не сразу соображаю, что до сих пор сижу с Князевым рядом, что его рука все еще на моей талии, а моя голова на его плече. Когда доходит, резко запрокидываю голову.
Сталкиваемся глазами.
Миша вытирает слезу на моей щеке кончиками пальцев, а у меня дыхание перехватывает.
— По-твоему, — произносит совсем тихо, — у нас и правда не было ничего хорошего?
Жму плечами. Что я могу на это ответить?
Нет, конечно, были и хорошие моменты. Они все связаны с сыном, иногда мне казалось, что мы и правда семья. В совместных отпусках, на прогулках, вот на этих вечных завтраках и ужинах…
В том отпуске. Теми ночами…
— Даш…
— Не знаю, — сцепляю пальцы в замок. — Я просто устала тебя ненавидеть. Устала притворяться, что счастлива.
Князев шумно выдыхает. Он так меня и не отпустил. Обнимает.
Чувствую его горячие ладони и мелко дрожу. Что происходит? Почему все это происходит?
— Во-о-от, — Марк бежит обратно с громкими криками с листиком в руке. Там, естественно, нарисованная им наспех картинка.
Я, он и Миша. Все держимся за руки, на небе огромное желтое солнышко.
— Это мы, — довольно вручает рисунок отцу в руки.
— Повешу у себя в кабинете в рамочку.
— Я тогда и маме нарисую, пусть она тоже повесит.
— Конечно, — улыбаюсь, рассматривая картинку.
— Папа, пойдемте на горку.
Марк юлой крутится вокруг нас.
— Ты и так сегодня упал, сынок. Давай завтра.
— Сейчас, мам. Пошли.
Муж первым поднимается на ноги и подхватывает с собой Марка. Мне протягивает руку. Выпрямляюсь, не игнорируя этот жест.
— У меня есть другая идея.
— Какая, пап? Сюрприз?
— Ну, можно и так сказать.
— А какой?
— Узнаешь. Мама, куртку нам возьми, — Миша смотрит на меня.
Я заторможенно киваю и иду в детскую за курткой. Потом соображаю, что, похоже, мы на улицу, и достаю Марку спортивный костюм, кроссовки и шапку. Со всем этим добром спускаюсь в гостиную.
— Давай переоденемся, — бросаю вещи на диван, пока Марк скачет по дивану. Миша в это время складывает что-то из холодильника в пакет.
— Я так, мам.
— Нет. Давай, — киваю на костюм, — переодеваемся.
Сын недовольно морщит нос, но снимает пижамную рубашку.
Помогаю ему одеться, чтобы было быстрее. Липучки на кроссовках он застегивает сам. Змейку на куртке тоже.
— Я готов, пап.
— Отлично. Даш, на твоей машине поедем.
— Ладно.
Лишних вопросов не задаю, потому что чувствую вину перед сыном. Беру ключи, надеваю куртку и ботинки.
Миша вытаскивает из гаража еще один пакет. Только гораздо больше.
Марк пытается заглянуть, что там, но Миша не дает.
— Потом. В машину забирайся, — открывает для сына дверь и берет из моих рук ключи. За руль садится сам.
Мы едем минут двадцать, Марк ерзает в детском кресле в ожидании.
Когда приезжаем в поле, расстраивается. Видимо, ждал чего-то другого.
Но, когда Миша наконец вытаскивает из багажника тот огромный пакет, в котором лежит воздушный змей, сын визжит от восторга.
— Ветра нет, — говорю так, чтобы Марк не услышал.
— Ага, — Миша кивает, а сам помогает Марку держать змея, который летать особо-то и не хочет. — За руль садись обратно.
— Зачем? — туплю, а потом соображаю. — А…
Князев засовывает Марка обратно на заднее сиденье и залезает туда сам.
— Даш, люк открой.
Делаю. Миша высовывается в люк, Марка тащит за собой. Сажает на крышу и держит.
Еду по полю в небольшом ужасе. Марк же не свалится оттуда? Судя по визгам и летящему в воздухе змею, он в восторге. А за безопасность отвечает Миша, не я…
После Князев открывает багажник и усаживает туда Марка. В ход идет все, что он насобирал в холодильнике. Соки, бутерброды и ягоды.
Марк без умолку болтает о том, как ему понравилось запускать змея из машины, и жует бутерброд с колбасой.
Солнце начинает садиться. Поднимается ветер. Ежусь и растираю плечи руками. Накинула ветровку прямо на майку же.
Миша снимает с себя куртку и набрасывает ее на мои плечи. Сам остается в одной футболке.
— Папа, а мы еще так поедем?
— Темно уже. На выходных давай?
— Ага, — Марк пьет сок, а когда снова начинает есть бутерброд, чавкает.
— Марк, некрасиво, — прищуриваюсь, а сама улыбаюсь.
— Я чуть-чуть.
Когда приезжаем домой, Марк бежит в мою спальню и тащит туда Мишу.
— Мама, давай сегодня все вместе спать, папа не будет храпеть.
Храп, естественно, «официальная» версия для сына, почему мы не спим вместе.
Примерно в девять Марк вырубается у меня на кровати, окруженный игрушками, книжками и родителями. Да, мы с Князевым все это время лежим рядом с сыном. Искупаем вину за скандал, выходит?
Поправляю одеяло, целую Марка в висок и поднимаюсь на ноги. Муж встает следом.
Оба молча покидаем спальню и расходимся в разные стороны.
Пока я делаю на кухне для себя чай, слышу, как хлопает входная дверь. Выглядываю в окно и вижу, что Мишина машина покидает территорию дома.
* * *
— А папа где?
Марк толком не успевает глаза открыть, но уже спрашивает об отце.
— На работу поехал. Там что-то срочное.
— Он не будет с нами завтракать?
— Он был очень расстроен и не хотел пропускать завтрак, но ему было нужно поехать на работу, сынок.
Марк кивает, будто и правда понял всю важность отъезда отца, и слезает с кровати. Сам идет умываться и чистить зубы. Даже заставлять не приходится. Удивительно. Но что-то мне подсказывает, что ноги растут прямиком из нашего скандала.
Он ведь и правда решил, что мы из-за него ругаемся.
Мой бедный мальчик. Нет, я просто ужасная мать. Ужасная…
Пока готовлю завтрак, включаю телевизор и попадаю на местные новости, по которым показывают Князева. Он расхаживает по территории своего агропромышленного предприятия и отвечает на вопросы журналиста.
Хочу переключить, но слышу за спиной топот маленьких ножек.
— О, — Марк забирается на стул и с горящими глазами смотрит в экран, — папу показывают. Круто, да?
— Очень, — улыбаюсь и радуюсь, что этот блок не вставили в мою сводку. — Сырники с вареньем или сметаной будешь?
— Сырники? Не каша?
Посмеиваюсь. Завтрак у нас разнообразием не отличается. А сырники
