В нашу первую ночь он любил меня так же безыскусно, как и дышал, и, вытягиваясь в истоме, я едва удержалась от слез. Что бы не следовало дальше, я уже не могла сомневаться в той искренности, с которой он так щедро отдавал себя на мою милость либо подчиняя меня своей власти.
Я готова была часами наслаждаться близостью восхитительного тела, которое природа творила с несомненной любовью, но все же это не было главным в наших отношениях. Плотская страсть была лишь самым простым выражением той связи между нами, существование которой нельзя было не признать. Мне было достаточно его молчаливого присутствия.
Мне стало казаться, что я физически ощущаю его, и могу слышать отзвуки его чувств. Я убеждалась в этом, явившись к нему прямо с утра, на несколько часов раньше обычного, что бы услышать: 'Я думал о тебе', или неожиданно нагрянув вечером, что бы убедиться, что он пытается скрыть очередной приступ дурноты.
Больше всего это было похоже на сумасшествие.
— Я пугаю тебя?
— Немного. Ты изменилась, — Жермен коснулся пальцами моей щеки.
— Я больна тобой. Наверное, это смешно?
— Не знаю, — он покачал головой, — такого со мной еще не было.
— Жермен… — я была потрясена, — неужели у тебя никогда не было девушки? Ты никогда не встречался с женщиной просто так?
— Как-то не до того было.
Он улыбался, но говорить об этом ему было явно неприятно. Что бы знать об этом, мне было не обязательно видеть его лицо. Мы были связаны с ним.
Иногда меня это пугало. Неизвестность всегда пугает. Я представить себе не могла, чем кончится наш роман. И к самому Жермену было много вопросов. Возможно, это не беспокоило бы меня настолько сильно, если бы он так старательно не уклонялся от личных тем.
Несколько раз Жермен уезжал.
— По делам? — спрашивала я, пытаясь унять любопытство.
— Вроде того, — он не считал нужным объяснять, куда он едет и когда вернется.
А возвращался он обычно еще более… нет, не грустным, не мрачным, не подавленным — отстраненным. Словно каждый раз ему приходилось идти ко мне не просто из конкретного населенного пункта, но из неведомой и, как видно, абсолютно безрадостной дали.
Несколько раз, когда мне приходилось выбираться в столицу по поводу развода, так как Морис упорно стоял на своем, Жермен меня сопровождал, но это была скорее тяжелая обязанность для него. Я долго не могла поверить в это, но ему и правда было неуютно и не приятно во всей должной быть привычной обстановке.
Жермен не протестовал, когда мы останавливались в гостинице, и мы редко выходили куда-то еще, тем более, что даже тогда он выбирал тихие, мало известные, хотя, безусловно, уютные и романтичные места.
— Такое впечатление, что ты меня стыдишься, — как-то в шутку заметила я.
— Я просто стараюсь избежать нежелательных встреч, — мои слова его задели, — но если ты хочешь встретиться с кем-нибудь из знакомых, я не могу тебе мешать.
— Мне никто не нужен, — я прижалась щекой к его плечу: восхитительное ощущение.
Правда, мелькнула у меня как-то одна мыслишка, что подобная простота в пристрастиях, объясняется еще и ограниченностью средств. 'Моих' денег он не принимал, я, собственно, не настаивала, понимая, что в противном случае опять поставлю его на положение содержанца. Но любопытство подавить не удалось.
— Ты получил наследство от какого-нибудь дядюшки?
— Ты о чем?
— Ты живешь в Тьерри уже больше полугода, ни разу не связавшись со 'старыми знакомыми', но особой нужды не испытываешь.
Жермен ответил на мой щекотливый вопрос весьма непринужденно.
— Видишь ли, Делиз, я и правда не собирался возвращаться.
— Ты… Ты продал дом?!
Так вот почему он жил вместе со мной в номерах: не из-за щепетильности, не из каких-либо других соображений. Он просто распродал все, что у него было, перед отъездом отрезая себе пути к возвращению.
— Делиз, так устраняется основная статья расходов, — несмотря на тон, бухгалтера Жермен не напоминал даже тенью, — Кроме того, в Тьерри нет необходимости в дорогом экипаже, модных штучках, шмотках, цацках… У меня были небольшие личные сбережения, которые поверенный вовремя удачно вложил. Не поверишь, Альберт честный малый… Так что, проценты позволяют мне сейчас жить скромно, но независимо.
— И… тебе нравится, как ты сейчас живешь?
— Почему нет? Можно сказать, я добился того, к чему стремился.
Мне показалось, что он имеет ввиду не совсем то, с чего мы начали. Какая-то недоговоренность была в его словах, но к этому мне было не привыкать. В конце концов, это была его жизнь.
— Ты не боишься одиночества?
— Почему же, боюсь. Но иногда оно бывает просто необходимо.
Я не могла не согласиться, несмотря на то, что мы имели ввиду разные вещи.
Пешие прогулки по Парижу помогли мне узнать, что он, оказывается, довольно неплохо разбирается в искусстве и знает историю, во всяком случае, отнюдь не невежда. Эстет, умеющий во всем видеть красоту и мимолетность времени, — он очаровывал навсегда!
После нескольких его замечаний о Дю Тампль, я удивленно спросила:
— Откуда ты это все знаешь?
Жермен лукаво улыбнулся.
— Ну, не все, конечно. Образования у меня нет, но память хорошая.
Свобода опьяняла. Была для меня неизъяснимая прелесть в том, что бы обходится без уверений в любви до гроба и фальшивых обещаний, которые все равно никто никогда не выполняет. Мне было хорошо здесь и сейчас, и я не хотела задумываться о будущем.
Святая уверенность, что все решится само собой.
Жермен, его спокойная нежность, стали моим лекарством. Впервые в жизни, я поняла, что значит быть женщиной, быть желанной.
Я почувствовала, что значит быть необходимой. Я была нужна ему не меньше.
Единственным, что тревожило меня, была болезнь Жермена. Не трудно догадаться, что именно она стала главной причиной резкой перемены в жизни. Частое недомогание, приступы головокружения и беспричинной слабости не проходили, не смотря на лекарства. Я не смела расспрашивать его, ограничиваясь обычными вежливыми вопросами.
Неизбежно, когда двое людей на столько близки, проводят вместе так много времени, — все труднее становиться представить себя по отдельности, допустить мысль о расставании. Я не совсем себя понимала, но незыблемая уверенность Жермена в том, что наша связь не может быть постоянной, меня уже раздражала и дразнила. Мне хотелось считать, что я не просто очередная любовница, и он подтверждал это каждым движением ресниц. Я видела, Жермен желает разрыва не более моего, но почему-то ждет его. К тому же, он продолжал отгораживать от меня некоторые стороны своей жизни.
