Окна закрыты, так как мы на втором этаже, поэтому я просто плюхаюсь на табурет рядом с запеканкой, набираю быстрое сообщение папе и достаю ложку из ящика. Ожидая от него ответа, я ем свою еду и просматриваю социальные сети.
— Я, должно быть, жажду наказания, — бормочу я, проводя большим пальцем по одному из селфи Коди. У него такая широкая белозубая улыбка, кожа, загоревшая на солнце, и каштановые волосы со светлыми прядями. Он выглядит так… как полная противоположность этому месту с его ледяными ночами, густыми лесными зарослями и чопорными богатыми придурками. Я имею в виду, что дома тоже есть богатые придурки, но я хожу в школу в Санта-Крузе, так что большинство из них довольно хипповые, даже если у них большие банковские счета. У этих же парней атмосфера старых денег с Восточного побережья.
Через некоторое время я начинаю задаваться вопросом, собирается ли папа вообще мне ответить. Может быть, он рано лёг спать? Или у него встреча или что-то в этом роде?
У моего телефона сильно разряжен аккумулятор, и сегодня утром я забыла своё зарядное устройство.
— Боже, мне реально не везёт, — говорю я вслух, и мой голос эхом разносится по пустой кухне. Тогда я немного впадаю в отчаяние и отправляю сообщение Черчу Монтегю с просьбой о помощи. Я имею в виду, он же президент студенческого совета, верно? Предполагается, что он должен помогать другим студентам.
Я накрываю оставшуюся часть запеканки, ставлю её в холодильник, а затем мою ложку. На прошлой неделе я забыла вымыть лопатку, и совет назначил мне ещё один день задержания. Такие тупые придурки.
Устраиваясь в одном из удобных кресел в углу, я поджимаю ноги и жду, только чтобы заснуть. Кажется, у меня это вошло в привычку. Когда я просыпаюсь, я протираю свои сонные глаза и оглядываюсь по сторонам. По всему прилавку расставлены свечи, десятки свечей, и все они зажжены.
— Что за… — я вздрагиваю, поднимаясь со стула. Мой телефон с грохотом падает на пол, и я чертыхаюсь, поднимая его. Он мёртв. Засовывая его в карман, я осторожно прохожу мимо свечей, снова направляясь к двери.
Она всё ещё заперта.
Повернувшись, я прислоняюсь к ней спиной и пытаюсь решить, стоит ли мне бояться. К чёрту всё это, я всё равно боюсь.
— Э-э-эй? — окликаю я, немедленно съёживаясь. Это то, что говорит каждая героиня фильма ужасов непосредственно перед тем, как ей перережут горло. — Твой розыгрыш действительно глупый. Свечи? Я имею в виду, давай, ты можешь сделать что-то получше.
Движение из-за угла пугает меня, и в то же мгновение из тени на меня выходит мужчина со стеклянной банкой в руках. Я прижимаюсь к двери, когда он бросается ко мне, отвинчивает крышку и вываливает на меня содержимое.
Сначала я думаю, что это всего лишь несколько веточек и листьев… а потом я чувствую, как по мне ползут мурашки.
Пауки.
В той банке были пауки.
Мне так страшно, что я даже не кричу. Моё дыхание становится прерывистым, и, в конце концов, я стягиваю свой блейзер через голову и бросаю его, прежде чем приступить к пуговицам на рубашке. Эти ленты! Они увидят ленты.
Тихие слёзы льются из моих глаз, когда я лихорадочно отряхиваю рубашку, сбивая восьминогие тела на пол, когда с противоположного конца комнаты раздается пение. Ближайший ко мне мужчина в чёрной толстовке с капюшоном просто наблюдает, как четверо других поднимаются из темноты возле кладовой, напевая какую-то зловещую мелодию.
Они окружают меня, пока я трясусь и вцепляюсь в свои волосы и одежду, пытаясь избавиться от всех этих жутких ползучих тварей. Я серьёзный арахнофоб, прям ужасный. По сути, это мой самый страшный кошмар. Люди в толстовках, свечи — это не что иное, как фанфары в честь ужасов пауков.
— Чак Карсон, — говорит человек с банкой, откидывая капюшон, чтобы показать светлые волосы Черча и янтарные глаза. Они похожи на пряный мёд, такие красивые при свете свечей. Я ненавижу себя за то, что даже думаю об этом в такой напряженный момент, но это так. — Ты был невыносимым засранцем с самого первого дня. Ты признаешь свою вину?
— П-пошёл ты, — выдавливаю я, дрожа и одержимо проводя пальцами по волосам.
— Как ты себя оправдаешь? — мурлычут близнецы, откидывая капюшоны. Двое других парней снимают свои, но уже совершенно очевидно, что это Рейнджер и Спенсер.
— Мы готовы предложить тебе некоторую амнистию, но сначала ты должен покаяться. — Спенсер по-волчьи ухмыляется и скрещивает руки на груди. Рейнджер просто смотрит на меня непроницаемыми голубыми глазами.
— Покаяться? — я вздыхаю, глядя на них всех как на сумасшедших. Моё сердце бешено колотится, а по лицу текут слёзы, и я просто так… так… зла. — Ты хочешь, чтобы я покаялся? За что?
— За то, что был самым грубым парнем в школе, — отвечает Рейнджер, хмуро глядя на меня и взъерошивая свои чёрные с синими прожилками волосы. — Ты был нелюдимым и странным с самого первого дня. Мы даём тебе шанс всё исправить.
— Ты только что забросал меня пауками! — мой голос звучит истерично, и он слишком пронзительный, чтобы в него можно было поверить. Улыбка Спенсера исчезает, и он снова наклоняет голову, прищуривая бирюзовые глаза. Чёрт, чёрт, чёрт, он может сказать! Я помню выражение его лица, когда он схватил меня за запястье, и я просто… запаниковала. — Оставьте меня, чёрт возьми, в покое! — я быстро двигаюсь вперёд и двумя руками толкаю Спенсер в грудь. Если бы он ожидал этого, я бы никогда к нему не прикоснулась, но он так удивлён, что, в конце концов, отшатывается назад и ударяется основанием позвоночника об угол прилавка, опрокидывая несколько свечей и разбрызгивая воск.
— Ты придурок! — кричит он в ответ, вскакивая и бросаясь на меня. Только Рейнджер мешает ему нанести удар в мою сторону. Я размахиваю рюкзаком, сбиваю обоих близнецов, когда они приближаются, а затем проскакиваю мимо них всех, направляясь к двери столовой.
На этот раз она не заперта, и мне удаётся выскочить в коридор, прежде чем Спенсер догоняет меня.
— Ты чёртов мертвец, Чак! — кричит он мне вслед, когда я направляюсь к лестнице. Я не прекращаю бежать, пока не возвращаюсь в своё общежитие.
Думаю, что я спаслась только потому, что он отпустил меня.
Дело в том, что я точно не смогу избегать его вечно, правда ведь?
Глава 6
Нет смысла рассказывать папе о том, что произошло после Кулинарного клуба. Он извиняется за то, что не получил моё сообщение, сказав, что был на заседании школьного совета. Я пожимаю плечами и говорю ему, что меня выпустил уборщик, ничего страшного. Если я настучу папе о том, что сделал Студенческий совет, я настрою против себя всю школу. На данный момент другие парни просто избегают меня, как чумы.
Последнее, чего я хочу — это чтобы все надо мной издевались.
Студенческий совет достаточно хорошо справляется сам по себе.
— Чак, вымой пол, — требует Рейнджер, вкладывая ручку мне в руку. — Ты можешь вымыть всю посуду перед уходом.
— Это не похоже на очень справедливое разделение труда, — бормочу я, когда близнецы подходят и встают по обе стороны от меня, как тюремные охранники. Засовывая насадку для мытья пола в ведро, я приступаю к уборке огромного количества муки на полу.
— Ты пропустил пятно, — говорят близнецы, размазывая воду ногами и оставляя грязные разводы. Мои ноздри раздуваются, но я не сопротивляюсь. Я боролась в течение нескольких недель, и сегодня просто устала.
— Когда закончишь, можешь разложить эти кулинарные книги по алфавиту на полке под окном, — молвит Черч, ставя коробку на прилавок и весело улыбаясь мне. Он наименее злой, и он всегда улыбается, но, когда его улыбка прекращается, лицо становится немного мрачным и пугающим. Он тянется за чашкой кофе и отхлёбывает из неё. Почти уверена, что он пристрастился к этой штуке. Я редко вижу его без какого-нибудь напитка с кофеином в руке.
— Никто больше не пользуется кулинарными книгами, есть все рецепты онлайн, — ворчу я, а потом чувствую лёгкость в кармане. Близнецы украли мой сотовый. Я роняю швабру и оборачиваюсь, чтобы забрать его у них, но они по-дурацки высокие и без особых усилий перекидывают его между собой.
