Я перебирала все возможные и невозможные варианты и, в конечном итоге, так и не смогла прийти ни к какому выводу. Ни одна из версий не поддавалась хоть какому-то объяснению. Ведь всё было хорошо. Игорь уехал по работе, а я чуть позже в роддом. Дозвониться ему сразу не смогла, а потом мне было не до звонков. Но отказываться от своего ребёнка только потому, что тебе не позвонили… Это совершенно не похоже на того Игоря, которого я знала. Он никогда не уходил от ответственности, всегда проверял достоверность каждого факта, даже самого незначительного, и никому не верил на слово. Я всегда гордилась тем, что из него выйдет хороший руководитель. Объективный, ответственный. Ведь решения он принимал, руководствуясь объективным анализом, а не чьим-либо мнением. Тогда почему вдруг решил отказаться от нашей дочки?
Сейчас, когда первые эмоции поутихли, этот вопрос не давал мне покоя. Даже если ему что-то и сказали нехорошее, он обязательно бы проверил всё сам. И ведь он видел дочь. Тогда почему… ПОЧЕМУ он от неё отказался?! И почему он уверен, что я должна это знать?!
Я мучилась от вопросов, которых с каждым днём становилось всё больше, от отсутствия ответов, стала рассеянной и нервной. Настя тоже начала плохо спать, капризничала, плакала, а я никак не могла понять, что её беспокоит. Иногда мне было очень сложно её усыпить, но стоило только самой закрыть глаза, как она тут же просыпалась. Бабуля считала, что моя нервозность передаётся и дочке. Педиатр ставила обычные колики, и я уже не знала, что мне можно есть, чтобы не спровоцировать ещё какую-нибудь реакцию.
И, когда я была готова сама позвонить Богатырёву, раздался звонок. Увидев неизвестный номер, моё сердце затрепыхалось в надежде, что звонит Игорь, которого я так и не вынесла из чёрного списка. Если не считать того, что он постоянно был в моих мыслях и снах, то больше о нём я ничего не слышала. И не видела. Женский голос, раздавшийся из динамиков, разбил мою надежду, и я поняла, как сильно хочу увидеть его. Хотя бы мельком. Звонила бабушкина соседка по огороду. Она сообщила, что бабуля упала и её увезли на скорой. До меня не сразу дошёл смысл сказанного. Я настолько привыкла, что ба всегда была сильной и энергичной, что никак не могла представить её лежащей на больничной койке.
Глава 8
К бабушке в палату меня не пустили. Из-за Насти. Никакие уговоры, что оставить ребёнка мне не с кем, не помогли. Звонить отцу или просить мачеху было бесполезно. Да и не оставила бы я дочь с последней, а папа наверняка на работе круглые сутки. Иногда мне казалось, что он живёт там, чтобы только не появляться дома.
С бабушкой я не смогла поговорить даже по телефону – она спала после операции. Так ни с чем мне пришлось возвращаться домой, и, заходя в подъезд, я вспомнила про дядю Женю. Но, как специально, и он сегодня работал. Мне ничего не оставалось, как оставить ему записку, воткнув её в дверь, так как номера его телефона у меня не было.
После моего немного сбивчивого рассказа дядя Женя собрался ехать к бабушке в больницу, и пришлось его отговаривать, потому что часы посещений, к сожалению, уже закончились.
– Значит, придётся подождать до завтра, – хмуро заметил мужчина, задумчиво потирая подбородок. – Не переживай, Лизавета. Всё будет хорошо, – попытался поддержать меня, но бывалой весёлости в глазах, когда он говорил такое раньше, не было.
Я успела проконсультироваться по поводу бабушкиной травмы: перелом голеностопного сустава со смещением – не самое страшное, что могло случиться, но лечащий врач сразу сказал, если она хочет не только встать на ноги, но и нормально ходить, полежать придётся в лучшем случае месяц, а то и больше, и реабилитационный период будет долгим. Про худший я старалась не думать. Главное, что бабуля жива, и есть шанс на выздоровление.
Это лето я даже не то что не запомнила, я его не заметила. Почти каждодневные поездки в больницу, Настя и бабулин огородик – всё повторялось изо дня в день, как карусель. Ба после того, как немного пришла в себя, больше переживала за свои корнишоны, чем за ногу, которая до сих пор была на растяжке. Дядя Женя оставался с Настей на улице, пока я поднималась в палату, а потом мне приходилось ждать его, чтобы вместе ехать на бабушкин огород.
– Никогда не был сторонником строгого воспитания, но сейчас сам готов привязать твою вредную бабушку к постели, – пожаловался мне дядя Женя, когда мы сели в машину. – Она даже в гипсе готова ползти на свой огород! Опять просила доктора, чтобы её отпустили. Вот что за женщина?! Совсем не бережёт себя! Может это и жестоко, но по мне, пусть дольше её держат с привязанной ногой. Дома лежать она не будет! Ей о здоровье своём думать надо, а она за огурцы с баклажанами переживает. Их купить можно, но ей нужны свои, кровненькие. А то, что она чуть себя не угробила на своём огороде, совсем неважно! Садистом ещё меня обозвала, что я их из шланга полил… Она их, видите ли, леечкой балует!
– Дядя Женя, не сердитесь на неё. Не привыкла она столько времени лежать, – пожалела я, по сути, совершенно постороннего мужчину, который столько для нас обеих делал.
– Да не сержусь я. Сам бы на её месте уже взвыл. Это хорошо, что её до сих пор «на привязи» держат, иначе бы точно уже ползала по огороду в гипсе.
Бабушкин огород – это очень больная тема. Особенно сейчас, когда стояла невыносимая жара, а дождей давно не было. Я специально делала фотоотчёт любимого огородика для бабули. Не для того, чтобы она была спокойна, что там ничего не засохло, а чтобы хоть немного её порадовать – я знала, что для неё он вторая жизнь, второе дыхание. Хотя для меня это непомерный труд.
Я была вымотана настолько, что засыпала сидя, держа дочку на руках, а иногда даже не перекладывала в кроватку, а так и спала, прижав к себе свою крошку. За всей этой суетой мыслей об Игоре даже не возникало. Мне просто было некогда о нём думать, и я абсолютно успокоилась, если можно назвать спокойным тот напряжённый ритм, в котором я жила.
Бабулю выписали в конце августа, но нога была ещё в гипсе. Дядя Женя оказался прав: ба тут же попросилась, чтобы её отвезли на огород. Честно говоря, я никак не ожидала, что дядя Женя, всегда исполнявший её даже малейшие прихоти, не только категорически откажет, но и строго запретит такие поездки, пока она не сможет нормально ходить. И, как бы это ни было странно, но ей пришлось послушаться. Бабуля весь вечер ворчала на «вредного упрямца», но в конце концов сдалась. А мне, точнее нам с дядей Женей, ничего не оставалось, как обеспечить хотя бы маломальский уход за её посадками. Настю я всегда брала с собой. Поездки на машине она переносила прекрасно, а на свежем воздухе дочке было явно лучше. Поэтому я оставляла свою малышку в переносной люльке в тени старой яблони, а сама хотя бы немного старалась помочь дяде Жене.
***
Сегодня Насте исполнилось ровно четыре месяца. Раньше я как-то не обращала внимания на числа – не до этого было. Но сейчас, когда огородные мероприятия (наконец-то!) были закончены, бабуля начала самостоятельно ходить и уже вовсю помогала на кухне, у меня появилось свободное время.
Я стояла у окна и смотрела на первые в этом году редкие снежинки, которые, едва коснувшись земли, тут же таяли. В памяти всплыла картинка, как мы гуляли с Игорем и начался снег. Тоже первый. Игорь держал меня за руки, а я, подняв лицо к небу смотрела, как на меня сверху летели снежные хлопья. Они касались лица и щекотали своими прохладными прикосновениям, тогда как мои пальцы грели тёплые мужские руки. Грустная усмешка коснулась лица – теперь день рождения моей дочери начал другой отсчёт – сколько времени прошло без него.
– Я думала, ты спишь, – окликнула меня ба, вырывая из грустных воспоминаний. – Поспала бы, пока принцесса наша почивать изволит.
Вот как объяснить бабуле, что я боюсь спать, потому что там, во сне, всё совсем по-другому. Там мы – я, Игорь и Настя – вместе. Только я никак не могу уловить черты лица своей дочери. Её образ всё время ускользает, и лишь по тому, как она зовёт меня «мама», а Игоря – «папа», я знаю, что это наша дочь… А потом она убегает в каком-то тумане и словно раздваивается… Я слышу её голос с разных сторон, но не могу найти, кричу, зову… и просыпаюсь в холодном поту от этого кошмара.
