я.
Поворачиваюсь и отвешиваю мужу пощечину.
Князев прикасается к щеке, которая уже покраснела. Трет ее.
— Это было ошибкой…ошибкой.
—Семнадцать ночей подряд, пока не закончился отпуск?
Его взгляд убивает меня в этот момент. Отталкиваю и бегу наверх. Нужно уехать.
Я не могла. Не могу думать про тот чертов отпуск на новогодних каникулах. Это добивает окончательно, я же почти поверила в то, что ничего не было.
Только один раз, плохой, ужасный, после которого я забеременела, он подкреплял мою ненависть. А теперь что?
Мне нельзя вспоминать, нельзя очаровываться. Нельзя признавать, что понравилось. У нас никогда и ничего не выйдет. Никогда.
Заберу Марка и поеду к маме. Скажу, что соскучилась по ней. Поживу пару дней, а потом решу, что делать дальше. Отец все равно сейчас не в городе, вернется только на следующей неделе. Миша вряд ли станет обсуждать с ним наш конфликт, и уж тем более не будет устраиваться скандалов при сыне.
Я ужасная мать, что думаю об этом, но, пока Марк рядом, Князев меня не тронет. И Марка насильно домой не поволочет. А уж я сделаю все для того, чтобы сын хотел подольше задержаться у бабушки. Он ее обожает.
Хватаюсь за голову и чувствую презрение. Сама себя презираю. Я ужасная мать, ужасный человек. Я хочу использовать ребенка в этих разборках…
Дура. Набитая дура.
Плачу, но все равно распахиваю шкаф и с грохотом бросаю на пол чемодан, следом стаскиваю с плечиков платья, смахиваю с полок джинсы и футболки. Собираю все, что необходимо на первое время.
Не без труда достаю с верхней полки еще один чемодан и бегу в комнату Марка, аккуратно, почти бесшумно собираю его вещи, об игрушках, самых любимых, тоже не забываю.
Когда возвращаюсь к себе, застаю Князева стоящим в центре моей гардеробной, и, кажется, сердце в пятки от страха уходит.
— Это что? — Миша переводит взгляд с чемодана на меня.
— Я решила, что поживу у мамы пару дней. С Марком.
— Мой ребенок будет жить со мной под одной крышей.
— Мы едем в гости.
— Твой отец через час пришлет вас обратно.
— Его нет в городе, — бравирую последним аргументом.
— Забыл, — Князев ухмыляется, а потом просто берет и вытряхивает все вещи из моего чемодана на пол.
Задыхаюсь от возмущения.
В ужасе смотрю на происходящее и понимаю, что никогда раньше не устраивала подобного. Никогда за себя не боролась, а Князев никогда не показывал характер. Никогда не творил всего, что делает сейчас.
— Хватит! — ору на него и срываюсь с места. Подлетаю к мужу и тычу пальцем ему в грудь. — Хватит надо мной издеваться. Что я тебе сделала? Что плохого я тебе сделала, Миша? Разве я заслуживаю всего этого? Семь лет. Я семь лет играю роль примерной жены. Прячусь от всех, никогда не ставлю под сомнение твой авторитет. Ни одна моя подруга даже не догадывается, какая у нас на самом деле «счастливая семья». Не знает ни про одну интрижку. Сколько еще мне придется так жить?
Вцепляюсь пальцами в ткань Мишиного свитера и ору. В доме хорошая шумоизоляция, поэтому Марк не услышит. А я устала. Устала молчать. Устала притворяться. Устала так жить!
— Успокойся.
— А я не хочу успокаиваться. Не хочу и не буду. Я семь лет молчу.
— Молчишь? — Миша как-то отчаянно смеется мне в лицо. — Я семь лет слушаю о том, как ты несчастна! — орет на меня в ответ. — Семь долбаных лет живу с призраком твоего утырка.
Чувствую бегущие по щекам слезы. Как он смеет? Как он только смеет опошлять своими словами все, что было мне дорого?
— Не трогай Влада, — луплю Князева по груди, плечам, не разбирая, куда бью. — Он, в отличие от тебя, мужчина.
— Мужчина?
Миша отдирает меня от себя, крепко сжимая запястья. Встряхивает, а потом прижимает к стене. Нависает сверху.
Он взбешен. Настолько, что я понятия не имею, чего от него ждать.
— Он продал тебя за пятьдесят штук. Твоя цена — пятьдесят тонн зелени, — шипит мне в лицо. — Никто его не принуждал и не угрожал. Он сам свалил, прикарманив бабло. Поняла? — опять встряхивает.
В голове звенит. Что он только что сказал? Влад меня продал? Смешно.
Мог бы придумать что-то более правдоподобное. Улыбаюсь и качаю головой, смотря мужу прямо в глаза, потому что это абсурд. Кем нужно быть, чтобы сказать такое?
— Знаешь, почему я на тебе женился?
— Знаю. Потому что это ты хотел денег! Ты, а не Влад. Потому что ты объединил бизнес с моим отцом и…
— Дура!
Миша разжимает пальцы и делает шаг назад.
— Если ты решишь забрать моего ребенка, я тебя из-под земли достану и притащу обратно. Поняла меня?
— Пошел к черту. Пошел вон. Убирайся, убирайся!
— Ты меня услышала? Услышала, я спрашиваю?
— Ненавижу, — хватаю с полки коробку с часами и запускаю ее в Князева. — Убирайся и свои идиотские подарки забирай. Мне ничего от тебя не надо. Ничего. Все забирай, — выдвигаю отсек и смахиваю все украшения, что он мне дарил, на пол.
— Мама? Папа? Вы чего?
Издаю какой-то нечеловеческий звук. То ли всхлипываю, то ли визжу. Рука так и остается висеть в воздухе, а тело простреливает высоковольтным ударом тока.
Поворачиваю голову и смотрю на сына. Он стоит на пороге гардеробной, держит в руках игрушечный вертолет и смотрит на нас огромными растерянными глазами.
— Это потому, что я упал? Я больше так не буду. Правда-правда.
В сердце в этот момент вонзается игла.
— Марк, — Миша улыбается и подхватывает сына на руки, — нет, конечно, — мягко смеется, гораздо быстрее начиная контролировать ситуацию, в отличие от меня. — У мамы полочки в шкафу сломались. Все упало, видишь, какой бардак?
Марк кивает, рассматривая валяющиеся на полу вещи.
Всхлипываю и отворачиваюсь, зажимая рот ладонью. Быстро-быстро растираю щеки, чтобы стереть слезы и хоть немного прийти в себя. Натянуть улыбку. Кривую, неестественную…
— Мама…
— Что, мой хороший? — поворачиваюсь и подхожу к сыну, который сидит на руках у своего отца.
— Ты плачешь?
— Нет, ты чего? Нет, конечно.
— Мы с папой все починим, да, пап? — смотрит на Мишу, и тот кивает.
