грандиозный праздник. Зара владелица сети магазинов элитного алкоголя и на ее вечеринках невозможно остаться трезвым.
— Если мы идем к Заре, значит, будет много хорошего виски, не так ли? Ї наклоняюсь и целую ее в губы. Ї И кое-кто сегодня заговорит не с итальянским акцентом, а с шотландским, Ї подмигиваю я и выхожу из спальни.
Кофемашина шипит, в кухне витает запах кофе, я стою у окна и наблюдаю с высоты тридцатого этажа, как просыпается город.
Люблю раннее утро.
Эля говорит — это мой единственный недостаток Ї вставать раньше рассвета. Сама она не прочь понежиться в кровати вплоть до обеда.
Наверное, поэтому я хозяин пятизвездочного отеля, а Эля — управляющая в нем.
Если бы любил спать до обеда, то ничего бы этого не было: трудолюбие и целеустремленность — мое все.
К своим тридцати четырем я вполне доволен жизнью.
По-моему не плохой скачок из детдомовского парня, выросшего в провинциальном городке до владельца отеля, чье имя знает в столице каждая собака.
Каждую неделю у меня останавливаются селебрити: от известных актеров и певцов, до футбольных команд, в которых играют звезды мирового масштаба. Ресторан моего отеля отмечен Мишленовской звездой. Многие мои коллеги могут лишь мечтать о таком успехе.
И все вроде бы у меня имеется: слава, деньги, несколько машин S-класса, квартира, загородный дом, который вот-вот построится, путешествия, скоро женюсь на любимой девушке, но…
У меня никогда не было настоящей семьи. Семьи, в которой есть мать, отец, дети, семейное кино, подарки под елкой, детский смех, лай собаки. Мне всего этого не хватало в моем детстве, и живя в детдоме я всегда мечтал, что в будущем у меня обязательно будет большая семья.
Но моя будущая жена категорически против этого…
Вот такой парадокс: она перенасытилась семьей и теперь хочет пожить для себя, а у меня — наоборот.
Из тостера выпрыгивают два ломтика хлеба, отвлекают меня от мыслей.
Ставлю на стол две чашки с кофе, зову Элю на завтрак и достаю из кармана халата звонящий телефон. Сердце пропускает удар:
«Самарин», — светится на экране.
Пока Эля умывается в ванной комнате, отвечаю на звонок.
— Слушаю, Богдан.
— Денис Алексеевич, доброе утро! Я нашел адрес этой Анны и кое-какие данные о ней. Отправил вам на е-мейл. Если еще что-нибудь от меня понадобится, дайте знать.
— Спасибо за оперативную работу.
Скидываю звонок, быстро захожу в мобильную почту.
«Румянцева Анна Дмитриевна, 29 лет, девичья фамилия Павлова. В период с 2016 по 2020 год работала преподавателем английского языка в школе, уволилась по собственному желанию и в данный момент числится безработной. Замужем за Румянцевым Максимом Александровичем, менеджером в страховой компании. Проживают по адресу: р-н Внуково…»
Выхожу из почты, набираю номер одного хорошего приятеля и уже через пару минут мы договариваемся о проведении экстренной ДНК экспертизы.
* * *
Аня
Сердце до сих пор колотится так сильно, словно я только что пробежала марафон.
Смотрю на мужчину, сидящего за столом, нервно тереблю в руках салфетку и отчетливо понимаю: здесь не нужна никакая ДНК экспертиза, и без нее все понятно — Данечка его копия: глаза — маслины, смуглая кожа, слегка вьющиеся темные волосы, высокий лоб.
«Я приехал за сыном», — троекратным эхом раздается в голове, и от этих слов снова кидает в жар.
Я с трудом уговорила его подождать, когда проснется Даня. Проводила в кухню и рассказала все по порядку: с того момента, как сестра узнала о беременности, и до того момента, как я стала матерью своему родному племяннику. Рассказала, как мы с мужем любим Даню, как заботимся о нем и даем все самое необходимое.
— Если экспертиза покажет, что вы отец Дани, умоляю, не забирайте его у нас, — всхлипываю я. — Он живет в семье, где его любят, заботятся, — открываю шкафчик, чтобы выбросить в мусорный мешок салфетку, и оттуда выкатывается бутылка из-под вина.
Чувствую, как щеки обжигает жар стыда, замечаю, как мужчина, сведя брови, смотрит на полупрозрачный пакет с пустыми бутылками, торопливо закрываю дверцу шкафчика и прикладываю руку к груди.
— Вы не подумайте, мы вообще практически не выпиваем, просто вчера… — я хочу сказать, что вчера отмечали мой день рождения и в кой-то веки в нашей квартире был алкоголь, как в дверь настойчиво стучатся.
Иду в коридор и по пути поджимаю губы.
«Блин, блин, блин… Закон подлости, не иначе!..»
Надо же было открыть этот шкафчик…
Открываю дверь, и в квартиру буквально вваливается Максим.
Пьяный, куртка и штаны грязные, от него воняет так, что можно и самой в секунду опьянеть.
— Ну ч-что, Павлова, ус-с-пела п-подумать, прощать меня или нет? — невнятно говорит он и громко икает.
— Макс, давай не сейчас, — закипая от злости, сверлю его взглядом и жестом показываю замок на губах.
— А че-чего это не сейчас? — парирует он. — Ты застукала меня со своей подругой в нашей к-кровати, так? Так! — снова громко икает Макс. — Но не выгнала из дома, верно? Верно! А все почему? П-правильно: потому что без меня ты не сможешь усыновить Даню. Я так п-понимаю, конфликт исчерпан? Мы забываем об этом нелепом к-конфузе и живем дальше, да, милая?
Макс тянется ко мне губами, я не сдерживаюсь и ударяю его по щеке, в этот момент слышится плачь Дани, и мужчина буквально вбегает в детскую.
— А это еще кто такой? — держась за щеку, Макс округляет глаза, скидывает с ног обувь и собирается пройти в комнату. Но я хватаю его за куртку
Ї Это, скорее всего, отец Дани! Ї шиплю ему в лицо, чувствую, как глаза жгут слезы. Ї Если у меня из-за тебя заберут ребенка, то я… То я не знаю, что с тобой сделаю, Румянцев.
Резко отпускаю его, указываю на дверь.
Ї Ради бога, уйди куда-нибудь. Не показывайся ему на глаза в таком виде. Ї И, глупо надеясь на то, что он выполнит мою просьбу, быстро иду в комнату.
Ї Привет, сорванец, Ї тихо говорит мужчина, склонившись над кроваткой. Ї Плакать не будешь? Ї подмигивает он и тянет руки к Дане.
Ї Давайте я его возьму, Ї быстро подбегаю к кроватке, беру на руки сонного Даню. Ї Он… он может испугаться, Ї поясняю я, прижимая малыша так крепко, словно его вот-вот у меня отнимут.
Мужчина скрещивает на груди руки, переводит взгляд за мои
