Это наша самая большая боль. И сейчас, когда я смотрела в глаза мужу, первым необдуманным желанием было уступить, сделать то, что хочет Бестужев, а в обмен он похоронит нашу историю. Но если поддадимся, то признаем, что это правда. Дадим в руки совершенное оружие против нас. Бесконечный источник для шантажа.
Я болезненно и жадно рассматривала Эмиля. Он всех убил – кто участвовал и знал об этом. Было одно «но», после насилия осталось видео… а что если запись у Бестужева? Сделай что-нибудь!
Эмиль думал о том же:
– Если пойду на его условия, нас всегда будут шантажировать, – хрипло сказал он. – А если у него доказательства и он их обнародует… Что теперь делать?
Он неосознанно взглянул на мой живот. Горе в глазах мужа было выразительным, я видела, как его трясет. В очередной раз Эмиль не мог меня защитить и боялся, что я не перенесу огласки. Тем более беременная.
– Он при всех меня… унизил. Пришью эту мразь, – пробормотал он, задыхаясь. – При всех сказал, сука!
У него сорвался голос, а из носа выкатилась струйка крови, пачкая губы. На белой сорочке расцвели ярко-красные пятна. Дрожащими пальцами Эмиль размазал ее по подбородку.
– Эмиль! – испугалась я. – Господи…
Я скомкала салфетку со стола, подошла и прижала бумагу к носу. Кровь быстро пропитала ее и замарала пальцы. Я положила ладонь Эмилю на щеку, чтобы не отворачивался. Перенервничал. Моему мужу сорок, у него нет вредных привычек, но масса стрессов и возраст… Он себя до смерти доведет.
– Успокойся, – шепотом попросила я. – Все хорошо, слышишь? Ничего страшного не случилось, мы справимся. Только успокойся, умоляю.
Я тебя люблю… Мне все равно, что они придумают.
– Пошел он со своим шантажом, – шептала я. – Пусть делает, что хочет. Не прогибайся. Пусть обнародует, я все выдержу.
Тревожно заныл живот. Эмиль приобнял меня одной рукой и от ощущения горячей ладони на пояснице стало легче.
– Это Андрей, – он раздраженно перехватил салфетку и тверже прижал к носу. – Больше некому… Он связан с семьей Бестужевых, это он нас слил.
Закусив губу, я прошлась по кабинету. От движений разнылось сильнее и я остановилась. В то, что нас слил Андрей, не верю. Мужу не объяснить, он не видел, как Андрей просил прощения, каялся... Был влюблен в меня. Он не стал бы давать в руки наших врагов такой козырь.
– Это не он, – я обернулась.
Эмиль, опираясь на стол, пытался остановить кровь. Везде, даже на полу, валялись окровавленные салфетки. Грудь в красных пятнах тяжело поднималась.
– Кто тогда?
– Не знаю… Но не он. Андрей сам ненавидит эту историю.
– Нужно выяснить, как он связан с Бестужевым, – решил Эмиль.
После того, как я его поддержала, он успокоился. Начал соображать, искать решение. Мне вновь было на кого положиться. Когда я увидела, что Эмиль растерялся – это заставило мобилизоваться, но испугало. Я привыкла, что муж мне опора, а не наоборот.
Нас оборвал стук в дверь.
– Да? – Эмиль развернулся ко входу, на пороге вновь стоял Антон.
– Гости расходятся, – он заметил кровь на сорочке Эмиля.
– Ну и пошли они на хрен, – буркнул Эмиль, все еще прижимая к носу салфетку. – Охранник раскололся?
– Говорит, его заставили сказать. Он в разводе, жена в Москве живет с ребятишками… Говорит, ему прислали фото детей, на прогулке, в школе, все дела. Сказали, в последний раз их видит, если не сделает этого. Велели написать письмо и все тебе выложить сегодня.
– Кто? Бестужев?
– Он не знает. Общались по телефону.
– Твою мать… Осла этого пока подержи. Пошли людей в Москву, пусть привезут его семью… У тебя дети есть?
Тот удивленно покачал головой.
– И к лучшему… Видишь, сколько проблем от них, – голос стал неприятным. – Проверь наших, всех кто вызывает сомнения, со слабостями – увольняй. Детных, кого могут подкупить или шантажировать... Хочет войну, он ее получит. Будем мочить этих сук, Антон.
Дверь захлопнулась, муж в упор смотрел на меня, скомкав у носа салфетку. Красное на белом. Эта картина так сильно врезалась в память, что даже спустя годы я могла легко представить мужа, словно видела его собственными глазами.
– Ты меня пугаешь, – пробормотала я, положив руку на живот.
– Что такое? Тебе нехорошо?
– Живот немного болит и устала… Мне нужно прилечь.
– Сейчас, маленькая, ляжешь… Он сам напросился, – сдавленно сказал Эмиль. – Что бы он ни выкинул… забудь. Думай о ребенке и обо мне.
Когда Эмиль вывел меня из кабинета, в доме было тихо. Я легла в прохладной спальне, муж укрыл меня пледом и вышел, предупредив, что через полчаса проверит. В тишине и покое стало лучше. Нервная жизнь больше не для меня. Возможно и не для Эмиля судя по тому, как он издерган. Но разве я сумею его отговорить?
Несколько недель действительно было тихо.
Я не задавала Эмилю вопросов, но видела, что он повеселел, вел себя уверенно, а дальше я не позволяла эмоциям взять верх. Отвлеклась на свою маленькую семью, пытаясь обжиться в роли будущей матери: рассматривала каталоги детской одежды и представляла, какой будет жизнь втроем.
Заново познакомилась с нашей квартирой. По наитию выбрала комнату – в самом конце квартиры, за спальней, кухней и зимним садом, заставленным экзотическими цветами. Мы так и не придумали, что с ней делать… Хорошо бы детскую. И когда Эмиль орал на кого-нибудь в своем кабинете, сюда почти не долетал звук.
Он старался возвращаться пораньше, покупал лакомства. Был ласковым, но… «секс рекомендую отложить». Мы еще раз были у врача. Я рассказала, что у меня болел живот. Она ответила, что явной угрозы нет, но лучше себя поберечь и не нервничать. Близости у нас не было после того минета в кабинете. Я наслаждалась возросшим вниманием и старалась не думать о плохом. Но неизбежно это надоедает всем мужчинам. Я отяжелела, а Эмиль не мог вечно сидеть рядом.
От одного упоминания о Бестужеве у него сводило челюсти. Его всегда злило, если его кто-то «обходит». Это черта характера, злое желание откусить голову тем, кто ущемил его интересы. Бестужев не просто бросил ему вызов, а страшно унизил его.
Не буду врать – я боялась этой войны.
Но Эмиль был спокоен, а через месяц даже разрешил покидать дом. Токсикоз сбавил обороты и я вздохнула спокойно. Двенадцать недель… Самых сладких, самых спокойных. Мы были вместе и наслаждались любовью. Еще все было хорошо.
Первый удар незримой войны случился на тринадцатой неделе.
Глава 10
С утра пекло не так сильно для июня и мы собирались к врачу. Я не ела и отказалась от кофе, хотя мужу сварила – очень нервничала.
– Ты думаешь, девочка или мальчик? – со страшным волнением спросила я.
С тех пор, как я проснулась, меня занимал только этот вопрос.
Эмиль был до подозрения спокоен.
– Мальчик.
– Откуда ты знаешь? Ты же не знаешь точно. А если девочка? – допытывалась я. – Ты расстроишься?
– Успокойся. Скоро все узнаем.
Моя семья обретала все более реальные очертания. Сегодня нам скажут пол ребенка, выберем имя… Но когда мы добрались до клиники, меня занимал только один вопрос – будет ли ребенок здоров. Пару недель назад я сдавала кровь, сегодня должны прийти результаты.
Я привыкла бояться других вещей. Тех, с которыми люди редко сталкиваются. Теперь к списку остальных страхов добавился страх за ребенка. Есть вещи, на которые я не могу повлиять, как бы мне ни хотелось обратного.
В машине я постоянно оглядывалась на Эмиля, искала в муже поддержки. Он так спокоен, словно знает, что с ребенком будет все хорошо… Мужчины не умеют об этом волноваться, пока не столкнутся с проблемой и она не обретет для них реальные черты.
Эмиль копался в своем телефоне и я расслабилась в мягком кресле. Погладила черный бриллиант. Камешек странным образом успокаивал. Какая разница, мальчик или девочка? И я все равно буду любить его, даже если он болен, потому что это наше дитя.
К врачу мы пошли вдвоем, тайно. Заметно еще не было, но я решила, что буду скрывать беременность до последнего. После вечернего душа я долго рассматривала себя: живот уже не был идеально плоским, как раньше.
