин похоронного бюро, шел сзади. Схватив куртку с вешалки в прихожей, выдержанной в стиле эпохи королевы Виктории, он в мгновение ока очутился у двери.
– Я буду у Скалли… – пробормотал он.
– Ты же только что пришел оттуда.
Для нее не имело значения, что его лучший друг живет этажом ниже, это был вопрос принципа. К тому же Скалли всего одиннадцать лет. Почему Крис не дружит с ровесниками?
– Это ведь ты мне сказала, что я должен вернуться к ужину, – напряженно, но с настойчивой терпеливостью напомнил он.
Грейс чувствовала себя настолько опустошенной, что, наблюдая за тем, как он уходит, понимала, что не в состоянии остановить или хотя бы выбранить сына.
Чувствуя безумный приступ головной боли, Грейс направилась в ванную комнату за аспирином и тут обнаружила, что стоит только подумать о том, что получила всего сполна, как происходит какая-нибудь новая неприятность.
На полу, словно послесловие к злополучному ужину, красовалась лужица рвоты.
Надев толстые резиновые перчатки, она опустилась на колени и, едва сдерживая слезы и тошноту, принялась отмывать пол. В этот момент вошел Джек. Несколько секунд он смотрел на нее, а потом поднял, поставив на ноги.
– Тебе не надо бы этого делать, – мягко сказал он. – Я сам уберу.
– А почему не я? – раздраженно бросила она. – Только потому, что она твоя дочь? Из-за того, что мы никогда не станем так близки, что будем одинаково нести ответственность за то, что происходит с твоими и моими детьми?..
Слезы жгли ей глаза.
– Нет, Грейс, дело совсем не в этом, – сказал он, и его рот, показавшийся ей странно уязвимым на энергичном и испещренном морщинками лице, растянулся в иронической полуулыбке. – Я просто подумал, что тебе сегодня и без того досталось от Ханны.
– Это оказалось совсем не так уж и страшно, – сказала она и вдруг поймала себя на том, что соглашается с ним. – Ну, хорошо… Хотя это и не было ложем из розовых лепестков.
– Но ты справилась с трудностями вполне профессионально.
Он положил большие руки ей на плечи, и его улыбка стала таять, уступая место извиняющемуся выражению лица, в котором читалось сожаление о случившемся.
– Джек, значит, все вот так и будет продолжаться? Грейс почувствовала легкую дрожь.
– Я люблю тебя, – сказал он серьезным тоном, – и не хочу ставить в трудное положение.
По всему было видно, что ему стало неловко и он избегал ее взгляда.
– Значит, на большее ты не готов?! – вспылила она. – Будем спать каждый в своей квартире? Время от времени станем устраивать семейные сборища только для того, чтобы организовать очередной сеанс мазохизма?
Он молчал, и только глаза отражали его смущение. Когда он заговорил, голос его прозвучал взвешенно и вдумчиво.
– Я бы очень хотел сказать то, что тебе хочется услышать. Но ты права, все еще больше усложняется из-за того, что ситуация зависит не только от нас двоих. Давай постепенно, шаг за шагом продвигаться вперед.
Джек страстно хотел предложить ей большее… Намного большее. Пойдет ли он на это и сможет ли он это сделать… Если бы не разница в их возрасте. Если бы их дети – Крис и Ханна – не сопротивлялись их союзу так яростно.
Несколько минут тому назад, ожидая внизу вместе с Ханной, когда Бен подгонит машину, Джек впервые заглянул или, точнее, впервые позволил себе заглянуть в темные глубины ее сознания, чтобы разобраться, почему дочь чувствует себя такой несчастной. Да, временами она ведет себя возмутительно. Да, она жестка и холодна к Грейс. Но за ее нарочитой грубостью скрывается маленькая девочка, которая чувствует себя одинокой и покинутой, не в силах удержаться от выпадов против человека, в котором видит причину своих невзгод.
На мгновение он прикрыл глаза и, словно заново просматривая видеозапись, еще и еще раз переживал сцену, когда они стояли с Ханной внизу.
– Не надо, папочка. Правда, со мной все в порядке.
Едва уловимым движением она отодвинулась, многозначительно отстраняясь и от него, и от неуклюжей попытки утешить ее.
Она не заплачет: он знал, что она такая же упрямая, как и он сам. Но если бы страдание имело свое лицо, то оно было бы таким, как у Ханны в этот момент. Он тосковал по прошлому, когда мог схватить ее в охапку и прижать к груди, оберегая от опасности. Теперь она стояла рядом – тростинка на ветру, готовая сломаться.
