Тони Китс отрывисто кивает в сторону фойе.
— На крыльце. Парни остановили ее снаружи на случай, если ей не разрешат вернуться сегодня вечером — никто не знал, что ты хочешь, чтобы мы сделали. — Его руки засунуты в карманы. — Ее друзья флиртуют с Бринкманом.
— Бринкманом?
Бринкман — второкурсник и полный придурок, который любит внимание от девушек, парней и всех, у кого есть пульс. Я ненавижу, что он попал команду и что наш тренер подписал его, но мы застряли с ним, девочки любят его, и он чертовски фантастический аутфилдер.
Парень может прыгнуть в высоту на тридцать восемь дюймов, но в комплектацию входит несколько ЗППП.
— Бринкман говоришь? Я думал, что блондинка запала на Дерека.
— Они обе блондинки, — замечает Китс. — Но ты же знаешь, что цыпочки любят Бринкмана, и он, вероятно, их лучший шанс потрахаться сегодня вечером. Никто не хочет связываться с подругами членоблокатора после прошлых выходных.
Жар разливается по моей груди, когда я чешу за ухом, делая глоток из бутылки пива, когда Тони открывает свой рот рядом со мной.
— Девушки похожи на бродячих кошек — ты впускаешь их, даешь им немного молока, и они возвращаются. Кстати, мы — молоко, если ты еще не догадался.
— Я понимаю аналогию, Тон. Спасибо.
Я хлопаю его по спине, допиваю остатки пива и ставлю стакан на ближайшую поверхность. Вытираю конденсат от бутылки о штанину моих брюк.
— Ладно, дай мне пару минут. Я выйду на улицу, чтобы разобраться с этим дерьмом. — Мы стукаемся костяшками пальцев. — Сбегай наверх, ладно? И принеси мою чертову куртку из комнаты Амадо.
Я не буду лгать, мой пульс учащается, когда я толкаю входную дверь бейсбольного дома. Девушка действительно стоит на крыльце, прислонившись спиной к опорной балке, а ее друзья толпятся вокруг Джонатана Бринкмана.
Ее едва можно узнать.
Сегодня холодно, и она одета по этому случаю в джинсы, куртку и темно-серую вязаную шапочку, надвинутую на длинные темные волосы. Это такая вязаная шапочка, в которой можно кататься на лыжах или санках. Или надеть в путешествие по замерзшей долбаной тундре. Или когда вы думаете, что могли бы провести всю ночь на холодном крыльце.
Она стоит, облокотившись на перила, и ни капли удивления не отражается на ее лице, когда я толкаю сетчатую дверь и спускаюсь на крыльцо.
Мой рот, черт возьми, растягивается в ухмылку, когда мы встречаемся глазами, ее брови поднимаются под теплой шапкой. Она покачиваются в мою сторону, когда поднимает две руки, покрытые варежками, посылая мне маленький, полный надежды, взмах.
Она дерзкая.
Я приветствую Бринкмана ударом кулака, и подруги членоблокатора оживляются, когда видят меня, две пары глаз, сияющих от интереса и чрезмерного энтузиазма. Возможно, потому, что я — свежее мясо, в которое можно вонзить их когти, гоняющиеся за бутсами.
Я пожимаю плечами: я здесь не для них.
Я приподнимаю подбородок, глядя на девушку.
— Милое пальто. Выглядит красиво и утеплено. Теплее, чем одежда на прошлых выходных.
— Так и есть. Я порылась в своем шкафу в поисках этого — ну, ты знаешь, на всякий случай.
Троица на крыльце вместе с нами выбрала именно этот момент, чтобы сбежать. Бринкман и две блондинки протискиваются через сетчатую дверь в дом, не останавливаясь, не оглядываясь — не проверяя, идет ли за ними их подруга.
— Я вижу, ты не послушался моего совета. — Она скользит взглядом по моей груди, приподняв брови. — Где твоя куртка?
— Скоро будет.
— Неужели?
— Да. Я заказал её, когда они пришли и сказали мне, что ты здесь.
— Заказал? Что это значит?
Я высокомерно ухмыляюсь:
— У меня есть кто-то, кто сделает это для меня.
— Ну, уж конечно.
Она тоже собирается ухмыльнуться, но улыбка исчезает с ее лица, когда — словно по сигналу — Тони Китс резко врывается в дверь, сунув мою куртку в протянутую руку.
Мои пальцы смыкаются вокруг неё.
Мои плечи вжимаются в неё.
Большие пальцы засовываю в карманы, и я выпячиваю бедро, позируя. Нахально.
— Бум! Куртка.
Ее рот открывается и закрывается.
— Поразительно. Это было…
— Потрясающе? Удивительно?
Я кручусь на каблуках по кругу, как будто ей нужно больше доказательств того, что я задира.
— Да. — Теперь она смеется, теребит шапку, натягивая ее на уши. — Конечно, это один из способов выразить это.
Она делает несколько неуверенных шагов вперед, нацеливаясь на дверь за моей спиной.
— Эй, эй, эй, не так быстро, — говорю я, поднимая руку, не давая ей двинуться к двери, при этом чуть не сбивая ее с ног. Рука скользнула по шершавой ткани ее пальто. — Куда это ты собралась?
Она водит глазами вверх и вниз по моему телу, прежде чем бросить виноватый взгляд вниз, на темный двор. Вздыхает.
— Вот именно, посмотри хорошенько, где ты проведешь еще одну ночь. — Мои руки широко распахиваются, обводя крыльцо. — Потому что мы собираемся провести еще одну ночь на улице.
«Что, черт возьми, со мной не так? Впусти ее, черт возьми».
— Мы?
— Да, все указывает на то, что ты не можешь вернуться внутрь.
Лжец.
— Они действительно не впустят меня?
«Они бы впустили, но тебе не нужно этого знать».
— О. — У нее тихий голос. — Я вроде как надеялась…
— Сегодня не твоя ночь, детка — слишком много людей внутри.
«Заткнись на хрен, Роуди. Зачем ты это делаешь? Просто впусти ее внутрь, чтобы тебе не пришлось стоять здесь с ней — дай ей то, что она хочет».
Она пришла на вечеринку.
Она пришла не для того, чтобы стоять с тобой на гребаном крыльце.
«Но что, если для этого? Она не… она ни разу не приставала к тебе. Заткнись на хрен, идиот».
Господи Иисусе, теперь я спорю сам с собой.
— Мне очень жаль, членоблокатор, все уже решено.
Мной. Потому что я эгоистичный засранец.
Ее руки касаются моей груди, когда она скрещивает их. Она стоит ближе, ее подбородок возмущенно вздернут.
— Если мы собираемся стоять здесь, не мог бы ты не называть меня членоблокатором? Мы оба знаем, что это унизительно.
Она права — называть ее блокировщиком членов унизительно, но внезапно я становлюсь восьмилетним мальчиком на детской площадке, который не знает, как вести себя перед симпатичной девушкой. Я в четырех секундах от того, чтобы дернуть ее за волосы.
Не говоря уже о том, что если бы моя мать услышала, как я называю ее членоблокатором, она бы метафорически надрала мне задницу прямо на следующей неделе.
— Извини. — Я сглатываю. — Есть правила, которым ты должна следовать, если собираешься стоять на этом крыльце со мной, и не быть нахальной — одно из них.
— Тогда это будет очень долгая ночь для нас обоих. — Ее рот морщится.
— Ты же знаешь, как спортсмены любят свои правила и игровые схемы.
Она скрещивает руки на груди, ставя сумку на пол.
— Вообще-то нет.
Моя рука вытягивается, упираясь в дверной косяк и создавая заграждение.
— Мы создаем правила на ходу, и крыльцо дома является новым, созданным специально для тебя.
«Это звучит чертовски глупо».
Ее глаза сегодня ярче, на верхних ресницах черный слой туши.
— Почему ты так поступаешь со мной?
Ее голос звучит почти шепотом, и на какую-то долю секунды я чувствую себя настоящим гребаным придурком.
Но появляется эта чертова ямочка, и все мои лучшие намерения вести себя вылетают в окно. Черт, кого я пытаюсь обмануть? У меня нет лучших намерений.
— Зачем ты это делаешь? Ты должна была знать, что не войдешь внутрь сегодня вечером, раз ты надела шапку вместе с пальто. Ты буквально выглядишь так, будто собираешься кататься на лыжах.
Она раздраженно поднимает руки, указывая пальцем в гостиную, в которой только что исчезли ее друзья.
— Но вы же впустили моих друзей!
— Это было решено советом. Ты не можешь вернуться внутрь.
— И кто этот совет?
Я.
— Это хорошо охраняемая тайна.
— Боже, ты такой раздражающий.
