можем представить вас как женщину, которой они все хотели бы стать, но не стали. Вы, Ирина, — их несбыточная мечта. Вам почти тридцать лет, а у вас прекрасная фигура, вы модно одеваетесь, красиво выглядите. И самое главное — вы не зависите от мужчины, — Андрей делает на этом акцент. — Вы свободная и самостоятельная. Именно зависимость от мужа угнетает большинство опрошенных нами женщин. Половина из них ответила, что не разводится только потому, что некуда уйти от супруга. Еще тридцать процентов сказали, что им есть куда уйти от мужа, но они не смогут сами содержать детей. Ирина, на подсознательном уровне женщины Печорска хотели бы быть такой, как вы. Мы можем бить в эту точку.
Политтехнолог от Ярослава внушает доверие. Ранее он работал на выборах в Госдуму, а также на парочке губернаторских. У Мельникова безукоризненная репутация, все его подопечные выигрывали выборы с большим отрывом от конкурентов. Ему сорок лет, но выглядит моложе. Кольца на пальце нет.
Впрочем, у Быстрицкого тоже не было кольца на пальце, вдруг вспоминаю. Память отбрасывает меня назад в дом отдыха, когда мы целовались, а потом ужинали. Под внимательным взглядом Льва у меня подрагивали пальцы с приборами в руках. А потом я еще полночи не могла уснуть, ощущая прикосновения его мягких теплых губ к своим.
— А что насчет Быстрицкого? — спрашиваю у Мельникова, задумчиво барабаня длинными ногтями по деревянной поверхности стола. — У него какой образ?
— У него классический: русский, православный, женат, есть ребенок, в армии служил.
— Ну просто идеальный кандидат! — ухмыляюсь.
— Да, так и есть, — кивает головой политтехнолог. — В скандалах не замешан, примерный семьянин, успешный предприниматель, коренной уроженец Печорска. Для людей он свой в доску. А вот вы для них чужая и непонятная. Ну ничего, мы это исправим.
Встаю из-за стола и медленно направляюсь к окну. Уже стемнело, половина фонарей в городе не горит. Под толстым слоем снега разбитые тротуары. А каждое утро тысячи жителей Печорска идут с несчастными лицами на работу.
Работу, которую дал им Быстрицкий.
Его любят. Его боготворят. Но правда такова, что вся работа, которую Быстрицкий создал для жителей города, делает их несчастными. Они не хотят идти на завод и становиться у станка. Они не хотят идти в магазины и раскладывать продукты на полки. Они не хотят садиться за руль такси «Быстро» и ездить по вызовам.
Печорск — это город глубоко несчастных людей. И да, они хотели бы для себя другой жизни. Свободной и независимой. Жизни с глянцевой обложки.
Интересно, а сам Лев счастлив? Или он такой же, как и все остальные триста тысяч населения?
Стал бы счастливый мужчина изменять своей жене?
— Остальных трех кандидатов помимо Быстрицкого, — мои размышления прерывает голос политтехнолога, — можно даже не брать в расчет. Там два местных депутата и один бывший глава муниципалитета. Они лишь видимость альтернативы Быстрицкому. У них ноль шансов.
Разворачиваюсь корпусом к Мельникову.
— Как вы планируете мочить Быстрицкого?
— Еще не думали об этом. Надо что-то на него нарыть.
— Он изменяет своей жене, — произношу пылко.
Политтехнолог удивленно хлопает глазами.
— Точно?
— Да.
— Откуда вы знаете?
— От достоверного источника, — решаю не говорить правду.
— Если это так, то замечательно, — Мельников загорелся энтузиазмом. — Его образ примерного семьянина мы разобьем в пух и прах. Надо только подумать, как именно.
— Подумайте.
— Так, и насчет завтрашнего дня. Спичрайтер подготовил вам речь, — Мельников переводит тему.
Шумно выдыхаю. Центральная избирательная комиссия закрыла прием заявок от желающих пойти на выборы мэра. Завтра все зарегистрированные кандидаты предстанут перед горожанами на центральной площади. Нужно будет презентовать себя перед людьми, сказав короткую речь в микрофон.
Это будет мой первый выход в свет как кандидата на выборы мэра. И моя первая встреча с Быстрицким после той ночи.
Ирина
— Все готово, — объявляет визажист и разворачивает меня к зеркалу.
На моем лице едва заметный нюдовый макияж, волосы собраны в ракушку. Я сижу в так называемой гримерке, выделенной мне в Доме культуры Печорска. Через полчаса нужно выходить на сцену на улице и представлять себя жителям города. Мороз где-то в районе минус двадцати, а люди уже собираются на площади.
— Спасибо.
Девушка незаметно удаляется, а я беру в руки свою речь и принимаюсь снова ее перечитывать. Испытываю легкое волнение. И это странно, ведь на самом деле меня не испугаешь публичными выступлениями.
Я выступала с речью в десятом классе на выборах президента школы. Затем я выступала с речами в университете на выборах президента факультета, а затем и всего МГУ. Я умею держаться перед публикой, я умею отвечать на острые вопросы, я умею убеждать.
Но почему-то перспектива оказаться через полчаса на сцене перед жителями Печорска разгоняет по крови легкий страх. А как подумаю, что я буду не одна, а с другими кандидатами, один из которых Быстрицкий, так и вовсе дурно становится.
«Соберись, тряпка!», приказываю себе.
Но как я ни пытаюсь сконцентрироваться на речи, не получается. Скорая встреча с Быстрицким не даёт покоя. Как мне себя вести? Сделать вид, что мы незнакомы? Или сухо поздороваться и отвернуться? Надеюсь, зная теперь, кто я на самом деле, он сам не захочет со мной разглагольствовать. Все-таки одно дело — голая незнакомка на дороге, а совсем другое — твой соперник на выборах.
За десять минут до начала выступления я поднимаюсь с крутящегося кресла и еще раз оглядываю себя в зеркало. На мне строгий брючный костюм темно-синего цвета, сверху будет норковая шуба до колена. Я долго размышляла, какую верхнюю одежду надевать: дорогую шубу или простой пуховик. Все-таки выйти в мехах к людям, зарплата которых меньше, чем стоимость набоек на моих сапогах, — не лучшая идея.
Но, зараза, здесь очень холодно! Просто околеть можно. А со сцены нельзя будет уйти, пока не выступят все кандидаты. И фиг его знает, на сколько они затянут свои речи. Достаточно того, что я буду без шапки.
Надеваю шубу, плотно ее застегиваю и выхожу за дверь. Но и двух шагов сделать не успеваю, как распахивается следующая по коридору дверь и появляется… Быстрицкий.
От неожиданности я замираю. Он тоже. Но всего лишь на секунду, потому что уже в следующее мгновение бровь Льва взметается вверх, а лицо принимает
